Клеопатра

   — Где она теперь?

Птолемей отвечал, что Ирас отдана в покои царицы. Маргарита так плакала, так умоляла, так — наконец! — пригрозила покончить с собой, если ей не вернут Ирас, что отец обещал... Ирас возвратилась измученная, на спине её были шрамы от жестокого бичевания.

Теперь Маргарита узнала от Ирас кое-что любопытное о дворе Татиды. Начальница рабынь царицы требовала по её приказу, чтобы Ирас прыгала, бегала на четвереньках и издавала при этом звуки, подобные звериному вою. А когда Ирас отказалась храбро и отчаянно, её били ремнями из крокодиловой кожи и запирали в подземную тюрьму для строптивых рабов. Царицу она ни разу не видала, но наказывали её по приказу царицы!.. Маргарита обнимала Ирас, но та шептала, что надо быть осторожнее, потому что новые рабыни царевны — на самом деле глаза и уши царя! Маргарита возмутилась:

   — Да ведь все знают, что александрийские уличные мальчишки подставляли ему свои зады! Это сейчас он такой строгий, потому что больной... А ты будешь спать в моей спальне всегда, все ночи, когда я только пожелаю!..

Маргарита уже совсем выздоровела, уже никого не боялась, даже Татиды! Она побежала в покои отца, не испросив предварительно дозволения, кричала, требуя аудиенции. Царь сам вышел к ней и повёл к себе. Приказал подать кушанье в малый столовый покой... Маргарита была дерзка, заявила, что нечего следить за ней...

   — Захочу — буду совокупляться с Ирас, а захочу — с кошкой Баси!..

Отец покривил губы, потом усмехнулся и махнул рукой... Через день в его покоях устраивались интимные приёмы, во время которых приближенные пели, танцевали поочерёдно, читали стихи. Сам царь играл на флейте. Все знали, что он порою уединяется с Акилой, которому пожаловал пурпурный парадный плащ; от этих сеансов уединения никакие врачи не могли отговорить Птолемея Авлета!.. Маргарита бранила себя в уме; ведь она же сумела вернуть Ирас, а вот настоять на присутствии Арсинои в парадном зале... Мне всё равно? Я ведь не привязана к ней... И всё равно я себя немножко ненавижу за это!..

Не прошло и года, как отец объявил ей, чтобы она готовилась:

   — Для тебя отделали хороший загородный дом с садом. Завтра тебя отвезут туда... — Он отводил глаза, не смотрел на неё. Она подумала, что он всё-таки хочет сделать её своей... женой?.. И такое случалось у Птолемеев. И у прежних правителей Египта, у фараонов... Да и ей хотелось стать женщиной. Хорошо, пусть это будет отец, так она начнёт. Этот союз уравняет её с Татидой... А потом, потом... Она встретит своего Деметрия!..

Её везли в закрытой повозке, Хармиана и Ирас были рядом. Следом двигалось ещё несколько повозок, нагруженных. Этот поезд охраняли конные стражи. Конечно, это было очень похоже на свадебный поезд. Хармиана казалась взволнованной, она что-то знала. Ирас подрёмывала.

Это свадьба? — тихо спросила Маргарита.

Хармиана сделала утвердительное движение головой. Маргарита подумала, что свадьба отца и дочери будет устроена па египетский лад. Спустя несколько часов пути за городом они приехали в усадьбу. Угасала вечерняя заря, быстро темнело. Сад и дом окружали мощные стены, сильно благоухали цветы, росло много пальм, а также и персиковые деревья. Ещё в повозке Хармиана закрыла её лицо и голову плотным покрывалом, теперь Маргарита почти ничего не видела. Рабыни подхватили её под руки, обхватили ноги, приподняли, понесли быстро, по коридору, должно быть... В маленьком, ярко освещённом покойчике её выкупали в большой мраморной мойне, надушили благовониями, нарумянили щёки, накрасили губы, подвели глаза, чёрным покрасили ресницы и брови, ладони и ступни ног окрасили в красное. Затем нарядили девочку в тяжёлое платье из материи, плотно расшитой толстыми золотыми нитями. В уши вдели серьги с длинными подвесками, грудь завесили ожерельями, голову покрыли золотым венцом в виде круглой шапочки, волосы заплели в девять тугих кос и покрыли косы прозрачным душистым лаком. Женщины не переставали петь протяжную песню о красоте девушки-невесты:

   — Косы твои — долгие реки. Глаза твои — цветы лилейные над водой озера. Губы твои алые, словно кровь лани. Руки твои — цветочные стебли. Груди твои — серебряные щиты. Пупок твой — жемчужина. Женское твоё место внизу прекрасного живота — влажная пещера глубокая, мёдом и благовониями наполненная...

