Страница 36 из 101
— Тебя как звать-то? — спросил Бронислав.
— Илья Шулим. Родился в 1885 году в Варшаве в доме номер шесть по улице Новолипье, рядом с дворцом Мостовских и Налевками...
— И садом Красинских,— добавил Бронислав.
— Да, рядом с садом Красинских, где пруд и лебеди плавают...
Они выехали на Уду и свернули влево к Нижнеудинску. Утро было прекрасное, тихое, солнечное, дорога гладкая, отдохнувшая лошадь бежала резво.
Шулим окончил начальную школу, посещал вечерние курсы и учился ремеслу у знакомого ювелира. В восемнадцать лет познакомился с молодой женой минского купца, завел с ней роман и устроился приказчиком в мануфактурной лавке мужа. Два года все было шито-крыто, но потом купец поймал его с поличным и тут же выгнал. Его взял к себе на работу дядя из Саратова, торговец деревом, отправлявший по Волге караваны плотов. Шулим как раз плотами и занимался. Здесь он начал путаться в своем рассказе, его биография пошла странными зигзагами, то он попадал в Томск, то в Омск. Бронислав понял, что он что-то скрывает, и перевел разговор на Варшаву, где оба чувствовали себя хорошо и свободно. Надежда, утомленная переживаниями минувшей ночи, спала.
В первом часу они прибыли в Нижнеудинск и остановились у вокзала. Шулим остался в санях, а Бронислав с Надеждой вошли в вокзал.
Сбросив тяжелую зимнюю одежду, она тулуп, он доху, они пробирались сквозь толпу проезжих, не привлекая ничьего внимания и ничем не выделяясь — молодая деревенская женщина в аккуратном полушубке и меховой шапочке поверх шерстяного платка, с потрепанным саквояжем в руках, и охотник в малахае, кухлянке и унтах. Надежда осталась в зале ожидания, Бронислав подошел к кассе.
— Будьте любезны, один билет третьего класса до Ачинска.
— На тот, что через десять минут или через пять часов?
— Значит, сейчас будет поезд?
— Я же говорю, на подходе... Итак, на какой?
— На ближайший.
Он побежал к Надежде.
— Поторопись, вот билет, а времени не осталось совсем. Поезд вот-вот подойдет...
Не успели они выбраться на перрон, как туда вкатился, извергая клубы пара, чугунный дракон.
— Внимание! В Нижнеудинске поезд стоит пятнадцать минут! — объявил дежурный по вокзалу.
Надежда обхватила его шею руками, расцеловала.
— Ты дважды спас мне жизнь, Бронек... Спасибо, прощай!
— До свидания, Надя... Счастливого пути! Она вскочила в вагон, а он подошел к буфету. Заказал чай и два бутерброда с икрой. Но вкуса не
почувствовал — что икра, что опилки. Голова гудела, по всему телу пробегала холодная дрожь. Колокол на перроне прозвенел в первый раз. Он быстро расплатился и вернулся на перрон. Раздался второй удар колокола и свисток дежурного, паровоз прогудел в ответ, вздохнул и медленно тронулся. Мимо Бронислава, постепенно ускоряя ход, проплывали вагоны. В одном из окон стояла Барвенкова. Она помахала ему рукой, и ее лицо сияло такой радостью и благодарностью, что у Бронислава потеплело на душе — хоть для этого он пригодился, обеспечил ей возможность уехать на Запад! Жгучая зависть и тоска охватили его — Надя поедет в Челябинск, Москву, Петербург, Финляндию, увидит берега Франции, Альпы, доберется, наконец, до свободной страны Швейцарии!
Он вернулся к розвальням.
— Уехала? — спросил Шулим.
— Да, к родителям... Ну вот, Лешка, я свое слово сдержал, привез тебя в город, теперь давай прощаться.
— Ваше степенство, я остаться хочу!
— Как остаться?
— Очень просто, при вас... Выслушайте меня. Я не всегда был таким, только из-за баб из-за этих скатился, как пишут в газетах, на дно. Но я хочу быть честным!
— Если хочешь, будешь.
— Вам легко говорить, у вас есть уверенность в себе, и при вас я тоже становлюсь уверенным. Я буду вам служить, буду все делать, я способный, много умею, вы не пожалеете, ваше степенство...
— Брось ты величать меня «ваше степенство»! Никакой я не барин! Говори мне ты... Итак, чего ты, Лешка, хочешь?
