Звездная река

Мастер Си достаточно стар, чтобы просто получать удовольствие от того, какая она, его это не тревожит. По-видимому, он находит ее ученость забавной. Не такой реакции ей бы хотелось. Но ей семнадцать лет, и она девушка. Какой реакции она ожидала?

Возможно, в глубине души – не для того, чтобы произнести это вслух, – в действительности ей хочется, чтобы ее песни, ее «цы», над созданием которых она трудится, прочитали или послушали, и рассмотрели их достоинства – или отсутствие достоинств. Она не тщеславна, она понимает, как много еще не знает.

Лу Чэнь сказал за обедом, что ему бы хотелось послушать ее песни.

Он во многих смыслах учитель всех людей их времени, поэтов и мыслителей, во всяком случае. И все же у него всегда наготове улыбка, он заразительно хохотал, шутил за столом, тащил всех троих в этом направлении, сыпал тостами (даже в ее адрес!), поднимая постоянно наполняемую чашу вина. Он пытался сместить настроение в сторону легкости. Пытался, но ему это не вполне удалось.

Он едет на остров Линчжоу. Ожидают, что он умрет. Именно это там происходит. Шань ощущает в себе тяжелую боль, почти панику, когда думает об этом. И еще что-то, чему не может дать определение. Тяжелую утрату? Горькое вино грядущей потери? Она чувствует себя странно, ей почти хочется зарыдать.

Мужчины ломают ветви ивы, когда расстаются с друзьями, в знак прощания, умоляя богов о возвращении. Но можно ли сломать ветку для человека, едущего туда, куда едет Лу Чэнь? Через столько рек и гор?

Она была слишком смелой в первые мгновения сегодня утром. Она это понимает, понимала уже тогда, когда говорила. Ее охватило благоговение при его появлении, ее захлестнули чувства, но она твердо решила не поддаваться им и не показывать их. Иногда Шань сознает, что ей так необходимо быть увиденной и услышанной, что она навязывает схватку, заявляет о себе.

«Посмотрите на меня!» – слышит она свой крик. А никому не хочется, чтобы ему это приказывали.

В каком-то смысле она полная противоположность своему отцу, который стоит среди других людей так, словно готов сделать шаг назад, говорит своей позой, своими сжатыми ладонями: «Меня здесь нет, если вы не хотите, чтобы я здесь был».

Она любит его, почитает, хочет защитить его, хочет, чтобы его тоже заметили и оценили, пусть он даже лучше чувствует себя, держась в тени. Их только двое в этом мире. Пока она не выйдет замуж и не уйдет из дома.

«Слишком легко не замечать отца», – в сотый раз думает Линь Шань. Взять хотя бы его маленькую книжечку о садах, подаренную сегодня Мастеру Си. Конечно, это незначительная работа, но написанная тщательно, остроумно, в ней описаны наблюдения, которые могут сохраниться надолго: словесный портрет Еньлина, его части, в эти годы династии, во время правления императора Вэньцзуна, да царствует он тысячу лет на Троне Дракона.

Он снова называется Троном Дракона. Должно быть, она устала или переутомилась, ее мысли разбегаются. Шань знает, почему он снова получил это имя. Она узнала такие вещи, благодаря отцу. Они в ее распоряжении, в ее голове. Можно ли потерять знания? Вернуться назад и стать другой? Такой же девушкой, как все остальные?

В годы основания династии придворные мудрецы постановили, что одной из причин падения славной Девятой династии были отклонения от правильного поведения – слишком большое увлечение манерами и символами женщин. И прежде всего был переименован императорский трон, Трон Феникса.

Феникс – женское начало, дракон – мужское.

Императрица Хао во времена начала Девятой династии изменила этот принцип, когда правила в качестве регента своего малолетнего сына, а потом правила вместо него, когда он вырос и захотел – напрасно – править от своего собственного имени.

Вместо этого он умер. Все считали, что его отравили. Титул и украшения трона Девятой династии не поменяли после того, как сама императрица Хао ушла к богам. А потом, на пике расцвета династии, явился генерал Ань Ли, проклятый в Катае и на небесах, и поднял ужасное восстание.