Они, пританцовывая, принесли красный брачный ковёр и бережно обернули её, стоящую прямо, этим ковром. Снова подхватили под руки и за ноги, понесли. Почти бежали. Поставили посреди зала. Светильники и лампы сияли. Отпахнули ковёр. Она невольно зажмурилась и вспомнила Веронику, но тотчас постаралась забыть её, не думать! Сейчас она не должна ни о чём думать! Она должна только ощущать своё тело... В зале собралось много людей. Глаза щипало, потому что веки были окрашены едкой чёрной краской. Она узнала нарядного Потина с его выражением обиды на круглом лице одутловатом. Увидела Теодота, глядевшего с насмешкой. Не было ни отца, ни Татиды, ни Хармианы. Маргарита насторожилась, стукнуло сердце. Углядела писца, скрестившего ноги перед подставкой, готового к труду письма. Серьёзный бритоголовый человек в белом одеянии жреца двинулся к ней. Она поняла, что брачный обряд сейчас начнётся. Невольно она повернула голову, хотя этого не полагалось; ожерелья сильно, громко звякнули. Теодот самолично отвёл завесу, открылась узкая дверь... В залу вступил десятилетний брат Маргариты, старший сын её отца... Она уже знала, что с этим мальчиком она, пятнадцатилетняя, вступит в брак. Это было правильное решение её отца. Он поступал согласно обычаю; более того, он соединял две династические ветви — собственно македонскую и египетскую. Потом она узнала, что отцу пришлось дипломатично, учтиво, но жёстко преодолеть сопротивление родичей Татиды, которые, конечно же, не хотели этого брака!.. Отец был прав, но отец снова обманул её! Она понимала правоту своего отца, но ей хотелось закричать, срывать с себя одежду и украшения... Усилием воли она подавила отчаянное это желание. Стояла прямо, замерев. Мальчик, тоже увешанный ожерельями, на лице — румяна и чернота бровей и ресниц, увеличенная, усиленная краской; голова покрыта золотой диадемой... Он ступал мелкими шажками, боясь запутаться случайно в этом длинном золотом наряде жениха... Он встал рядом с невестой. Женщина позади неё велела ей шёпотом, чтобы она протянула жениху руку. Он протянул руку невесте. За ним стоял Потин. Теодот набросил на сплетение детских рук брата и сестры лёгкий плат прозрачный. Жрец начал говорить... У неё шумело в ушах; она уловила только то, что отец, «великий царь», дарует её брату-супругу титул Птолемея Филопатора, а ей — Клеопатры Филопатры. Она понимала, что отец хочет этим титулованием подчеркнуть: они оба всем, что есть в их жизни доброго, важного, обязаны ему!.. Жрец провозгласил благословение богов над супружеской царственной четой — «... Клеопатра Филопатра, дочь великого царя Птолемея Авлета...» Зазвучали объявляемые пункты брачного договора, писец записывал... Она расслышала, что эта загородная усадьба, где сейчас происходит бракосочетание, даруется ей отцом как свадебный дар...

Новобрачных Теодот, указывая рукой, направил к тронному креслу, пышно убранному. Они воссели и торжественно принимали церемониальные поздравления. Затем одна из женщин сделала Маргарите знак подняться. Маргарита встала. Её снова обернули ковром и унесли...

В прежнем покойчике она наконец-то увидела Хармиану, кинулась, обняла, заплакала... Хармиана молча гладила её по голове. Потом женщины принялись, окружив девочку-жену, раздевать её, разоблачать от брачных одежд, смывать едкие краски с её лица, расплетать косы... Самая старая из этих женщин, старшая, начала говорить грубоватые слова положенного наставления невесте перед началом первой ночи... Маргарита крепко прижала ладони к ушам. Ладони и ступни должны были оставаться окрашенными... Она знала, что в соседнем покое раздевают её брата-мужа. Её в лёгком хитоне повели в брачный покой. Оставили. Успела заметить тревожный взгляд Хармианы. В брачном покое, на краю широкого ложа, застланного красным покрывалом, сидел её брат-муж, мальчик в тонкой рубахе, которого она плохо знала. Он сидел, опустив голову. Его чёрные волосы были острижены очень коротко... Он поднял голову и посмотрел на неё. Взгляд его был неробкий, сердитый, с вызовом, но всё же взгляд мальчишки, подростка... То, что затем случилось, она запомнила смутно... Он оказался неожиданно сильным, хватал её грубо за руки, пытался обхватить, повалить... Она вырывалась, царапалась, толкала его, оттолкнула на постель, выбежала из спальни... Хармиана ждала в коридоре, у двери, обняла накрепко свою питомицу, повела в объятии... Маргарита заснула на полу, на ковре, а её Хармиана сидела рядом, поджав ноги, и не отпускала её горячей руки... Церемонии торжественного представления новобрачных матери молодого супруга не было. Маргарита проснулась поздно, хмурая, её умыли, переодели в новое платье. Хармиана сказала, что надо идти к отцу. Значит, отец был здесь! Или приехал сейчас?.. В комнате отца уже стоял молчаливый мальчик-супруг. Она увидела на его лице несколько подсохших за ночь царапин. Глаза отца были печальными, лицо — весёлым парадоксально.