Страница 1 из 16

Импровиз. Сердце менестреля

Русанов Владислав Адольфович

Владислав Русанов

Ouverture

Эти бездонные глаза цвета утренней морской волны Ланс альт Грегор увидел сразу, как только шагнул в зал. Еще не затих голос распорядителя бала, но лица всех до единого гостей его светлости повернулись к нему – величайшему менестрелю, которого только рождала земля. Десятки и сотни взглядов. Любопытные, восхищенные, оценивающие, наполненные завистью… Не было лишь равнодушных.

Ланс любил вызывать всеобщий интерес. Любил внимание, восторженные рукоплескания, шепотки за спиной и даже откровенные сплетни. Ведь он артист, он живет для зрителя и слушателя, а они живут для него, питают его вдохновение. Любовь или ненависть – какая разница? Для артиста смертельно только одно – равнодушие толпы, забвение. Когда тебя перестали замечать, перестали интересоваться, ты умер.

Он покинул карету под проливным дождем. Не заботясь, что тугие струи ливня хлещут в лицо, проследил, как слуги – братья-близнецы Бато и Бето – отстегнули ремни, удерживающие кожаный короб с инструментами, и, кряхтя, поволокли его по парадной лестнице. Конечно же, его здесь ждали. Ждали и волновались – едва ли не половина гостей, собравшихся на бал ко двору герцога Аркайлского, прибыли сюда исключительно, чтобы послушать прославленного менестреля, а он задерживался. Как назло, карета завязла в грязи, и близнецам пришлось потратить немало времени, чтобы вызволить просевшие по ступицу колеса.

Но он все же явился. Ланс всегда держал слово, и это тоже выгодно отличало его от большинства избалованных менестрелей на просторах всех двенадцати держав. В особенности если он дал слово Регнару – своему давнишнему приятелю, придворному магу-музыканту его светлости. Гофмейстер неодобрительно смотрел на лужу, которая натекла с плаща великого менестреля. Ланс ухмыльнулся и сбросил в нее плащ, небрежно потоптавшись по нему, отер желтую глину с сапог, пригладил ладонями волосы и зашагал в главный зал. Близнецы поспешали следом, пыхтя и утирая мокрые лица о плечи.

– Ланс альт Грегор из Дома Багряной Розы! – провозгласил распорядитель.

Менестрель шагнул через порог, купаясь в восхищении, впитывая всеобщую любовь, скользя по волнам восторга.

Покорные взмаху палочки Регнара, валторны и флейты, басы и гобои, клавикорды и литавры смолкли. В наступившей тишине слышно было, как потрескивают фитили сотен свечей белого воска, зажженных слугами герцога по такому случаю.

Ланс всегда воспринимал слушателей как некую обезличенную толпу. Не из-за непомерной гордости, не из презрения к обделенным магическим даром людям, не от осознания собственного величия. Нет. Просто много лет назад юный музыкант, не вышедший еще из возраста, когда другие мальчишки готовятся стать пажами, до одури боялся упирающихся в него пристальных взглядов. Дрожали поджилки, ледяными пальцами пробирался вдоль хребта озноб, и смолкала скрипка, сбиваясь на жалкий кошачий плач. Тогда строгий и мудрый наставник и посоветовал перестать видеть зал. «Не смотри в глаза, скользи поверх голов. Принимай толпу, как лес, как море, как дождь. Нет деревьев, есть лес, нет капель, есть дождь, нет людей, есть толпа». Мальчишка Ланс попробовал, и ему помогло. С тех пор он поступал так всегда. Есть он, его магия, его музыка, и есть слушатель – многоголовый, многоглазый, многоухий…

Так он намеревался поступить и сегодня. Скользнул расфокусированным взглядом вдоль переднего ряда вельмож, отмечая блеск золотого шитья и огненные блики на гранях драгоценных камней… И вдруг. Эти глаза. Огромные, круглые, обрамленные пушистыми ресницами, удивленно-восторженные. Усилием воли Ланс заставил себя продолжить давно отработанный ритуал. Развернулся лицом к середине зала, где под свисающими с потолка боевыми знаменами на кресле из красного дерева сидел герцог Аркайлский. Его он тоже не видел – на время выступления его светлость сольется с толпой, ибо исключений не может быть ни для кого, но прекрасно помнил седую бородку клинышком, тяжелые мешки под блеклыми глазами, подагрические кисти в коричневых старческих пятнах, расслабленно лежащие на подлокотниках. Менестрель прижал кулак к сердцу и коротко поклонился, держа ладонь левой руки на эфесе шпаги. Здесь, в бальном зале, только он оставался при оружии. Просто все правители двенадцати держав прекрасно знали о его чудачествах и не рисковали лишиться превосходного развлечения, настаивая на соблюдении законов, обязательных для толпы.