Даже после того, как в конце концов установился мир, прежнее великолепие уже не вернулось. Все изменилось. Даже поэзия. Невозможно писать и думать как прежде после восьми лет смертей и жестокости и после всего, что они потеряли.

«Лев на свободе, волки в городах».

А затем, годы спустя, эта униженная династия в конце концов рухнула, и еще больший хаос и войны охватили залитый кровью Катай, и это продолжалось сотни лет, пока правили кратковременные слабые династии в разрозненных царствах.

Пока Двенадцатая династия, их собственная, не достигла расцвета.

Ограниченного расцвета, следует помнить, ведь Длинная стена утрачена и разрушена, к югу от нее обитают варвары, Шелковый путь больше не принадлежит Катаю, Четырнадцать префектур потеряны.

Но трон снова носит имя Трона Дракона, и ходят разговоры о том, что женщинам позволяют приобретать слишком большое влияние. Во дворце, в доме. Женщины должны оставаться во внутренних покоях, не высказывать свое мнение по вопросам… по всем вопросам. Сейчас они одеваются более практично. Никаких длинных, широких рукавов, никаких ярких цветов, низких вырезов, опьяняющих ароматов при дворе и в саду.

Шань живет в этой реальности и знает ее истоки: теории и сочинения, диспуты и интерпретации. Она знает великие имена, их работы и деяния. Она погружена в поэзию, знает наизусть стихи Третьей, Седьмой и Девятой династий до и после восстания.

Некоторые строчки сохранились в памяти, они пережили все, что произошло.

Но кто знал, какие слова и поступки останутся жить? Кто принимал эти решения? Может быть, они сохранились на долгие годы благодаря случайности, а не только своей исключительности?

Она стоит у письменного стола с лампой, вдруг почувствовав усталость, у нее даже не осталось энергии, чтобы пересечь комнату и закрыть дверь, которую служанка оставила полуоткрытой. Это был напряженный день.

Ей семнадцать лет, и в следующем году она выйдет замуж. Она не думает (хотя может ошибаться), что те два человека полностью оценили тщательный выбор ее отцом мужа для нее из клана императора.

Невестка в Катае – это служанка родителей ее мужа. Она покидает свой дом и становится менее значительной фигурой в их доме. Родители могут даже отослать ее обратно (и оставить себе приданое), если сочтут недостаточно почтительной. Отец Линь Шань избавил ее от этого, зная, какой она выросла (не без его участия).

Клан императора имеет всех слуг, которые могут когда-либо понадобиться, их оплачивает придворная канцелярия, управляющая кланом. К ним прикреплены врачи, артисты, алхимики и повара. И астрологи, но только при свете дня и по особому разрешению. В их распоряжении портшезы, одинарные или двойные, когда они желают покинуть поселок при дворце, в котором, как предполагается, они будут жить вечно.

Существуют фонды на покупку официальной одежды и украшений для пиров и церемоний, на которых требуется их присутствие. Они являются выставочными экземплярами, символами династии. Их хоронят на кладбище клана, который находится здесь, в Еньлине. В Ханьцзине не хватает места. С одного кладбища на другое – так кто-то сказал когда-то.

Женщина, выходя замуж за члена клана, живет другой жизнью. И это может быть хорошая жизнь, это зависит от женщины, от ее мужа, от воли небес.

У нее будет муж, меньше чем через год. Она с ним знакома. Это тоже необычно, хоть и не запрещено, и такие вещи в императорском клане происходят иначе. Степень цзиньши отца, его статус придворного, давали ему достаточно прав, чтобы через посредников обратиться к одной из семей клана. Не все хотят стать членами клана через замужество. Это такая уединенная жизнь, ее определяют церемонии и правила, ведь такое большое количество людей живет в такой тесной близости, а их число растет.

Но Шань это даст некоторые преимущества. Среди этих людей, уже и так не похожих на остальных, ее собственная непохожесть может слиться с их особостью, как шелковые нити сплетаются друг с другом. Это возможно.