Страница 37 из 120
Справа дружины князя Константина начинали теснить полки Святослава: тот, взяв себе под начало добрую половину наёмников, не умел управляться с таким большим числом людей. При желании можно было разглядеть его высокую, нескладную, как у брата Константина, фигуру, мечущуюся в первых рядах своих полков. Уже проиграв одну битву - за город Ржев - Святослав отчаянно не хотел повторения ошибки и потому суетился за двоих. Но наёмников понемногу теснили натасканные ростовские полки, и правое крыло владимирского ополчения постепенно начало прогибаться назад. Отчаянное желание многих людей отличиться пропадало впустую, натыкаясь на противоречивые и порой вовсе бестолковые приказы Святослава.
Слева муромские князья вкупе с полками Ярослава намертво сцепились со смольянами. Здесь наоборот - новгородский пеший полк не спешил лезть на рожон, отчаянно опасаясь столкновения с земляками, но сражающимися за Мстислава. Ярослав во главе муромских дружин и своих воинов кидался в гущу схватки, но далеко не все полки шли за ним.
Пробираясь топкими подмытыми бережками по чавкающей земле, конные дружины Мстислава и Владимира приспели как раз к тому времени, когда пешие новгородцы поднялись на половину склона и вовсю рвались к стягам Юрия и Ярослава. Наиболее отчаянные уже добрались до тына. Колья были проломаны, и сквозь них на вершину Авдовой горы вливались новгородцы.
Подхваченные общим порывом, Добрыня и Путята бились пешими. Рязанец легко поспевал за своим новым приятелем- новгородцем - великан Путята, оставив щит и сбросив даже бехтерец ради лёгкости движений, со свистом вращал над головой свой двуручный меч и врубался в толпу суздальцев, как жнец в пшеничное поле. Забрызганный чужой кровью, он шёл сквозь ряды, пробираясь туда, где реяли над толпой стяги братьев-князей. Добрыне оставалось не отставать от неистового новгородца да подрубать тех, кто по случаю ушёл от меча Путяты.
Понемногу к ним стали приставать другие новгородцы, и они были первыми, кто, порушив заслон, прорвался к стягам.
Здесь бой закипел с новой силой - владимирцы словно опомнились и попытались оттеснить противника, но Путята только описал мечом свистящую сверкающую дугу и расчистил себе пространство.
- Не отставай, Добрыня! - ревел он, не забывая о приятеле. Ярославовы стяги были совсем близко. Совершив последний рывок, Путята оказался рядом. Трое отроков, охранявших стяг, тут же сомкнули вокруг него кольцо и подняли мечи, но великан-новгородец навис над ними с медвежьим рыком, размахнулся - и один упал, разрубленный пополам, а два других, видя, какая участь постигла из товарища, сочли за благо отступить. Оставшись один у стяга, Путята с остервенением рубанул по толстому древку. Стяг качнулся. Дерево треснуло с жалобным хрустом и преломилось. Украшенное вышитым львом полотнище рухнуло наземь и вмиг оказалось втоптанным в землю.
В этот миг Владимир Псковский, ехавший рядом с братом, поднял голову на кипевшую всюду битву.
- Глянь, братец! Никак одолевают! - воскликнул он. Мстислав Удалой выпрямился в седле. Весь подобравшись, он плавным рывком выхватил топор на длинной рукояти.
- Братие! - развернулся полубоком к подтягивающейся дружине. - Настал наш миг! Не дай Бог выдать добрых людей! За Русь!
Подхлёстнутый этим криком, конь его первым скакнул вперёд, и лавина всадников ринулась на пешие полки, врезаясь в. них, рубя и рассекая. Чуть правее ударили дружины смольян, левее - поднажали почти пересилившие Святославовы ополчения ратники Константина.
Первыми не выдержали новгородские ополченцы. Где-то совсем близко послышались слитные голоса: «Новград! Новград!.. Святая София!» - и они дрогнули, отступая. Мешая биться своим и чужим, бросая оружие, люди бросились бежать, невольно своим примером увлекая за собой и остальных.
