Солдаты смерти

С громким стуком он упал на пол. Через несколько секунд заключённый недовольно простонал, сел, а потом побежал к своей койке, откуда со злобой посмотрел на врача, бормоча про себя проклятия и ругательства.

– Похоже, ещё одно чудесное выздоровление, – отметила Захара с улыбкой. – Видимо, это одно из твоих многочисленных умений.

– Откуда такое непостоянство в подходах? – произнёс Мусор, и где-то глубоко под его грудными пластинами что-то щёлкнуло и зажужжало. – Вы не считаете, что на фоне продолжающихся жалоб пациента нам стоит провести ряд дополнительных анализов?

– Если я не ошибаюсь, вот этот пациент больше всего жалуется на пищу, – Захара глянула на дага. – А ещё многие тюремные банды уже давно заглядываются на его скальп в качестве расплаты за давние долги. Так, Тагнат?

Даг фыркнул и сделал жест, понятный на всех языках без слов, а затем опять прикинулся мёртвым.

– Вызови дроида-санитара, – приказала Захара. – Пусть отведёт его в камеру, – она вновь посмотрела на 2-1В. – Мусор, ты помнишь, что так и не ответил на мой первый вопрос?

– Простите?

– Мы уже прибыли?

– Доктор Коди, если вы имеете в виду луну-тюрьму Градиент-7...

– "Чистилище" – это и так баржа-тюрьма, Мусор. Куда нам ещё лететь? В открытый космос?

Она терпеливо подождала, не одарит ли 2-1В её одним из своих безучастных и бесчувственных взглядов. После трёх месяцев совместной работы с этим дроидом Захара Коди уже считала себя знатоком подобных реакций, подобно тому, как некоторые люди коллекционировали представителей редких видов с псевдогенетическими полиморфными свойствами или безделушки доимперских культур.

– Мы уже вышли из гиперпространства. Двигатели стоят почти час, а мы не двигаемся с места. Это может означать только одно, правильно? Похоже, что мы уже прилетели.

– Вообще-то, доктор, навигационный компьютер передаёт мне, что...

– Эй, доктор, – короткий палец ткнул Захару чуть ниже спины, – мы уже прилетели?

Захара посмотрела на заключённого-деваронца, растянувшегося на кровати позади неё, а затем вновь обратилась к дроиду-хирургу:

– Видишь, Мусор? Этот вопрос у всех на устах.

– Нет, я серьёзно, доктор, – простонал деваронец, меланхолично уставившись на неё. Его правый рог был перерублен посередине, отчего лицо казалось перекошенным. Он ткнул себя в живот и простонал. – Одна из моих печеней шалит. Я это чувствую. Может, я что подхватил в душевой?

– Могу я поставить более точный диагноз? – 2-1В торопливо обежал Захару, на ходу меняя инструмент в сервозахвате. Компоненты встроенного диагностического компьютера задрожали под нагрудными пластинами. – У представителей твоей расы болезни печени – не редкость. В большинстве случаев ваша кровь с высоким содержанием серебра оказывается лишённой кислорода из-за начальной степени привыкания к приёму...

– Эй, машина, – деваронец сел, показывая богатырское здоровье, и схватил дроида за захват, – ты что там мелешь о моей расе?

– Спокойнее, Гат, он не имел в виду ничего такого, – Захара положила руку на кисть заключённого, и тот отпустил дроида. Она вновь обратилась к 2-1В: – Мусор, почему бы тебе не навестить того трандошана из палаты Б-17. У него опять температура поднялась, и мне что-то не понравились его утренние показатели. Вряд ли он вообще переживёт сегодняшний день.

– Согласен, – дроид просиял. – В соответствии с программой, заложенной в меня в Государственной медицинской академии Риннала...

– Правильно. Встретимся на вечернем обходе, ладно?

2-1В помедлил, поиграв в уме с мыслью возразить, но потом удалился, оскорблённо пощёлкивая. Захара проводила его взглядом – неуклюжие ноги с несоразмерно большими ступнями прошли между рядами коек, стоявших вдоль палаты с обеих сторон. Только половина мест была занята, но и этого ей было много. Как главному врачу на "Чистилище", Захаре было прекрасно известно, что многие её пациенты симулировали болезни, продлевая своё пребывание в медсанчасти, чтобы не возвращаться в "Общее поселение". Однако путешествие было не из коротких, и запасы подходили к концу. Даже с 2-1В перспектива по-настоящему экстремальной медицинской ситуации...

