Поезд смерти (Сборник)

Дрожащими руками Таджима взял рацию, слова с трудом вырывались из его горла:

– Джим... они... он приближается... повернул направо... ты должен... ты должен просто уйти с его дороги.

Костер, горевший в старой бочке из-под бензина, освещал сгрудившихся возле него бродяг. Они тупо смотрели, как к ним приближается большой трейлер с двумя прицепами. Их интересовало только одно: не тюремный ли это фургон, приехавший за ними. Шофер грузовика, Джон Тиеринк, для большей безопасности поднял стекла и покрепче запер двери машины. Он и днем-то боялся ездить по этому промышленному району, западнее шоссе Нимитц, а в четыре часа утра и подавно – у него просто мурашки бегали по коже. Здесь повсюду были склады, заводы, железнодорожные ветки, заборы с колючей проволокой, брошенные машины и свалки. Вдали виднелись, словно гигантские длинноногие насекомые или пришельцы с Марса, выстроившиеся в ряд портальные краны морской гавани, куда он и направлялся. Луна, еще недавно освещавшая дорогу, скрылась. Дувший с залива ветерок гнал в низину полотнище тумана. Фонари на этих мрачных окраинных улицах едва светились. Сердце Джона сжалось от страха, но он заставил себя улыбнуться. Туристы всегда думают, что Сан-Франциско – шикарный город. Посмотрели бы они на эти закоулки – у них бы кровь в жилах застыла.

Подъезжая к железнодорожному переезду на Седьмой улице, Тиеринк сбавил скорость и осторожно объехал выбоину. Он вез красное вино из долины Напа, предназначенное для отправки – куда бы вы думали? – во Францию! – и не хотел, чтобы осадок в бутылках взболтался. Он был большим поклонником этого вина и всегда возил его осторожно, будто нитроглицерин. Объехал он и кучу газет, валявшихся на мостовой, опасаясь, что под ними может быть битое стекло, а проколоть шину в этом районе – очень не здорово. Но если такое случится, он остановится у тротуара, задраит все отверстия в кабине и будет спать до рассвета. То же самое он сделает, если в порту не окажется грузчиков.

Перегнувшись через ремень безопасности, он потянулся к радиоприемнику и прибавил громкость, чтобы послушать слова старой забытой песни: “Ты всегда опаздываешь”.

– “Ты всегда опаздываешь, – вызывающе запел он назло окружающему мраку, в унисон с великим Лефти Фризеллом, – со своими поцелуями. Почему ты ко мне так относишься?”

Грузовик на самой малой скорости поравнялся с рельсами. В четыре часа утра поезда не ходят, поэтому нет смысла останавливаться... Он просто потихоньку перевалит через рельсы.

Поцелуи опаздывали, но опаздывал и Джон Тиеринк со своим грузом прекрасного вина из долины Напа, потому что в Вальехо его машина шесть раз ломалась. Хорошо еще, что это случилось в Вальехо, а не в порту Окленда. Его старый драндулет доживал свой срок. После разгрузки лучше всего было бы загнать его в залив и забыть о нем, а потом сказать страховой компании, что отказали тормоза.

Сидя в кабине, заполненной звуками радио и его собственным голосом, с закрытыми окнами, он не слышал никакого шума. И только в тот момент, когда передние колеса трейлера оказались на рельсах, его ослепил яркий луч света, идущий справа.

Что это, неужели поезд? Точно! Вот он, вынырнул из-за угла и мчится на него как сверкающий молот!

Джон Тиеринк замер от ужаса, не зная, на что решиться... То ли дать задний ход, то ли попытаться проскочить, то ли прыгнуть из кабины и бежать? Не в силах оторвать взгляд от приближающегося ослепительного пятна, он нажал на газ. Грузовик, протестующе взвыв, двинулся вперед, с трудом таща за собой два груженных под завязку прицепа. Прикинув скорость поезда и оставшееся расстояние, Тиеринк решил, что второй прицеп вряд ли успеет перевалить через рельсы. Он приналег на руль, стараясь заставить машину ехать быстрее. Раскачивающийся прожектор освещал то кабину трейлера, то прицепы, как будто локомотив выбирал место, куда бы посильнее ударить.