Потом практически одновременно остановились муромские князья - их дружины не могли опрокинуть строй пеших воинов, готовых стоять насмерть. На подмогу тем подоспели смольяне, давя числом. А потом с неслышным в шуме боя треском рухнул и второй княжеский стяг, а на его месте взметнулся новгородский. В следующий миг земля дрогнула, прокатился валом дробный нарастающий гул и рассыпался грохотом мчащейся конной дружины. Впереди неё, стремя в стремя, летели два князя - Мстислав Удалой и Владимир Псковский. Вырвавшись вперёд, они пробивались сквозь ряды владимирцев, прокладывая путь своим дружинникам и пешцам. Пытавшиеся остановить их были смяты конями, и дружина, раздвинув своих, вырвалась к оставленным позади полков обозам и княжьим шатрам.
Обозники были ошеломлены. Когда на них налетели чужие всадники, они застыли столбами, и многие оказались посечены, так и не поняв, что произошло. Другие - посметливее - бросились спасать свои жизни, увеличивая суматоху. За ними погнались некоторые всадники, а подоспевшие тем временем пешие смольяне, забыв, зачем пришли, побросали оружие и кинулись к обозам - разбирать добро. Кто-то выпрягал приглянувшуюся лошадь, кто-то торопливо рылся в мешках, кто-то осторожно сдирал добротную одежду с ещё тёплого трупа, брезгливо стараясь не запачкаться свежей кровью. К удачливым грабителям спешили присоединиться остальные - победа грозила захлебнуться в волне мелких стычек из-за добычи.
Нахлестнув коня, Мстислав Удалой вылетел в середину обоза, попутно разметав нескольких грабителей.
- Не время останавливаться, братья! - разлетелся его голос, как недавно, легко перекрывая шум. - Доканчивайте бой, а не то вернутся владимирцы и побьют нас!
И, не останавливаясь, проскакал мимо в ту сторону, где продолжался бой. Привыкшие во всём слушаться своего князя и верящие ему, как себе, новгородцы последовали за ним. И лишь смольяне, князья которых сражались, забыв о пешем ополчении, остались обдирать трупы и потрошить возы.
Именно в этот миг Ян впервые отвлёкся и взглянул по сторонам. До той поры он неотступно следовал за своим князем. Ярослав, справедливо решив, что в этой битве решится его судьба, бросался в самое пекло, очертя голову, увлекал за собой дружину, которая следовала за ним не только воодушевлённая его примером, но и потому, что не хотела бросать своего Князя одного.
Сперва бились одним сомкнутым строем - воеводы, ближние бояре, каждый со своей дружиной. Но потом пешие новгородцы нахлынули мутной водой. В их массе увязли дружины бояр, потом куда-то делся воевода Михайла Звонец, и близ Ярослава осталась лишь сотня Яна и ближняя дружина. Но и они таяли - не потому, что отступали, спасая свои жизни, - слишком яростно наседали со всех сторон враги. Дружинники гибли, заслоняя собой князя, который в упоении боя не замечал ничего.
Слитный рёв голосов волной накатился сзади, ударил со спины. «Новград и Святая София!»- кричали там. Крики гремели всё ближе, всё мощнее, перекрывая боевые кличи владимирцев и вопли о пощаде. Обернувшись назад, Ян похолодел - на них со стороны обозов, обходя двумя крыльями, шла Мстиславова конница, на которую сзади и с середины напирали пешцы. Далеко справа и слева небольшие кучки дружинников отчаянно рубились, дорого продавая свои жизни, но прочие предпочитали отступать, оказавшись лицом к лицу с сильнейшим врагом. Мстиславова конница была совсем близко - Яну вдруг показалось, что он различает самого князя Удалого, и верно - впереди сверкал его топор. В серенький облачный день он казался необычайно ярок, как солнце.
Словно враз ослеп и оглох, Ярослав продолжал лезть на полки пеших новгородцев. Он почти оторвался от дружинников, и Ян, пробившись к забывшемуся князю, поравнялся с его конём, подныривая под пляшущий меч:
- Княже! Княже! Новгородцы сзади! Поворотить бы!
Бросив повод коня на холку, Ярослав упоённо сражался.
Возглас Яна долетел до него не сразу. Он развернулся к витязю с неудовольствием, но тут взгляд его скользнул по полю битвы позади него. Пешие полки, Мстиславова дружина - его зажимали в кольцо. А полков брата и союзных муромских князей видно не было, но что происходило у головного полка и на правом крыле, стало ясно сразу. Мысль об этом молнией мелькнула в голове Ярослава, и на смену восторгу битвы пришёл страх смерти и позорного плена. Избежать его было почти невозможно - конные дружины подходили с тыла, со стороны захваченных обозов. Вокруг Ярослава оставалось от силы полсотни воинов - все, кто выжил из Яновой сотни.