Неожиданная смерть

— У меня такое чувство, Луис, что по делу Мишель мы возвращаемся к самому началу.

— В начале, — ответил Мендоза, — у нас был Пол Трулок. — Он развернулся со своим креслом и поглядел на славный солнечный день за окном.

— Ты видел, что мы получили по Джерарду. Он к тому не имеет совершенно никакого касательства. Вообще было странно полагать, что она ему позвонила, — она и не звонила никому.

— В конце концов, — сказал Паллисер, — Трулок там был. Я хочу сказать, просто потому…

— Да, мне тоже эта мыслишка пришла в голову, — произнес Мендоза. — Ты имеешь в виду…

— Вот так он и стал лейтенантом, Джон. Ждет, пока какой-нибудь умный подчиненный скажет что-нибудь дельное, и затем говорит, что он об этом уже думал.

— ¡Ay de mi![103] — рассмеялся Мендоза. — Ты собирался сказать, что просто потому, что у человека есть десятицентовик в кармане, он совсем не обязательно должен звонить по телефону.

— Именно так, — сказал Хиггинс. — Мы считали, что она не могла захотеть скрыться от Трулока. Затем мальчишка — продавец газет — сказал, что деньги у нее были, — и тут же мы стали бросаться во все стороны, считая, что, раз у нее были деньги и раз она могла позвонить или же поехать куда-нибудь на автобусе, она так и сделала.

— Pues si[104], — сказал Мендоза. — Я понимаю, Джордж. Но Трулок…

— Возможно, — произнес Паллисер, — что все это было весьма просто, как ты и говорил до того, как мы узнали про деньги. Люди там входили и выходили — касирша, Марго Гийом, не могла с уверенностью утверждать, что Мишель не вернулась из женской комнаты к Трулоку.

— Хорошо, — сказал Мендоза и развернул кресло обратно. — Давайте вернемся к началу и посмотрим, что мы совершенно определенно знаем. По словам Трулока, во время обеда у них произошла небольшая размолвка. Размолвка могла быть и крупная. По поводу того, утверждает он, что Эйлин — неподходящая компания для Мишель. Между делом, почему мы это не обдумали? Они могли ссориться и по другому поводу, мы не знаем. Хотя официантка говорит, что не видела признаков какого-либо спора, но, возможно, они, как хорошо воспитанные люди из высшего общества, этого не показывали. Что, быть может, означает, что это не было крупной ссорой? Во всяком случае, они выходят из-за стола. Мишель направляется в женскую комнату, и мадам Галлар видит, как она туда заходит. Там в этот момент никого нет, утверждает Галлар, которая только что вышла. Примерно в это самое время Трулок получает у кассирши сдачу, идет в зал и дает официантке на чай. Возвращается в вестибюль — или в помещение между дверей — и ждет. Мишель ушла в женскую комнату примерно без двадцати восемь. Мы знаем время только приблизительно. Примерно без пяти восемь, плюс-минус минута, юный Чавес видел, как она шла, предположительно, из женской комнаты, и сумочка ее была открыта, и она уронила на пол деньги.

— Что не означает, — сказал Хиггинс, — что она деньги зачем-либо доставала. Эти вечерние сумочки маленькие. Может, она убирала помаду, пуховку, что угодно. Деньги выпали.

— Да. Зачем ей были деньги, Джордж, когда она встречалась со своим женихом?

— Что тебе теперь пришло в голову?

— Ничего. Я просто призадумался. Опять между делом. Как ты сказал, люди входили и выходили, и эта Гийом не могла поклясться, что Мишель не вернулась к Трулоку и не ушла вместе с ним.

— Отчего все опять повисает в воздухе. Я говорю, все несколько проще, будь это Трулок, а убийства в реальной жизни весьма редко столь сложны, как в книгах или по телевизору, — сказал Хиггинс.

— Вполне согласен, — Мендоза сплел пальцы и оперся на них подбородком. — Как я тогда сказал, очень просто, если так. Они продолжали спорить, он вышел из себя, схватил ее, хотел встряхнуть, и — вот тебе раз! — у него на руках труп. И так далее. Что, по-твоему, нам надо делать, Джордж? Если это так?

— Что? Ну…

— Он очень неглупый парень, — сказал Мендоза. — Если именно так все и случилось, Джордж, то нам его ни за что не припереть к стенке, если только он не признается сам в присутствии нотариуса. Против него нет никаких улик. Если он это сделал, то замел следы просто замечательно.

