День гнева

— О чем вы мечтаете, Лизавета?

Вопрос показался странным. О чем может мечтать бедная официантка из неблагополучной семьи? Лиза открыла рот, чтобы ответить, как вдруг поняла: мужчина назвал ее по имени, а она точно помнит, что не представлялась. Жилка на виске тревожно затрепетала.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Разве это важно?

Лиза поджала губы и окинула взглядом мост, выбирая путь для отступления. Мужчина заметил ее возрастающее беспокойство. Он удержал Лизу: положил ладонь на ее руку и пояснил:

— Бейджик на блузке. На нем написано ваше имя.

Она с облегчением вздохнула и подавила готовый сорваться с губ смех. Это ж надо быть такой дурой! Вообразила неизвестно что. А всего делов-то: карточка с именем, которую она забыла снять.

— У меня есть для вас предложение, — сказал незнакомец.

— За кого вы меня принимаете?!

Вот к чему приводят ночные прогулки в одиночестве. Ее посчитали проституткой! Щеки Лизы вспыхнули румянцем. Возмущение было столь велико, что даже страх отступил.

— Вы не так меня поняли, — мягко улыбнулся мужчина. — Я предлагаю вам весь мир в обмен на маленькую услугу.

Лиза не знала, почему все еще слушает незнакомца. Но его голос обволакивал, лишая желания сопротивляться. Кому будет плохо от того, что она еще немного посидит здесь? В конце концов, это общий мост. Она может находиться здесь сколько ей вздумается.

— В моей власти исполнить любую твою мечту, самую сокровенную, — между тем продолжал мужчина, перейдя на "ты". — Я сделаю так, что ты не будешь ни в чем нуждаться. Никогда, Лизавета, никогда больше тебе не придется убирать объедки со столов и терпеть побои отца. Ты будешь сама себе хозяйкой.

Он все шептал, ближе склоняясь к Лизе. Его губы были в паре сантиметров от ее уха, и она заворожено слушала, а сладкий яд проникал в душу с каждым новым словом. Лиза впала в транс и уже не задумалась, откуда незнакомцу известны подобности ее жизни.

— О чем ты мечтаешь, Лиза?

— О свободе, — пробормотала она в ответ.

— О свободе? — мужчина усмехнулся. — Знала бы ты, как я жажду того же. Но тебе я в состоянии помочь. В твоем случае настоящую независимость, моя милая, могут дать только деньги.

— Значит, я хочу денег. Много денег, — без запинки ответила Лиза.

Этот вечер изменил все. Спустя девять месяцев после разговора на мосту Лиза родила чудесную, розовощекую девочку. Она назвала дочку Евой.

Вкус мятной зубной пасты отдавал горечью, будто кто-то специально подмешал в нее одну из тех отвратительных таблеток, что мама хранит в аптечке. Ева поморщилась и выплюнула вязкую субстанцию в раковину. Несколько раз тщательно прополоскала рот, но привкус лекарства остался на языке.

Она взглянула в зеркало и вымученно себе улыбнулась. Только подумать — шестнадцать лет! Лучший в жизни возраст. Так считают сотни тысяч подростков по всему миру, но только не она. Шестнадцать — отвратительное число. Впрочем, как и все остальные.

Ева отвернулась от зеркала, вытерла рот полотенцем и поспешно покинула ванную. Она бежала от собственного отражения, словно так можно было укрыться от себя.

Она собрала волосы в высокий хвост, подхватила портфель и, нарочно топоча по ступеням, спустилась на первый этаж дома. Лестница закончилась, и Ева замерла, оглядываясь по сторонам. Тишина. "Тихо как в могиле", − неожиданно пришло на ум. Этот дом и есть одна большая общая могила, и она похоронена в ней заживо. Понадобилось несколько секунд и пара глубоких вдохов, чтобы взять себя в руки. Тряхнув головой, Ева закинула рюкзак за спину и шагнула в кухню.

Она не осознавала, что ожидала там увидеть. Может быть, мать готовящую завтрак в день рождение дочери? Глупости. Ева посмеялась над своими мыслями. Куда реальнее встретить на кухне бегемота, танцующего танго с крокодилом. Ей уже шестнадцать, хватит быть такой наивной.

