Неукротимый (ЛП)

Протягивая руку, я уверенно беру ее за подбородок и поднимаю лицо вверх. У нее не остается выбора, кроме как установить зрительный контакт. Когда наши глаза встречаются, ее лицо вспыхивает, а губы плотно сжимаются, скорее всего, от раздражения и недовольства.

— Что ты здесь делаешь? — шепчет она.

У меня нет привычки упрощать для кого бы то ни было неловкие ситуации, поэтому я тихо говорю ей в ответ:

— Ты уже влажная, не так ли, Алекса?

Шипя на выдохе, она закрывает глаза:

— Ты не должен быть здесь. У меня назначена встреча.

Сжав ее подбородок немного крепче, я отвечаю скучающим голосом:

— Я знаю. «Фалькон Пластик». Благотворительный взнос. Деловая беседа. И все такое.

Ее глаза вот-вот готовы выскочить из орбит.

— Т-так т-ты все еще наблюдаешь за мной? — заикаясь, спрашивает она. — Я-я не видела тебя поблизости. И даже не ч-чувствовала твое присутствие. Я думала, что ты больше не придешь...

Не дав ей закончить, я беру ее за руку и осторожно тяну вверх. Она встает, поправляет юбку, и я сообщаю:

— Я – владелец «Фалькон Пластик», Лекси.

Выражение ее лица с округлившимися глазами и невероятным удивлением... просто бесценно. Мне нравится ее реакция. Между нами повисает неловкое напряжение. Такое плотное, что его можно разрезать ножом. Это то, что мне нравится. Мое любимое занятие. Ставить людей в неудобные для них ситуации. Это забавно.

— Я и есть твоя деловая встреча, малышка, — я расплываюсь в чересчур довольной улыбке.

Ее следующие слова заставляют мою улыбку исчезнуть.

— Н-но я думала, что ты бездомный, — лепечет она.

Кровь закипает у меня в жилах.

Нет.

Моей гордости... это не нравится.

Я был бездомным. То были лучшие годы в моей жизни. И это не шутка. Когда мне было восемь лет, я решил, что быть бездомным — это гораздо лучше, чем быть боксерской грушей для одного жирного, отвратительного слизняка, который заслужил ту смерть, которую он и получил в конечном счете. И моя жизнь была лучше. Я узнал, что на улицах много таких же детей, как я. Убежавших из дома. Убежавших от неминуемой смерти. Для большинства людей, дом — это безопасное место. Убежище. Не для меня. Мой дом был... адом. Гребаным кошмаром.

Сделав два шага назад, я медленно поднимаю руку и переворачиваю табличку на двери. Эта комната теперь занята. Я, не торопясь, закрываю дверь, и когда замок громко щелкает, Лекси подпрыгивает на месте от... испуга? От предвкушения? От желания? Я не уверен. Женщины — сложные существа.

Смотря назад, я тяну за верёвку, висящую сбоку от меня и наблюдаю за тем, как жалюзи опускаются до самого пола, отрезая нас от остального мира.

На лице Лекси написан испуг. Но я знаю, что это не так. Она не боится меня. О, нет. Она боится себя. И своей собственной реакции на меня.

Я предупреждал ее. И я имел в виду то, что сказал. Она никогда не захочет никого другого, после того, как я закончу с ней. И после того, как я закончу, я уйду. И никогда не оглянусь.

Возвращаясь к сути нашего разговора, я провожу пальцами по моему правому манжету, вытаскивая запонку.

— Как ты можешь видеть, я, совершенно точно, не бездомный, — растягивая слова, говорю я слегка охрипшим голосом.

Больше нет. И никогда им не буду вновь.

Я приближаюсь к ней, и она отступает, вплоть до того, пока она не задевает ногами край стола с тихим стуком. Пальцами правой руки расстегиваю другой манжет. Закончив, я снимаю свой пиджак, бросаю его на ее стол и закатываю рукава рубашки до локтей. Мой мозг, как всегда расчетливый, предлагает, чтобы я поиграл со своей новой игрушкой. Кто я такой, чтобы отказывать себе в простом удовольствии? Я не могу сказать себе «нет». Она выглядит такой взволнованной и кроткой в данный момент. А я всецело тверд.

С волками жить....