— Если только нам не удастся его сломать, — произнес Хиггинс. — Заставить его признаться.

— Pues si[105]. Не думаю, что нам бы удалось. И мне почему-то думается, что произошло это иначе, — проговорил Мендоза недовольно.

— Предчувствие, — сказал Хиггинс. — Одна из твоих неразорвавшихся бомб, — в его голосе звучало раздражение.

— Я не думаю, что это Трулок. Он был так раздосадован, Джордж. Казался искренне раздосадованным. И обеспокоенным. Мишель исчезла из женской комнаты!

— Ты со своими тонкостями. Я все же считаю, что нам следует поднавалиться на него еще разок.

— Тогда поезжай и поднавались, — ответил Мендоза. — Ты как раз для этого подходишь — здоровый, грубый полицейский. Посмотрим, что у тебя выйдет.

— Вы всегда говорите, — заметил Паллисер, — что простое объяснение скорее окажется верным.

— Это так и есть, — согласился Мендоза, — Однако существует поговорка, что исключения подтверждают правило.

В комнату заглянул сержант Лейк:

— Вызывает патруль. Несчастный случай со смертельным исходом на Оксидентал-авеню. Туда приехала «скорая», они пытались спасти ребенка, но не смогли.

— О, черт, — сказал Хиггинс.

— Дел у нас не убавляется, Джордж.

Новый труп, похоже, был очередной маленькой загадкой, и, узнав все, что мог, из отчета патрульных и в больнице, Ландерс вернулся в отдел и взял себе в помощь Джейсона Грейса.

Тело было опознано — при нем оказался бумажник с документами. Фрэнсис Де Лучио, проживавший на Сикамор-драйв в Голливуде, В бумажнике нашлось несколько кредитных карточек, водительское удостоверение, удостоверения различных клубов и фотографии, вероятно, его семьи: темноволосая женщина, дети девяти-десяти лет. Очень хорошая и дорогая одежда: сшитый у портного костюм, сделанные на заказ ботинки, Тело находилось на тротуаре, прислоненное к стене дома, с простреленной головой.

— И что только он там делал среди ночи? — спросил Ландерс. Время, когда наступила смерть, оценивалось между двумя и четырьмя часами.

— Засиделся за игрой в покер, — предположил Грейс.

— Ну, поедем задавать вопросы. В моей машине? Я тебе рассказывал, чем закончилось с Хансоном? Бог мой, он тут же сломался…

— Что-то я об этом слышал. Оригинальные дела выпадают нам в последнее время, — сказал Грейс. — Я тебе говорил про этих чертовых стряпчих, которые жмут на нас в деле Йокумов? И я не поручусь, что те не отвертятся. Господи, Йокумы, ушедшие от неандертальцев всего на один шаг, крысиный яд, пятеро детей, — и вот вам во всех газетах: простая сельская семья, смерть в результате несчастного случая, ужасная трагедия и эти жестокие фашисты — полицейские…

— Ты заработаешь себе давление, — сказал Ландерс. — Я знаю, знаю.

— Но я оставила его всего на минуту, — говорила она Хиггинсу. — Всего на минуту. Я никогда не оставляю его надолго, все время присматриваю.

— Да, миссис Ганасия, — сказал Хиггинс.

Она жалобно смотрела на него снизу вверх, очень хорошенькая девушка — чистая оливковая кожа, большие темные глаза, аккуратно подстриженные короткие черные волосы. «Ей еще нет и двадцати», — подумал он.

— Я за ним все время присматриваю, — говорила она. — За маленькими глаз да глаз. Ему только десять месяцев, понимаете. Он был… о Господи… такой сильный, здоровый ребенок.

— Да, миссис Ганасия.

Патрульные полицейские молча стояли рядом. «Как я ненавижу такие вещи, — подумал Хиггинс, — почему такие вещи должны случаться?» Он подумал о Мэри, о Стиве, который так серьезно говорит: «Слушай, я надеюсь, будет девочка», — о том, как дети спорили об именах. Маленький ребенок. Подвижный, требующий внимания, раздражающий, отнимающий время — и уязвимый.

103

Горе мне! (исп.).

104

Конечно (исп.).

105

Конечно (исп.).