Страница 77 из 93
Но подобный поступок, сам по себе достаточно мерзкий и родственный грабежу, вряд ли давал в руки Миллисент Майлз достаточно серьезный козырь. Вряд ли она могла шантажировать им Джералдайна тридцать лет спустя, а он, боясь разоблачения, пошел из-за этого на убийство. С другой стороны, покупка сервиза могла более тесно свести Джералдайна с семьей Миллисент. Ему тогда было двадцать с небольшим, а Миллисент казалась уже вполне созревшей девушкой. Если он стал ее любовником, понятно, почему в своих воспоминаниях она назвала его Рокингемом. Джералдайн ведь и в самом деле стал большим человеком в литературном мире. Правда, трудно его представить „застенчивым, нескладным юношей“, но тут надо принять во внимание приверженность мисс Майлз к литературным штампам: для нее всякий молодой человек должен быть застенчивым и нескладным.
Камнем преткновения было то, что, судя по автобиографии, она познакомилась с Рокингемом через несколько дней после своего восемнадцатилетия. День рождения ее 3 августа. Эпизод с мужчиной („бойся мужчин с тонкими губами“), который якобы к ней приставал, произошел летом, когда ей было только семнадцать. Либо ей изменила память, либо она по какой-то непонятной причине нарочно сместила время этого знакомства, либо, наконец, если история с покушением на ее невинность была вымышленной (желаемое выдается за действительное?), она могла просто увидеть его, когда он явился к ним домой в качестве агента „Дейли сан“, а познакомилась с ним месяцем позже, в книжной лавке».
Мистер Джексон — пухлый, седой джентльмен — встретил Найджела очень приветливо.
— Чай или виски? Мы всегда что-нибудь пили в редакции в половине четвертого, а я раб своих привычек.
Высказавшись в пользу чая, Найджел деликатно объяснил, что его привело.
— Джералдайн? Джералдайн? Как же, помню! — воскликнул мистер Джексон, весело подпрыгивая в кресле. — Он ведь, кажется, сделал карьеру? Когда же это было? В середине двадцатых годов. Ну да. Его светлости, нашему хозяину, — мистер Джексон набожно перекрестился, — взбрела на ум одна из его смехотворных идеек — как поднять тонус газеты. Нанял нескольких университетских выпускников. Нет, нет, не меня — я из низов. Одним из них был Джералдайн. И тут у его светлости родилась еще одна блестящая идея — они, знаете ли, кишат у него в голове, как вши, — почему бы не использовать этих высокообразованных юнцов в подписной кампании? Мы сулили в качестве приложения к годовой подписке на наш вонючий листок библиотеку «Шедевры Мировой Литературы». А дальше его светлость задумал поистине наполеоновский ход: разослать свою университетскую гвардию по стране в качестве агентов по подписке. А зачем? Как мы пишем в передовых: затем, что они смогут блеснуть своей начитанностью перед будущим подписчиком, объяснить, почему тот будет недостоин человеческого звания, если не прочитает «Шедевры Мировой Литературы» — полный комплект в элегантных дерматиновых переплетах абсолютно задарма в обмен на годовую подписку. Ну разве не красота?
Найджел признал, что красота.
— Должен сказать, что молодцы из Оксфорда и Кембриджа встали на дыбы. Они ведь чего хотели? Писать красивую прозу, да еще чтобы и подпись их мелькала. А вместо этого бедным оболтусам пришлось топать по захолустным местечкам и читать лекции про Дустиевского и кого там еще всяким долдонам, которые только и мечтали прилечь на кушетку с немудрящим романчиком про любовь. Да, наши барчуки мигом скисли, это уж факт!
— И как шло дело у Джералдайна?
— Остался жив, чтобы все это поведать потомству. Выдержал, по-моему, около года. А потом благородно ретировался в издательское дело.
— Вы его часто видели?
— Редко. Высокородным мученикам полагалось докладываться дважды в неделю, дабы мы могли срезать у них мозоли с пяток. Мрачный приземистый тип, щель вместо рта, ирландец, видно, ходок. Хотя лично я предпочел бы целоваться с акулой. Mutatis, естественно, mutandis[58].
— Никакого скандала у него не было? С какой-нибудь дочкой подписчика?