– Вы в порядке, доктор?

Опустив глаза, она поняла, что деваронец наблюдал за ней со своей койки, беззаботно поигрывая сломанным рогом.

– Что?

– Вы в порядке? Вы что-то немного... ну, не знаю...

– Я в порядке, Гат, спасибо.

– Эй, – заключённый посмотрел в след ушедшему дроиду-хирургу. – Это ведро с болтами на мне потом не оторвётся, как вы думаете?

– Ты это о Мусоре? – она улыбнулась. – Поверь, он просто воплощение научной непредвзятости. Просто расскажи ему о каком-нибудь неясном симптоме, и он уже не отойдёт от тебя.

– Вы действительно думаете, что мы почти прилетели?

– Не знаю, – пожала плечами она. – Ты же понимаешь, как всё происходит. Никто мне ничего не рассказывает.

– Ага, – деваронец покачал головой и хихикнул.

На борту баржи ходило несколько прибауток, пользовавшихся у "Общего поселения" неувядающей популярностью. "Уже прибыли?", "Они считают, это можно есть?" были самыми любимыми, но "Никто мне ничего не рассказывает" – не менее. За несколько месяцев работы Захара тоже стала пользоваться этими присказками к вящему неудовольствию начальника тюрьмы и надзирателей, многие из которых мнили себя представителями высшей расы.

Захаре было прекрасно известно, что о ней говорили. Стражники даже не пытались ничего утаивать: после долгого пребывания в медсанчасти среди грязи и дроидов богатенькая девушка настолько привыкла к своему окружению, что стала предпочитать общество заключённых и лекарств своим товарищам: офицерам и штурмовикам. А после того случая две недели назад большинство стражников вообще перестало с ней общаться. Впрочем, она их не винила. Они держались закрыто от других и подчинялись некоей общей идее, которую она находила тошнотворной.

Даже заключённые, с которыми она общалась ежедневно, заметили, что она всё больше и больше готовит Мусора, не как помощника, а больше как замену себе. Хотя официального ответа от начальника тюрьмы всё не поступало, она думала, что её отставка принята.

Ведь она зашла в его кабинет и бросила рапорт прямо ему на стол.

Она больше не могла здесь работать.

Только не после случая с Воном Лонго.

* * *

Возьмите девушку из состоятельной семьи кореллийских финансистов и скажите ей, что она ни в чём не будет знать себе отказа. Отправьте её в лучшую школу со словами, что место в межгалактическом банковском клане уже ждёт, а ей остаётся только не мешать своей судьбе. Утирайте ей нос, прививайте высокие ценности политики, культуры, воспитывайте в ней хорошие манеры и не заостряйте внимания на том, что остальные 99% жителей галактики по сравнению с ней испытывают голод, страдают от болезней и вообще не знают, что такое образование. Проникнитесь волей Империи с её своеобразным отрицанием всякой дипломатичности и постарайтесь не замечать крепнущих и удушающих объятий Лорда Вейдера.

А теперь пропустим пятнадцать лет. Эта девушка, теперь уже женщина, решает отправиться на Риннал, чтобы заняться изучением (кто бы мог подумать!) медицины – самой грязной из всех наук, которую лучше оставить дроидам из-за обилия крови, гноя и заразы. Вряд ли её родители мечтали о таком выборе, однако было решено не чинить ей препятствий в надежде, что это лишь юношеский максимализм, и вскоре юная Захара вновь займёт своё место за семейным столом. В конце концов, она ещё молодая, у неё полно времени.

Однако всё вышло совсем по-другому. После двух лет учёбы на Риннале в жизни Захары появляется хирург в два раза старше неё, с морщинами на лице, побывавший в сотнях гуманитарных миссий за пределами планет Ядра. Он и открывает ей глаза на истинное положение вещей в окружающей её галактике. Обречённый роман завершается достаточно предсказуемо, но и после Захара не может забыть картину, которую ей в красках нарисовал хирург – фреска ужасающей нужды и отчаяния тех, о существовании которых она не имела и понятия. Он рассказывает ей, что бедноты – бесчисленные миллионы, из людей и других рас. Их дети гибнут от недоедания и болезней, а сливки галактического общества наслаждаются напускным неведением. "Можешь с этим жить, – говорит ей хирург в день их последней встречи, – но некоторые не могут".