Клеопатра

А люди, которые только что валялись на земле перед этими обутыми в крепкие сандалики ножками маленькой девочки, подымаются и принимаются за свои обычные дела. Хорошо их унизили! Но они почему-то довольны, улыбаются как-то удовлетворённо, переговариваются, повеселевшие... Хвалят грубую девчонку, вспоминают её отца, Птолемея Авлета:

   — Флейтист ведь тоже мог!..

   — Когда хотел, так и мог!..

   — Что ещё будет, что случится!..

   — ...Флейтист!..

Вспоминают мать Маргариты, носившую родовое имя — Клеопатра — и титул — Прекрасная[9]...

   — Тоже могла, могла!.. Та ещё гадюка была!.. — ухмыляясь и с похвалой явственной...

Поминают даже властную Маргаритину бабку, Клеопатру Веронику. Хвалят её за то, что она кого-то жестоко приказала казнить, с кем-то расправилась как следует!.. Тупо пересказывают легенду о том, что Птолемей Флейтист — не сын своей матери, его якобы родила проститутка из Ракотиса. Впрочем, это значения не имеет; важно, что он сын своего отца, отец всегда считал его своим законным потомком... Принимаются с остервенением и наслаждением ругать молодую царицу Веронику. При ней всё в развале, потаскухи по улицам шляются, все бабы ходят намазюканные, мужнюю жену не отличишь от потаскухи! Цены на хлеб и на мясо растут и растут! В доходном доме квартиру не наймёшь! Кого хочешь спроси, вот кого хочешь, все скажут, что Александрия не годится бедным людям для житья! Здесь богачи купаются в роскоши, здесь только сирийцам да иудеям хорошо живётся! А египтянам-деревенщинам ведь всё равно, что есть на свете Александрия, что нет её! Им лишь бы втридорога продавать на наших базарах баранину, свёклу да фиги! А грекам сейчас живётся хуже всех! Но разве же Александрия не была искони греческим городом? Разве не для греков основал Александр Великий свой великий город?.. А Вероника ни об Александрии, ни о Египте не думает! Ей бы только целыми днями болтаться в Мусейоне, в этом курятнике, толковать о разных глупостях с этими каплунами, астрономами да поэтами! Лижется со своим Деметрием открыто, на всех городских площадях! Молодёжь городская — развратники сделались — хуже некуда! А какова царица, таковы и подданные! Хороший пример подаёт! На всех фонтанах, во всех храмах готова понаставить статуи, какие Деметрий лепит почём зря! Разве при Сотере, при Эвергете город был такой?! Изуродовала город!..

Так говорят, покамест Маргарита бродит по городу, сопровождаемая своими хранителями...

Но разве Маргарита злая? Совсем и нет. Она то и дело упрашивает Веронику, чтобы снова отпустила в один дом на окраине Брухиона. И Вероника, беспечная милая Вероника, отпускает. А этот дом, он старый, ветхий совсем, калитка покосилась, двор вымощен мозаикой разноцветной, изображающей какую-то пляску, но изображение совсем выщербилось, старое уже... В этом доме — школа, где учат маленьких девчонок-рабынь. Элли, хозяйка, покупает их совсем-совсем маленькими, нанимает особливых учительниц... Девочек учат разным искусствам и ремёслам. Более всего учат прясть и ткать, чтобы вертелись остро пёстрые тонкие веретена, чтобы слагались ткани... Царевна, чуть склонив голову, смотрит, как девочки в узких тёмных юбочках и распашных кофточках складывают готовые покрывала, быстро-быстро снуют тонкими руками, проворно... А попробуй, не будь быстрой, проворной, отведаешь хорошей плётки! Но есть среди маленьких рабынь будущие искусницы, которых учат играть на флейте, красиво танцевать, привставая на цыпочки, сладко петь... Но и в этом учении — чуть ошибёшься — плётка!.. Этих девочек и ещё кое-чему учат, Маргарита знает. Их учат, как надо быть с мужчинами, чтобы мужчинам было хорошо, вот чему их учат!.. Но этим девочкам, которые научатся петь, танцевать, ублажать мужчин, им ещё не так худо будет жить. Но более всего в школе госпожи Элли несчастненьких, бесталанных, которые только и выучатся, что обыкновенно прясть, ткать да вышивать. Сидят, согнувшись, будто старушки маленькие, пальчиками судорожно сжимают иголку, глаза испуганно отыскивают в канве нужную дырочку... Но вот и время для отдыха, старый евнух-раб стучит, гремит колотушкой-трещёткой. Девочки, толкая друг дружку, бегут во двор, бегают взапуски, смеются, плюются, кричат друг дружке:

   — Дура!..

   — Сука!..