В боковое зеркало Тиеринк видел, как последняя пара колес второго прицепа прыгает по рельсам. “Ну, давай, давай! – молил он, слыша нарастающий грохот. – Нет! Слишком поздно!” Он сжался, ожидая удара. Со страшной силой era подбросило вверх, он стукнулся головой о крышу кабины и упал на сиденье.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Он сидел за рулем, очумело уставившись вперед. Двигатель заглох. Свет включенных фар пробурил два туннеля в стене надвигающегося тумана. Он пошевелил руками и ногами, покрутил туловищем. Вроде все в порядке, ничего не сломано. Сзади он слышал удаляющийся рокот колес и нежный булькающий звук. Что это, неужели выливается горючее? На всякий случай Тиеринк выключил фары и зажигание, подождал несколько секунд, чтобы успокоились нервы, потом расстегнул ремень безопасности и открыл дверь кабины.

Радость от того, что он остался жив, быстро сменилась гневом. Поезд, срезав заднюю стенку второго прицепа, вытолкнул его с рельсов на мостовую, тот опрокинулся, и ящики с вином оказались на земле – бутылки с вином валялись на асфальте! Некоторые из них все еще катились к обочине. Вино, залившее дорогу, в мутном свете уличных фонарей было похоже на кровь.

Когда последний вагон поезда скрылся из глаз, оставив позади себя лишь взметнувшиеся волны пыли и бумаг, Джон Тиеринк взорвался от ярости.

– Проклятые железные дороги! – кричал он в ночь, размахивая вслед поезду кулаками. – Почему без сигналов? Почему без гудка? Почему он несется с такой скоростью среди ночи? Сукины дети! Кто будет платить за все это? Всегда платит наш брат, шофер, а железная дорога – черта с два! ...Подожди-ка, – сказал он себе, немного успокоившись. – Пусть платит страховая компания. Это идея! Не было бы счастья, да несчастье помогло!

Внезапно из темноты появилась фигура человека, бродяги. Он медленно, пошатываясь, подошел к фонарю на обочине и стал осматривать обломки ящиков. Было видно, что ему холодно – потертое пальто не защищало от ветра. Бедняга, подумал Тиеринк. Ночует на улице... Да тут еще поезд столкнулся с прицепом рядом с его берлогой. Наверное, в штаны наложил от страха.

Немолодой мужчина осторожно нагнулся, потом выпрямился, держа в каждой руке по бутылке. Повернув их к свету, он внимательно изучил этикетки и, подняв голову к небу, воскликнул: “Спасибо тебе, Господи!”

Рельсы в конце пути исчезали под стальными ангарными воротами пакгауза девятого пирса, который Джим Иган выбрал потому, что только туда потерявший контроль поезд мог попасть, не рискуя сойти с рельсов на крутом повороте. Пакгауз стоял на сваях, забитых в илистое дно залива, и был окружен с боков бетонными платформами, на которых помещались портальные краны, разгружавшие и загружавшие океанские корабли. Над сорокафутовой глубиной вод залива возвышалась защищающая от наводнений дамба. К северу от нее, примерно на расстоянии мили, виднелись консольные пролеты моста Сан-Франциско – Окленд.

Когда Джим выпрыгнул из вертолета, его встретили охранник и трое портовых рабочих.

– Почему ворота закрыты? – закричал Джим на бегу.

– Ждем, когда подойдет сторож, ключ хранится у него, – ответил охранник. – Это не моя обязанность...

– Некогда ждать!

Он повел их к южной стороне пакгауза, где находилось помещение конторы. Подергав замок на двери, приказал охраннику:

– Стреляйте в замок. У нас осталось всего несколько минут. Охранник, худой молодой человек в очках и мешковатой форме, заколебался.

– Послушайте, я не могу этого сделать...

– Делай, что тебе говорят! Мы должны открыть дверь до того, как сюда прибудет поезд. Иначе разольется ядовитый газ. Стреляй! Ну, стреляй же!

Охранник, набрав побольше воздуха, прицелился из своего револьвера – он целился так, будто до этого никогда не держал в руках оружия, – и, закрыв глаза, выстрелил.

Слева от пирса стояло на якоре либерийское грузовое судно, его нос возвышался над крышей пакгауза. При звуке выстрела двое вахтенных выскочили на палубу и подошли к ограждению. Увидя их, Джим закричал: