Дело Локвудов

Джордж Локвуд знал в лицо почти всех гиббсвиллских членов Ассамблеи, поэтому приезжие гости сразу же бросались ему в глаза. Агнессу Уинн он заметил, как только она появилась. Поскольку со списком гостей он познакомился заранее, он знал, что она пришла в сопровождении Роберта Лидса. Лидс, избравший горное дело своей профессией, был родом из северной части углепромышленного района (Уилкс-Барре — Скрантон), но на практику приехал в Гиббсвилл, где престиж его семьи не мешал ему проходить обучение. Это был представительный на вид, совершенно лысый, несмотря на свои двадцать восемь лет, человек, воспитанник Эндовера и Йеля. Он так боялся вызвать неодобрение гиббсвиллских мамаш (и папаш), что не решился пригласить на бал местную девушку и предусмотрительно привел иногороднюю. Приглашение молодой женщины на Ассамблею считалось в Гиббсвилле очень серьезным шагом, но если некий Лидс из Скрантона приглашал некую Уинн из Хиллтопа, то на это смотрели менее серьезно; пока Роберт Лидс не отдавал предпочтения ни одной из местных девушек, жаждущие женихов гиббсвиллские родители могли, по крайней мере, еще на что-то надеяться.

До перерыва Джордж Локвуд даже не пытался пригласить Агнессу. После перерыва разрешалось приглашать партнерш «сверх программы», поскольку заранее составленные списки бывали к этому времени в основном исчерпаны.

— Боб, ты позволишь мне потанцевать с твоей дамой через танец? — спросил Джордж.

Лидс взглянул на свою карточку.

— Через танец — нет, только через два.

— Ну, пусть через два.

— Настоящая работорговля, — сказала Агнесса Уинн. — Ничего, еще настанет день, когда джентльмен будет обращаться с этим вопросом к самой даме.

— Никогда, — сказал Лидс. — И знаете почему? Потому что иначе девушки, на которых нет спроса, будут оставаться ни с чем. Они первые не захотят, чтоб спрашивали их. Мужчины будут танцевать только с хорошенькими. Верно, Джордж?

— Кроме членов комиссии по приему гостей. Не знаю, заметил ли ты, как я обхаживал сегодня некоторых дам. Но теперь я, пожалуй, сниму ленту и освобожусь от этой рабской обязанности. Мисс Уинн, не хотите ли получить в подарок эту алую ленту? Она очень пойдет к вашим зелено-голубым глазам. Нет? Боб, хочешь алую ленту? Она даст тебе право потанцевать со старой миссис Стоукс.

— Благодарю. Я уже имел это удовольствие. Не сегодня, а раньше… Между прочим, миссис Стоукс — моя хозяйка, она опекает меня и вовсе не такая уж старая.

— Я хотел лишь подчеркнуть разницу между нею и молодой миссис Стоукс — моей троюродной сестрой, — сказал Джордж.

Позже, когда они пошли танцевать, он сказал Агнессе:

— Мне все время кажется, что мы с вами не то что ссоримся а расходимся во мнениях.

— Да.

— Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему это происходит?

— Кажется, нет.

— В самом деле?

— Ну вот, опять мы спорим. Вы ставите под сомнение мои слова, считая, что я задавалась этим вопросом.

— Да, я так считаю, Агнесса. — Он почувствовал, как она вся напряглась. — Ваше отношение ко мне настолько определилось, что такая умная девушка, как вы, неизбежно должна задуматься над причиной. Я-то знаю, в чем причина. Я вам не нравлюсь и, по-вашему, не должен нравиться, вы не хотите, чтобы я вам нравился. Однако когда мы вместе, между нами происходит нечто гораздо более значительное, нежели «нравится — не нравится».

— Вы уже были однажды помолвлены, не так ли?

— Нет, не совсем. У нас был уговор — мы пришли к согласию.

— И согласие перешло в несогласие?

— Если хотите, я расскажу вам. Все расскажу.

— Мне говорили, что родители этой девушки рассердились на вас за то, что вы не захотели помочь ее брату вступить в клуб. Если в этом была причина, то я — на вашей стороне. Для разнообразия.

— Я рад, что вы на моей стороне, но справедливости ради должен сказать, что были и другие причины. Главная из них — в том, что мы не подходили друг другу. Я не сразу это понял. Если бы не это, то все остальные причины ничего бы не значили.

— Я вам верю. Верю от всей души.

— И очень хорошо, что мы разошлись, какова бы ни была причина. Потому что если бы мы поженились, я бы все равно встретил вас. Не прошло бы и года.