Я останавливаюсь, когда ногами касаюсь ее. Я поднимаю руку к ее щеке и когда начинаю гладить кожу на ее подбородке, по ее телу пробегает дрожь, как от электрошока. Мой член подскакивает. Нам это нравится. Касаясь ее головы своей, я трусь кончиком носа об ее нос.

— Я готов дать много денег для твоего дела, мисс Балентайн.

Ее дыхание обжигает мне губы. Не отдавая себе в этом отчет, она медленно тянется к моему рту. Отстранившись, я продолжаю:

— А что ты готова сделать для меня?

Взгляд Лекси встречается с моим. В ее глазах так много разных эмоций.

Гнев. Возбуждение. Стыд.

Я не отвожу своих глаз, они никогда не выдают моих чувств. Она, наконец, опускает лицо, и я торжествующе ухмыляюсь.

— Ты сказал, — тихо говорит она, — что не сделаешь пожертвование, если я не... — она с трудом сглатывает и, заикаясь, продолжает: — ...если мы... я имею в виду ...если я не позволю тебе...

Спеша ей на помощь, я ослабляю свой галстук, и говорю:

— Конечно. Если это то, что ты хочешь услышать. Если тебе нужна причина, для того чтобы сосать мой член в своем офисе в девять утра в понедельник, — я наклоняю голову в раздумьях и рассеяно продолжаю: — Сосать член для заключения контракта, — я замолкаю и с удовольствием наблюдаю, как ярость вспыхивает в ее глазах.

Я был под впечатлением, когда она протянула руки к моим плечам и с силой оттолкнула меня. Мне пришлось отступить на шаг назад, но я все же улыбнулся своей успешной попытке вывести её из себя.

— Я не чёртова проститутка, Твитч, — выплюнула Лекси. — Я не собираюсь это делать. Ты, в любом случае, собирался сделать пожертвование, так что просто сделай это, наконец, и уходи.

Вы только посмотрите на неё.

Мне нравится эта её сердитая сторона. Она может гневаться, я этого и не знал. Это открытие меня радует. Кажется, будет весело. Сломить её, я имею в виду.

Воспользовавшись образовавшимся расстоянием между нами, она пытается убежать от меня. Она обходит свой стол и, выдвинув стул, указывает мне рукой на кресло для посетителей, прежде чем опускает свою милую попку на сидение. Я знаю, что мне не следует этого делать, но я не могу удержаться.

Вы знаете, есть такая штука у людей, которая подсказывает им, что они делают что-то неправильно или заходят слишком далеко?

Так вот, у меня этой штуки нет.

Обходя вокруг стола, я, прилагая минимум усилий, отодвигаю ее стул. Поднимая голову, она хмурится.

— Что ты делаешь?

Беря ее за руки, я тяну ее вверх, чтобы она встала и занимаю ее место на стуле. Взяв ее за бедра, я слегка толкаю ее назад, пока ее попа не достигает краешка стола.

На ее лице отчетливо читается поражение. Она выглядит побежденной.

Мне это нравится.

Я делаю с ней успехи, которые и не ожидал получить так быстро. У меня были планы поить ее, водить в рестораны и постепенно завоевывать ее доверие и привязанность, прежде, чем я нанес бы свой решительный удар. Это настоящий я. И, что более важно, именно в этом и есть причина того, почему я такой, какой есть.

Она облегчает мне задачу. Я думаю, что она заслуживает вознаграждения за свое хорошее поведение. В конце концов, когда собака выполняет трюки или слушается хозяина, она получает поощрение. Поэтому Лекси должна получить свое поощрение.

Откидываюсь на стуле и кладу руки за голову, а ее взгляд медленно движется по моим обнаженным рукам. Ей нравятся мои татуировки. Глупая часть моего мозга радуется от того, что они ей нравятся. Щелкаю пальцами, и ее взгляд возвращается к моему лицу.

Хороший щеночек.

— Подними свою юбку.

Отклоняясь в сторону, она, сощурившись, смотрит на меня. Лекси смотрит на меня так, как будто я сошел с ума. Мне становится понятным, что она не пошевелит даже пальцем. А я хотел, чтобы она подняла юбку. Так что я повторяю:

— Подними ее.

Она смотрит по сторонам, и я знаю, что она взвешивает все «за» и «против» в своем уме. Искушая ее, я говорю шепотом:

— Если ты поднимешь свою юбку, я сделаю тебе так приятно, что это будет стоить того, чтобы быть застуканными за таким делом.

Выпрямляясь, она качает головой и тянется к краю юбки.