Дело Локвудов

В таких условиях браки, естественно, отличались прочностью, власть мужа и отца была абсолютной, и девушки, готовившие себя в жены, знали, на что идут. Если Аделаида Хоффнер в день свадьбы ее сестры Сары и сомневалась в том, что та уживется с Сэмюелом Стоуксом, то эти сомнения были чисто теоретическими. Теоретическими и бесполезными, поскольку изменить то, что произошло, было все равно невозможно. Девушки радовались браку как сбывшейся мечте, но будущая жизнь с мужем представлялась им весьма неопределенно.

Кое-кому из привлекательных девушек выпадало счастье иметь сразу нескольких поклонников, но редко больше двух-трех. Да и то девушке зачастую не позволялось отдать предпочтение человеку, к которому она испытывала настоящее чувство. К любви как к решающему условию брака всерьез не относились, поскольку матерей девушек тоже, как правило, выдавали не по любви. Тот факт, что «истинный брак по любви» воспринимался как нечто восхитительно оригинальное, свидетельствовал о том, насколько редко подобные браки случались. Иногда любовь приходила потом (родители так и обещали всегда своим дочерям-невестам), когда замужество становилось свершившимся фактом; в этих случаях брак мог считаться счастливым, хотя любовному чувству и угрожала та самая родственная близость, которая вначале и порождала это чувство.

Аделаида Локвуд полюбила своего мужа в первые же месяцы после свадьбы, однако ее смущал его совершенно необъяснимый жгучий интерес к появившимся у них детям. Многие женщины считают величайшим счастьем для себя лелеять своих детей, поэтому их несколько обижает, если на это их право посягают отцы.

Отцу ведь не обязательно заниматься воспитанием младенцев — свою власть он успеет показать и потом, когда дети вырастут. Но Авраам Локвуд этого не признавал, он начал руководить воспитанием своих сыновей с самого их рождения. Питание, режим сна, температура воды в ванне, выбор нянек, пребывание на солнце, система наказаний и поощрений — ничто не ускользало от его внимания. Объяснял он такое свое отношение к детям лишь тем, что он-де из «новых» отцов, более активно участвующих в воспитании потомства. Аделаида, у которой не было серьезных поводов протестовать, не считала этот довод убедительным и находила объяснение в том, что муж возлагает на своих сыновей большие надежды. Дальше этого ее понимание намерений мужа не шло.

Планы Авраама Локвуда начали претерпевать изменения после того, как он оставил мечту проникнуть в филадельфийское общество. Несмотря на членство в клубе «Козыри», он недолго тешил себя иллюзиями относительно места, которое в действительности занимал во внеуниверситетской жизни своих клубных товарищей. Он не разделял мнения Томаса Фуллера (1608-1661) о том, что человека делают джентльменом хорошие манеры и деньги, и не был согласен со своим современником Джоном Кардиналом Ньюменом, утверждавшим, что джентльмен — это человек, никому не причиняющий зла. Общение Авраама Локвуда с университетскими денди убедило его в том, что Фуллер сверх меры циничен, а Ньюмен — недостаточно циничен, но что ни тот, ни другой не смог дать точного определения джентльмена. Сначала в университете, потом в период службы в Вашингтоне и, наконец, в послевоенные годы Авраам Локвуд продумывал свои планы с большей тщательностью, чем могло показаться на первый взгляд. Он имел все основания считать, что в браке ему повезло: женщина, которую он выбрал себе в жены, была неплохо воспитана, финансово обеспечена и достаточно образованна, но в какой-то момент своей жизни он понял, что его замысел заключается не только в том, чтобы вырастить из своих детей джентльменов. Джентльменами, по Фуллеру, стать можно, но это — не конечная цель, а только эпизод; шаг к общественному положению, которое должны занять потомки его сыновей. Авраам Локвуд знал, что его внуки и правнуки не будут носить никаких титулов, но если его замыслы осуществятся, то имени «Локвуд из Шведской Гавани» им будет достаточно. И он все больше преисполнялся уверенности в том, что цель, которую он перед собой поставил, будет достигнута в третьем поколении.

