Звездная река

Гай Гэвриел Кей

Звездная река

Посвящается Леонарду и Эллис Коэн

Часть первая

Глава 1

Поздняя осень, раннее утро. Холодно, туман поднимается с лесной подстилки, окутывает зеленые деревья в бамбуковой роще, приглушает звуки, скрывает Двенадцать Пиков на востоке. Красные и желтые листья клена лежат на земле, падают сверху. Колокола храма на краю городка звучат где-то далеко, словно их звон доносится из другого мира.

В лесах водятся тигры, но они охотятся по ночам, и сейчас не голодны, к тому же это небольшая рощица. Крестьяне Шэнду, хоть и боятся их (а пожилые даже приносят пожертвования на алтарь тигриному богу, все-таки ходят в лес днем, по необходимости – за дровами или на охоту, если только нет слухов о появлении в окрестностях тигра-людоеда. В такое время их всех охватывает первобытный страх, и поля остаются невозделанными, а чайный лист не собирают, пока зверя не убьют, что может стоить больших усилий, а иногда даже привести к гибели охотника.

Как-то утром мальчик был один в бамбуковой роще, окутанной туманом; слабые, тусклые лучи солнца едва пробивались сквозь листья: свет пытался заявить о себе, но без особого успеха. Мальчик размахивал самодельным бамбуковым мечом и сердился.

Он уже две недели был недоволен и расстроен по причинам, представляющимся ему самому достаточно вескими, ведь его жизнь лежала в руинах, подобно городу, разграбленному варварами.

Однако в тот момент, поскольку его мысли обычно принимали определенное направление, он пытался определить, помогает или мешает гнев его умению сражаться бамбуковым мечом. И будет ли по-другому со стрельбой из лука?

Те упражнения, которыми он здесь занимался и которые сам изобрел, служили проверкой, тренировкой, способом дисциплинировать себя, а не детским развлечением (он уже не ребенок).

Насколько он мог судить, никто не знал, что он ходит в эту рощу. Его брат точно не знал, иначе он бы пошел за ним, чтобы насмехаться – и, вероятно, сломал бы его бамбуковые мечи.

Упражнения, которые он для себя придумал, состояли из очень быстрых вращений и оборотов, взмахов слишком длинного (и слишком легкого) бамбукового оружия, в которые он вкладывал всю силу, рубящих ударов сверху вниз и выпадов. Однако при этом мальчик старался не касаться деревьев, окружающих его в тумане.

Он занимался этим уже два года и затупил – или сломал – бесчисленное количество деревянных мечей. Они лежали, разбросанные, вокруг него. Он оставил их на неровной почве, чтобы усложнить задачу – на месте любого настоящего сражения будут подобные препятствия.

Мальчик был крупный для своих лет, возможно, слишком уверенный и непоколебимо решивший стать одним из величайших людей своего времени и вернуть своим умением и храбростью былую славу уменьшившемуся миру.

Он был также вторым сыном секретаря супрефектуры из города Шэнду, на западной границе катайской империи эпохи Двенадцатой династии, а это исключало возможность осуществления подобных амбиций в известном ему мире.

К этой истине сейчас прибавился тот неоспоримый факт, что единственный учитель в их супрефектуре закрыл свою частную школу, «Академию горы Интань», и уехал две недели назад. Он отправился на восток (на запад ехать было некуда) в поисках счастья или, по крайней мере, способа прокормить себя.

Он сказал горстке учеников, что, возможно, станет мастером ритуалов, будет совершать колдовские ритуалы Священного Пути, устанавливая связь с призраками и духами. Он сказал, что для этого существуют свои учения, что такую жизнь даже советуют вести тем, кто сдал экзамены, но не получил степень «цзиньши». Когда учитель Туань говорил им об этом, он, казалось, оправдывался, в его голосе звучала обида. В те последние недели он непрерывно пил.

Мальчик не знал, как все это понимать Он знал, что существуют призраки и духи, конечно, но ему не приходило в голову, что его учителю о них что-то известно. Он не был уверен, действительно ли Туань Лун с ними знаком, или он подшутил над ними, или просто злился.