Госпожа Элли приказывает бить, стегать плёткой за произнесение плохих слов. Такие девчонки только плётки и боятся!..

Маргарита является сюда в сопровождении рабов, нагруженных корзинами. В больших корзинах — жареное мясо, плоды, разные сладости, калёные орехи... Госпожа Элли и учительницы кланяются почтительно... Маргарита знает, что девочки ждут её появления, мечтают, воображают в уме своём, как она появится, и вместе с ней — вкусная еда... Несколько раз сама царица, Вероника, являлась вместе с младшей сестрой. Осмотрела дом, приказала кое-что подправить; велела госпоже Элли получше кормить девочек и не бить их сильно...

   — ...Таких девочек, хорошо выученных ремеслу, танцам, пению и игре на флейте, я сама буду у тебя покупать для дворца...

Наевшиеся девочки грызут орехи, кусают медовые пирожки, весело и мирно играют во дворе... Нет, это не злой город, это добрый город. Все немножко ненавидят друг друга, но всё равно живут вместе; бок о бок, что называется; живут в одном городе...

Потом однажды она пыталась вспомнить, с чего же началась её жизнь. Выплывало всегда одно и то же воспоминание: раннее утро, ещё прохладно перед началом жаркого летнего дня, и ещё прохладно, потому что высоко. Она выбегает на высокую террасу, маленькая, чёрные шёлковые волосы яркие распустились ниже плечиков, ручки и ножки голые, рубашечка белая из тонкого льняного полотна, ворот широкий круглый, с вышивкой — круглой маленькой гирляндой зелёных цветочков. Ей, должно быть, ещё только четыре года. Так она вбегает в жизнь, в свою жизнь, в жизнь других людей, которым предстоит узнать Маргариту-Клеопатру, любить её, сердиться на неё... Терраса большая, широкая... Посреди пустой террасы поставлен бронзовый стол на трёх ножках, а посреди столешницы — круглое плоское блюдо обливное — зеленоватые разводы, чёрные виноградные кисти — ягодной горкой... Девочка подбегает, быстро приподымается на цыпочки — босенькая... хватает чёрную кисточку винограда...

Маленькая царевна красива — блеск зелёных глаз, открытая улыбка — радостность и лёгкое озорство... Эти зелёные яркие глаза, какие не так часто встретишь в черноглазой Александрии, особенно красивы, потому что когда смотришь на эти глаза, невольно представляешь себе такие зелёные драгоценные камни — изумруды сияющие, и тогда и сама царевна-девочка представляется тебе какою-то живою драгоценностью, живою, прекрасной, весёлой...

Был ещё один дворцовый двор с аркадой, вымощенный ровными мраморными плитами, двор, где она любила бегать стремглав, нарочно громко стуча ногами в новых сандалиях, у которых такие звонкие подошвы... Маленькая, она, кажется, больше всего на свете любила бегать!..

И был ещё один дворцовый внутренний дворик с фонтаном, в котором не было воды. И тоже вымощенный мраморными плитами, такими ровными, так ровно пригнанными друг к дружке. И над узким двориком — яркий голубой клок неба — высоко... А крикнешь, закинув голову, и эхо откликнется. А встанешь посерёдке — и ветер вдруг прямо потянет тебя вверх... Отойдёшь к стене, водишь подушечкой указательного пальца по угловатому кирпичу, неровному, шероховатому...

А ещё она помнила рядом с собой сестричку Арсиною — Камамили. Обеих девочек звали в домашнем кругу именем одного цветка — Маргарита и Камамили. Казалось, они и вправду походили на этот цветок, на ромашку; только маленькая Клеопатра походила на ромашку дикую, полевую; а её младшая сестра Арсиноя — на бледноватую беспомощную садовую ромашку. У Арсинои и кожа была светлее, чем у Клеопатры. Арсиноя не любила бывать в городе, город пугал её шумом, готовностью к буйству. Когда подросла, полюбила читать в своей комнате, растянувшись на ковре, подперев левую щёку левой рукой, а правой рукой медленно разворачивая свиток... Две маленькие девочки, на первый взгляд — очень похожие, на самом деле — очень разные. Арсиноя — неуклюжая, не уверенная в себе, то громко смеющаяся, то замкнутая, плачущая, будто попавшая в человеческую жизнь случайно и не понимающая этой тягостной для неё жизни. А рядом Клеопатра — такая живая, такая навстречу жизни открытая, как цветок, расцветший ярко, подымает себя навстречу жужжащей пчеле; а то вдруг сделается вся колкая, будто ёж; но всегда — в жизни, всегда живая!..

9

...Прекрасная... — Клеопатра Прекрасная, о которой известно очень мало, была матерью или старшей сестрой Клеопатры VII, нашей героини.