Замыслы Авраама Локвуда были не просто замыслами, ибо замысел — это лишь способ достижения цели, и не просто честолюбивой мечтой, ибо мечта — это лишь стремление. Локвуд имел в виду «Дело» в квакерском значении этого слова. Сам он не был квакером, но термин «Дело» слышал. Так называлась увлекшая квакеров деятельность религиозного характера или идея или то и другое вместе. Квакер, заговаривающий на улице с незнакомцем, и квакер, тратящий свои деньги на специальные миссионерские цели, — оба они руководствуются интересами Дела. Делом Авраама Локвуда было создание собственной родовой династии, берущей начало от Мозеса Локвуда и существующей отдельно, независимо от рода Роберта Локвуда, прибывшего в Уотертаун в 1630 году (он приступит, вернее, уже приступил к созданию своего Дела, видя в нем смысл и стимул своей жизни и жизни членов своей семьи). Благовоспитанность его сыновей была не самоцелью, а только желаемым качеством. В деле Авраама Локвуда она, по всей вероятности, играла меньшую роль, чем те два смертельных выстрела Мозеса Локвуда. Допуская, что отец убил тех двух людей с заранее обдуманной целью, Авраам Локвуд не испытывал ни стыда, ни даже неловкости. Убийство как таковое никогда не мешало тому или иному семейству занять определенное место в истории: это был метод, с помощью которого короли оставались королями, а бароны становились герцогами, а в 2000-м году единственным Бэнди и единственным Лихтманном, заслуживающими упоминания, вполне могут быть те, что жили в начале девятнадцатого века и стали жертвами вспыльчивости Мозеса Локвуда.

Так или иначе будущие историки, по-видимому, воздадут должное храбрости, проявленной Мозесом Локвудом в первой битве на реке Булл-Ран; пока же, в представлении Авраама Локвуда, его отец и без того выглядел героем и человеком дела, да и сам Авраам намерен был удерживать за собой репутацию человека дела и знатного гражданина; что же касается более отдаленного будущего, то он добьется того, чтобы на его сыновей смотрели и как на джентльменов, и как на деловых людей, и как на покровителей искусств, и как на представителей третьего поколения лидеров своей общины, и как на первое поколение, которому общественность страны присвоила титул «Локвуды из Шведской Гавани». Иногда он жалел, что у него всего два сына, хотелось бы ему иметь их больше — тогда он мог бы направить их в разные сферы деятельности: в юриспруденцию, медицину, богословие, на военную службу. Но, с другой стороны, когда много детей, то, естественно, и больше шансов вырастить какого-нибудь подлеца — ведь не может же отец уделять пятерым или шестерым мальчуганам столько же внимания, сколько уделяет он сейчас Джорджу и Пенроузу.

Как уже отмечалось, Авраам Локвуд слыхал про Дело квакеров и знал, что и его замыслы можно назвать Делом, во вслух не упоминал ни квакеров, ни собственные замыслы. Да у них и не было определенного названия. Пусть это будет Дело, Программа, Кампания, Замысел, Стратегия, Навязчивая идея, Цель, Мания — неважно. Положение изменилось бы, если бы он дал своим замыслам конкретное определение: тогда ему пришлось бы ограничить свою деятельность рамками такого определения. Теперь же мысли о Деле преследовали его так неотступно, а деятельность его была столь многогранной, что за поступком, который можно было бы назвать благородным, следовал поступок, который можно было бы счесть жестоким, а затем он совершал нечто вообще не поддающееся какой бы то ни было оценке.

Пока Авраам хранил свои замыслы в тайне. Желание мужа сделать Джорджа юристом, а Пенроуза — банкиром было бы понятно Аделаиде, но как объяснишь дочери Леви Хоффнера Дело? Он даже не стал и пробовать. К тому же Аделаида могла и не согласиться с планами мужа в отношении детей, а он высоко ценил ее способность влиять на них. Мальчики любили мать — и не без основания. Она выглядела красивее большинства других женщин. Обращалась с сыновьями строго, но справедливо, всегда лечила их ссадины и ушибы, успокаивала, если они чего-нибудь пугались, и не была по своему интеллекту настолько выше их, чтобы не понимать их мелких повседневных забот. Она много делала для того, чтобы им было хорошо, и мягко, без нажима приучала их к дисциплине и безусловному повиновению приказам отца. Авраам мог рассчитывать на ее поддержку даже в тех случаях, когда она не была всецело на его стороне.