Разумеется, кухня была пуста. Хромированная техника блестела первозданной чистотой, словно ее только что доставили из магазина. Широкий стол поражал белизной. Дверцы шкафчиков цвета молочного шоколада сверкали в солнечных лучах, проникающих сквозь тонкий тюль. Не кухня, а операционная. Человек со стороны наверняка решил бы, что хозяйка дома помешана на чистоте, но Ева знала, как обстоят дела на самом деле. Мама не готовит. Ева не могла вспомнить, когда плиту включали в последний раз и включали ли ее вообще когда-нибудь.

Она открыла холодильник, чтобы лишний раз убедиться: продукты в нем чудесным образом не появились. Не считая батареи пивных бутылок, что занимали большую часть свободного пространства, и пакета давно протухшего молока в холодильнике ничего не было. Ева без сожаления захлопнула дверцу. С чего она взяла, что сегодняшний день будет чем-то отличаться от предыдущих?

Она собралась покинуть кухню (в конце концов, позавтракать можно и в колледже), когда заметила на столе записку и алую бархатную коробочку. Она могла поклясться, что минуту назад стол был пуст. Никакого листа бумаги и уж тем более коробки. Наверное, у нее проблемы со зрением, если она умудрилась проглядеть яркую подарочную упаковку. В такие обычно кладут ювелирные украшения. Презент? Ева недоверчиво хмыкнула. С чего бы? Про прошлый день рожденье мама вспомнила спустя неделю и раскаянье не сильно ее беспокоило.

Она несмело шагнула к столу и протянула руку к коробочке. Пальцы замерли в паре миллиметров от бархатной крышки. Подушечки неприятно покалывало, точно она собиралась дотронуться не до коробки с украшением, а до трансформаторной будки. Холод медленно поднимался вверх, пока не достиг сердца, сжав его ледяной рукой. Ева превратилась в камень. Часть ее не желала выяснять, что находится внутри коробочки. Эта часть мечтала об одном: убежать как можно дальше от этого дома, от матери, которой нет до нее дела, и от коробки цвета артериальной крови. Убежать и никогда не возвращаться.

Что за глупости? Ева передернула плечами, сбрасывая наваждение. Это просто коробка. Она настолько не привыкла к подаркам, что начала их бояться. Эта мысль показалась забавной, и она еле слышно хихикнула. Отбросив последние сомнения, схватила коробку со стола и, не тратя время на размышления, потянула крышку вверх.

Защелка легко поддалась. Послышался щелчок, и Ева заглянула внутрь. На шелковой подкладке лежал прекрасный кулон. Ей не приходилось видеть такой тонкой работы. Кулон в форме полумесяца, как и цепочка, был сделан из черного золота. Грани полумесяца сверкали сотнями желтых бриллиантов. Один особо крупный бриллиант венчал верхний край лунного серпа. Он имел необычный и редкий цвет — черный. Должно быть, кулон обошелся матери в целое состояние. Но не это поразило Еву, ведь они могли позволить себе подобные траты. Ее потряс сам факт подарка. Мама вспомнила про день рождение! Вот оно чудо из чудес.

Дрожащими от волнения руками Ева подхватила цепочку. На то чтобы справиться с застежкой ушло несколько минут. Холодный металл коснулся шеи, и на мгновение Еве показалось, что на плечи опустился непомерно тяжкий груз. Ее точно придавило к земле. Колени тряслись, ноги едва держал. Ощущение гнета прошло так же внезапно, как и появилось. Мир снова обрел привычные краски. Повинуясь внезапно порыву, Ева спрятала кулон под водолазку.

Она взяла со стола записку и быстро пробежала ее глазами. "Дорогая дочь, сегодня знаменательный день. Прими от меня дар и носи его с гордостью. Твой любящий родитель", — говорилось в записке. Брови поползли на лоб от удивления. Дорогая дочь? Твой любящий родитель? Похоже, мама напилась вчера до зеленых человечков.

Оставив записку на столе, Ева прошла в столовую. Стоило пересечь порог комнаты, как слух уловил размеренное храпение. Обогнув полосатый диван, Ева поджала губы. Так и есть: мама спала пьяная в стельку. Между диваном и журнальным столиком выстроилась рота бутылок и далеко не все они были из-под пива. По крайней мере, на одной красовалась этикетка от коньяка. Будить маму бесполезно. Ева знала Это по опыту.