— Не слыхал. Но если бы он покусился на какую-нибудь девицу, об этом знала бы вся контора прежде, чем она успела бы снова накрасить губы.
— В его обязанности входило посещать местные книжные лавки?
— Побойтесь Бога, зачем? Мы же были их конкурентами! Конечно, он мог туда заглянуть, чтобы купить книжку, — эти образованные и не на то способны, когда расшалятся!
— Вы говорили, что все они мечтали войти в литературу. Не помните, Артур Джералдайн тогда что-нибудь писал?
— Вот это вопрос. Поклясться не могу, но, кажется, вещичку-другую он тиснул в каком-то чистоплюйском еженедельничке. Однако настоящим его хобби было коллекционирование фарфора. Может, он поэтому так долго и продержался на работе. Разъясняя всю выгоду подписки на «Дейли сан», он мог скосить глаз на каминную доску: а вдруг будущий подписчик, сам того не ведая, держит там дрезденского ангелочка? Уимблшем в те дни был скорее деревней, и туземцы могли и не знать цены вазочкам, которые им оставила двоюродная бабушка Флосси. Он кое-чем разжился там по дешевке. Я это знаю наверняка. Особенно посудой. Помню, однажды, едва переводя дух, он пришел в редакцию с тарелками в чемодане — сервизом, который он выцыганил у какого-то простофили. Он-то, конечно, по-другому это изобразил, но поглядели бы вы, как он над ним мурлыкал! А на мой взгляд, тарелка — тарелка и есть.
— Какого цвета?
— Такого блекло-коричневого. Коричневато-желтого.
— Абрикосового?
— Да, вроде этого.
Приподнятое настроение, в котором Найджел расстался с кипучим мистером Джексоном, продержалось недолго. Теперь стало известно почти наверняка, что Артур Джералдайн «приобрел» рокингемский сервиз в 1924 году во время обхода домов в Уимблшеме. Весьма вероятно, хотя и не доказано, что этот сервиз принадлежал Майлзам. Если Миллисент в юности слышала об этой сделке, если минувшим летом она узнала в Артуре Джералдайне тогдашнего агента «Дейли сан», который заплатил за сервиз много меньше, чем он стоил, это объяснило бы и нежелание Джералдайна, чтобы Найджел копался в прошлом, и те необычные уступки, которые он делал мисс Майлз. Она была способна оказывать на него давление. Но история с рокингемским сервизом отнюдь не могла послужить достаточным основанием для убийства.
И какая связь между этим эпизодом и махинацией с «Временем воевать»?
Если же, с другой стороны, у Миллисент Майлз в 1926 году родился от Рокингема-Джералдайна ребенок, если Джералдайн бросил ее и ребенка, тогда в руках у нее гораздо больше возможностей для шантажа, а у ее жертвы, соответственно, более веские основания для убийства. Но почему она не пустила этот козырь в ход много лет назад? Она вращается в литературной среде примерно с 1930 года и не могла не знать, что Артур Джералдайн стал видным издателем. Быть может, это объясняется тем, что только недавно, когда ее писательские акции понизились, у нее возникла нужда оказывать на Джералдайна давление?
«Ребенку, — думал Найджел, возвращаясь на метро в Кенсингтон, — сейчас должно быть лет тридцать. Какова его или ее судьба? Правда, нет никаких доказательств того, что этот ребенок вообще существовал, если не считать туманного намека на странице, которую убийца вложил в автобиографию покойной (чтобы ввести в заблуждение?), написав, что у нее не было ребенка от первого возлюбленного».
Взгляд Найджела задержался на заголовке в газете, которую читал пассажир напротив: «Срочная служба будет сокращена?» Он вспомнил, что среди молодых солдат, погибших во время «гекатомбы» в казармах, были новобранцы, которые проходили там срочную службу. В голове блеснула догадка, соединившая два темных полюса этого дела. События в казармах Уломбо произошли в 1947 году, когда ребенок Миллисент Майлз достиг призывного возраста — 21 года.
«Ну можно ли делать такие поспешные выводы? — спросил себя Найджел, выходя на Хай-стрит в Кенсингтоне. — Можно ли строить такую зыбкую теорию, основываясь на случайном совпадении? Да, конечно же, это просто совпадение».
58
С известными оговорками (лат.).