— Встретили бы?

— Не прошло бы и года нашей совместной жизни, как она узнала бы, что я по уши влюблен в другую. Говорят, что женщины легко об этом догадываются.

— Вы, Джордж Локвуд, никогда ни в кого по уши не влюбитесь.

— Откуда вы знаете?

— Вы и сами этого не отрицаете, а только спрашиваете, откуда я знаю. Потому что вы никогда не позволите себе влюбиться.

— Боюсь, что вы правы. И хоть я с вами соглашаюсь, я чувствую, что влюблен. Впервые в жизни. Вы можете это понять?

— Да, могу. Потому что одно это искреннее признание перекрывает все полуправды и недомолвки. Да, я понимаю это состояние.

— Давайте скажем друг другу правду, Агнесса.

— Какой правды вы от меня хотите?

— Что мы любим друг друга.

— Хорошо, скажу. Мы любим друг друга.

— Это правда?

— Не надо начинать с сомнений. Не будем больше ни о чем говорить. Давайте потанцуем. Я люблю танцевать!

В сентиментальном порыве, что случалось с ним очень редко, Джордж Локвуд пригласил Роберта Лидса в дружки на свою свадьбу с Агнессой Уинн. Изысканно вежливый отказ Лидса едва не привел к расторжению помолвки.

— Проклятый сноб, черт его дери! — возмутился Джордж.

— Не надо так говорить, — запротестовала Агнесса. — Роберт — не сноб в твоем понимании этого слова.

— Интересно, долго ли пришлось бы копаться в прошлом самих Лидсов, чтобы найти то, что они предпочли бы скрывать.

— Я и без копания скажу тебе это. У Боба есть дядя, который был раньше евангелическим священником, а теперь занимается бог знает чем на Западе. Бросил жену с тремя детьми, бросил богатый приход и исчез. Исчез — и все. Возможно, есть причины, только их скрывают. Нет, к Бобу ты несправедлив.

— Уж эти мне угольные бароны! Все они одинаковы, все до единого. Твой отец не хочет нашего брака, потому что твой дядя не одобряет Локвудов. А по какому праву? Мой дед убил двух человек, а скольких он убил, сражаясь в рядах северян? Они это ставят ему в вину? Нет. Об этом они даже не упоминают, потому что никто из Уиннов в армию не пошел. Они сидели дома и богатели.

— Джордж, дядю Тома беспокоит главным образом не то, что сделал твой дедушка.

— Дядю Тома, дядю Тома.

— Выслушай меня, пожалуйста. Ты должен меня выслушать.

— Я слушаю.

— Ты всегда считал, что люди настроены против тебя из-за дедушки. Это правда, такие люди есть. Но дядю Тома тревожит не это. Жаль, что я вынуждена об этом говорить.

— Ну говори же, говори.

— Ты что-нибудь знаешь о двух сестрах твоего отца? О своих тетках?

— Разумеется. Они умерли от туберкулеза, но мой отец здоров, и у меня никогда не было даже признаков этой болезни. У моего брата и всех остальных членов семьи — тоже.

— Они умерли не от туберкулеза, Джордж.

— От туберкулеза, в окружной больнице.

— В окружной больнице, но по другой причине.

— От алкоголя?

— Нет. От воспаления мозга.

— От воспаления мозга? Это еще кто выдумал? Наглая ложь. Им было всего… Не знаю, сколько им было, только они болели туберкулезом в открытой форме и умерли очень молодыми.

— Спроси своего отца.

— Незачем мне его спрашивать, если он мне сам сказал.

— Спроси еще раз. Заставь его сказать тебе правду. Я не боюсь правды и охотно пойду за тебя. Но это несправедливо, что другие знают, а тебя держат в неведении.

— Охотно пойдешь за меня? Но после такого обвинения я, может быть, сам не захочу на тебе жениться.

Хотя вечер только еще начинался, он покинул ее дом и возвратился в хиллтопскую гостиницу. После того как помолвка стала фактом, нельзя было и думать о ночлеге в доме Уиннов. Поездки к Агнессе, связанные с пересадками с одного поезда на другой в неудобные часы, да еще ночевки в грязной гостинице служили серьезным испытанием его чувства. Он был сердит и на Агнессу, и на своего отца, поэтому на следующее же утро после бессонной ночи побрился, разведя мыло в холодной воде, и отправился тихоходным товарно-пассажирским поездом в Гиббсвилл: там он сделал пересадку и прибыл наконец в Шведскую Гавань, горя нетерпением обрушить на отца вопросы.