Его светлость наверняка кивнул в ответ, да и могло ли быть иначе? Ланс не видел его, но Бато и Бето зашевелились у ног хозяина, извлекая из кожаного короба две скрипки – приму и секунду, палисандровый ксилофон, свирель, настолько потемневшую от времени, что поговаривали, будто ее касались руки одного из первосвятителей, и цистру[1], натертую воском до мягкого блеска. Близнецы ни ухом ни рылом не разбирались в музыке, но за инструментами ухаживали исключительно. И прекрасно готовили выступление.

Вскоре скрипки, свирель и цистра покоились на ажурных резных подставках, а ксилофон занял привычное место у ног менестреля. Толпа затаила дыхание.

Ланс альт Грегор закрыл глаза, набирая полную грудь воздуха…

И едва не зарычал. Он продолжал видеть голубовато-зеленые очи. И черные ресницы, такие длинные, что, попади сюда по праву гордившаяся своей красотой княгиня Зохра с южного острова Айа-Багаан, она повесилась бы на собственной косе.

Что же это за наваждение?!

Тряхнув головой, он заставил себя сосредоточиться на музыке.

Заминка тянулась не дольше двух ударов сердца. Оставалось надеяться, что слушатели ничего не заметили.

Еще один глубокий вдох. Медленный выдох.

Руки альт Грегора взметнулись вверх. В отличие от большинства чародеев-музыкантов он не пользовался палочками. Только пальцы. Обнаженная кожа ладоней, как обнаженная душа менестреля.

Короткая пауза, во время которой установилась такая тишина, что упавший на пол волос загрохотал бы, подобно срубленному столетнему дубу…

Ланс прекрасно понимал, кого сейчас видят гости герцога Аркайлского. Невысокий по меркам северян сорокалетний мужчина в потертом дублете из черной кожи. Без золотого шитья, без серебряного позумента, без галуна – всей этой сверкающей мишуры. Только стальные заклепки в три ряда на манжетах. Тронутые сединой темно-русые волосы менестрель убирал в длинный – ниже лопаток – хвост. Коротко подстриженную бороду украшал серебристый клок под левым уголком рта. На широкой перевязи из воловьей шкуры, которая более приличествовала предводителю наемников, чем прославленному исполнителю, висела старинная шпага. Сейчас таких уже не делали. Ширина клинка – два пальца. Гарда сложная, но невычурная, покрыта благородной зеленью. Деревянные накладки ножен подернуты сетью трещин – холод и жара, проливные дожди и иссушающий зной, морская соль и конский пот. Ланс альт Грегор расставался со шпагой лишь в постели. Да и то не всегда, поговаривали злые языки.

Пора!

Мощный взмах!

Пальцы менестреля рванули незримые магические нити.

Заплакала скрипка-прима. Повела мелодию. Отставая не более чем на кварту, к ней присоединилась секунда. Застонала ниже и чуть гуще. Им ответила цистра злым коротким перебором. Вступил ксилофон.

Покорные магии Ланса альт Грегора, величайшего менестреля двенадцати держав, звуки взмывали, клубились под потолком, сталкивались и разделялись, падали на головы слушателей дождем или, если угодно, праздничным конфетти, закатывались по темным углам, откуда не слишком усердные слуги так и не вымели паутину.

Широкое ларго сменялось привольным адажио, которое переходило в размеренное модерато и, наконец, атаковало огненным аллегро. Трезвучия, семизвучия и девятизвучия. Ноты и паузы. Квинты и октавы, кварты и сексты.

Как всегда, в считаные мгновения Ланс пленил слух собравшейся толпы, заковал в кандалы прихотливой мелодии и повел, подгоняя настойчивыми пиццикато, тремоло, мордентами. Он ощущал власть над людьми, подобно тому крысолову из легенд, очаровавшему детей игрой на дудочке. Прикажи он сейчас гостям герцога, знатным вельможам Аркайла и их семьям, прыгать – запрыгают, как миленькие. Мог заставить смеяться, плакать, петь, танцевать. Взять оружие и свергнуть герцога. Взять оружие и защищать сюзерена до последней капли крови.

Цистра – старинный струнный щипковый музыкальный инструмент, похожий на современную мандолину. Имеет 5-12 парных струн.