— Хочу, чтобы вы... чтобы ты взял меня с собой!
— С собой? Что же, это можно. Ладно, пусть. Там Чутких посоветует, что с тобой делать... Садись.
Они тронулись с места.
— Надо найти здесь постоялый двор и заночевать.
— На любом постоялом дворе хозяин, как только меня увидит, тотчас же пошлет за городовым. Мне надо переодеться с ног до головы. То есть, наоборот, с головы до ног.
— Что же ты предлагаешь?
— Когда мы ехали сюда, я заметил вывеску: Самуил Раппопорт.
— Значит, и здесь есть Раппопорты?
— Они есть всюду... У этого Раппопорта магазин одежды и обуви. Как раз то, что мне нужно. Вот он, магазинчик, смотри. Я через полчасика вернусь...
Он побежал — в черной дагестанской бурке, с голой, тоже черной головой. Пусть, в самом деле, оденется, подумал Бронислав и вдруг вспомнил: а на какие деньги? Господи, что это со мной сегодня? Ведь у него нет ни гроша...
Что делать? А, будь что будет, в конце концов, нечем будет платить, так прибежит за деньгами, попросит взаймы. Подожду. И лягу, пожалуй, я зверски устал, а Лешка все равно за полчаса не обернется...
Он улегся в санях на соломе и позвал: «Брыська! — Собака впрыгнула в сани, счастливая, что хозяин вспомнил о ней после двух дней молчания. Бронислав погладил ее...— Так и быть, прощаю... Каждому случается струсить, но запомни, чтобы это было в первый и последний раз... Что это со мной? На вокзале я дрожал от холода, а теперь горю весь, мне жарко, как в бане. Полежу...»
Он лежал довольно долго в каком-то полубреду, потом появился совершенно неузнаваемый Шулим и остановился перед Брониславом со словами: «Ну как?»
В темно-зеленой бекеше из добротного сукна, выдровой шапке и сапогах он выглядел весьма солидно.
— Прекрасно. Поверенный в делах богатого купца... А где ты деньги взял?
— В мешочке с паспортом лежали. Еще двадцать рублей осталось.
— Хорошенькое дело. Я убил, ты ограбил... Садись, поедем искать постоялый двор.
— Я уже узнал, Зареченская, шесть, третий поворот налево, хозяин умер, вдова содержит заведение...
На постоялом дворе пожилая вдова проверила Лешкин паспорт и метрику Бронислава и повела их в маленькую двухместную комнату.
— А баня у вас есть? — спросил Лешка.
— Во дворе налево.
Бронислав отвел лошадь в конюшню и принялся хлопотать около нее, а Шулим отнес вещи в комнатку и побежал в баню. Условились встретиться за обедом в столовой постоялого двора.
Бронислав успел уже заказать обед, когда пришел Шулим, распаренный, красный и еще больше похорошевший. Ел он с аппетитом и был в прекрасном настроении, которое, однако, постепенно портилось, по мере того, как он с растущим беспокойством поглядывал на Бронислава. Тот выглядел скверно, ел мало.
— Послушай, нам необходимо во что бы то ни стало завтра отсюда уехать... Во что бы то ни стало, ясно? А столько еще надо сделать. Шкурки продать и прикупить лошадь, вместо той, которую волки съели.
— Все сделаем, только бы здоровье не подвело. Ты приляг, поспи немного.
Бронислав лег и проспал пятнадцать часов. Проснулся он от боли в правом боку. Сел, голова кружилась, спустил с кровати ноги, ватные какие-то...
— Какое сегодня число?
— Четвертое апреля,— ответил Лешка, внимательно глядя на него.
— Значит, надо ехать. Но сначала продадим шкурки.
— Уже проданы.
— Ты продал? Молодец... Ну тогда осталось только купить лошадь. Купим и поедем.
— Лошадь куплена.
— Куплена? Нет, это я должен поглядеть.
Он быстро оделся и спустился вниз, в конюшню.
Рядом со старой рыжей лошадью стоял, жуя овес, свежекупленный сивка. Другой масти, но зато моложе и крепче.
— Ай да Лешка. Я начинаю верить, что ты в самом деле много можешь и умеешь... Давай позавтракаем — и в путь.
За завтраком ел только один Лешка, Бронислав едва притронулся к пище, зато пил много чая, потом встал, расплатился и пошел, пошатываясь слегка.
— Бронек, ты болен. Тебе надо к врачу.
— Я сроду не болел. Это переутомление, простое переутомление...