Он знал, однако, что уже не может продолжать свое обучение, а без уроков и хорошего учителя (и без еще многих вещей) невозможно записаться на экзамены на получение должности гражданского служащего при префектуре, не говоря уже о том, чтобы их сдать. Без этих первых экзаменов его тайные мечты о том, чтобы поехать в столицу и сдать экзамены на степень «цзиньши», не стоили и одной бессонной ночи.

Что до этих тренировок в лесу и его страстной яркой мечты приобрести навыки в военном искусстве, возродить честь и славу Катая… ну, когда спишь, обычно видишь сны. Он не видел ни одного пути, который теперь привел бы его к умению сражаться, вести за собой людей, жить или даже умереть во славу Катая.

Времена вообще были плохие. В весеннем небе стояла хвостатая звезда, на севере летом началась засуха. Новости доходили медленно в провинцию Сэчэнь, вверх по течению Великой реки или вниз через горы. Засуха вместе с войной на северо-западе определили трудный год.

Вся зима была сухой. Обычно Сэчэнь славится дождями: в летнее время его влажная земля исходит паром, с листьев без конца капает дождевая вода, постель и одежда никогда не просыхают. Дожди ослабевали осенью и зимой, но никогда не прекращались – в обычный год.

В этом году все было иначе. Весенний урожай чая оказался ничтожно жалким, а поля для риса и овощей слишком сухими. Осенние посевы пугали скудостью. К тому же налоги не снизили. Император нуждался в деньгах, шла война. Учитель Туань мог кое-что сказать по этому поводу, иногда он говорил безрассудные вещи.

Учитель Туань всегда заставлял их изучать работы по истории, но не быть ее рабами. Он говорил, что историю пишут люди, у которых свои мотивы для собственного изложения событий.

Он рассказал им, что в Синане, столице прославленных династий, когда-то жили два миллиона человек, и что всего сто тысяч или около того живет там сейчас, среди развалин и обломков. Он рассказал, что Тагур, на западе, за перевалами, когда-то давно был империей-соперником, яростным и опасным, владел великолепными лошадьми, а теперь стал всего лишь горсткой жалких провинций и укрепленных монастырей.

Иногда после уроков, сидя вместе со старшими учениками, он пил вино, которое они почтительно наливали ему, и пел. Он пел: «Царства приходят, царства уходят, // Катай пребудет вовек…»

Мальчик пару раз спросил отца об этом, но его отец был осторожным, рассудительным человеком и держал язык за зубами.

Этой зимой людям грозил голод, так как урожая чая не хватило, чтобы обменять его в правительственных конторах на соль, рис или зерно с нижнего течения реки. Государству полагалось иметь полные хранилища, выдавать пособие во времена лишений, иногда прощать задолженность по налогам, но этого всегда было мало или это делалось недостаточно быстро в неурожайные годы.

Поэтому этой осенью не оказалось денег, не оказалось припрятанных от правительственной монополии чайных листьев, чтобы продать их на горных перевалах и заплатить за обучение сына, каким бы умным и сообразительным он ни был, как бы его отец ни ценил ученость.

Навыки чтения и каллиграфические мазки кисти, поэзия, заучивание классических текстов Мастера Чо и его последователей… как бы высоко ни ценились такие вещи, о них действительно забывают, когда грозит голод.

А это, в свою очередь, лишало шансов на жизнь ученого-учителя, который когда-то готовился к экзаменам в столице. Туань Лун дважды сдавал экзамены в Ханьцзине, прежде чем сдался, вернулся домой на запад (путешествие длиной в два или три месяца, каким бы путем ты ни ехал) и основал собственную школу для мальчиков, стремящихся стать служащими, надеясь, что среди особо выдающихся учеников появится полноправный кандидат на степень «цзиньши».

При наличии здесь школы появлялась хотя бы возможность, что кто-нибудь сможет попытаться сдать экзамен в провинции и, может быть, если сдаст, попробует сдать те имперские экзамены, которые сдавал Лун. Может быть, ему даже удастся это сделать и «войти в поток», присоединиться к великому миру придворных и чиновников, что не удалось самому учителю, ведь он теперь здесь, в Сэчэне, не так ли?