Страница 24 из 75
— Что? — воскликнул я. — Возможно, я ослышался?..
— Ваше удивление доказывает, что вы слышали именно то, что сказал президент, — отреагировал Холмс. Затем он испытующе посмотрел на Маккинли. — Насколько я могу судить, и думаю, доктор Ватсон со мной согласится, вы абсолютно здоровы. Следовательно, у вас нет повода бояться страданий, неизбежных при какой-нибудь неизлечимой болезни. На лице вашем я не заметил лопнувших капилляров, а это означает, что алкоголь не является напитком, который вы пьете ежедневно и помногу, — вы делаете это лишь в качестве жеста вежливости по отношению к вашим гостям. Народ, благодарный вам за проделанную в первый срок президентства работу, совсем недавно переизбрал вас на второй срок. Я ничего не слышал ни о каком скандале — разве что доставка скверных новостей в вашей стране работает из рук вон плохо. Далее, если бы вы хотели покончить с собой, все возможности для этого под рукой: как бывший участник Гражданской войны, вы умеете управляться с огнестрельным оружием. Так с какой же стати лидер великой нации, пребывающий на пике успеха, жаждет быть убитым?
— Я вовсе не хочу быть убитым. Я хочу, чтобы все выглядело так, будто меня убили.
— Но почему? Ваша жизнь — сплошная серия побед.
— Именно. Я стал заложником этих побед, — ответил Маккинли.
— Что это значит?
— Пять лет назад с помощью моего друга и руководителя Республиканской партии Марка Ханны я собрал коалицию бизнесменов и торговцев. Я баллотировался на пост президента со следующей позицией: открыть перед бизнесом все возможности и тем самым добиться процветания в стране. Используя высокие таможенные пошлины и валюту основанную на золотом стандарте, я помог своим согражданам выйти из Депрессии 1893 года и сделал США могучей промышленной державой.
— Так в чем же проблема?
— Я человек, добившийся всего, чего хотел. Но только сейчас приходит осознание того, что мои успехи не всегда становились благом для моей страны.
— Почему?
— Непредвиденные последствия. Марк Ханна способствовал моему избранию, но в ходе предвыборной компании он истратил три с половиной миллиона долларов. Боюсь, что именно мы окончательно связали успех на политической арене с деньгами. А такая неразрывная связь рано или поздно станет катастрофой для страны. Самые богатые будут покупать такое правительство, которое им нужно. Я вытащил нас из депрессии, дав бизнесу зеленый свет практически по всем направлениям. Я полагал, что люди, имеющие деньги и власть, будут с честью относиться к своим рабочим — ведь это было бы справедливо и достойно. Вместо этого гигантские компании, которым я помогал, превратились в алчных преступных хищников: дети, в нечеловеческих условиях работающие на заводах и в шахтах, убийства профсоюзных активистов, мизерная заработная плата, при которой рабочий живет не лучше, чем раб. Этому рабочему не по карману товары, которые он же и производит. А фермеры? Большинство из них прозябают в нищете и постоянных долгах. После своего переизбрания я пытался ввести здравое и умеренное регулирование бизнеса, но мне не удалось этого добиться. Мои собственные союзники — и в первую очередь мой друг сенатор Ханна — и слышать об этом не желали. А мои оппоненты не доверяют мне, потому что в свое время именно я развязал руки их угнетателям. Я баллотировался на второй срок, чтобы исправить ошибки первого срока своего правления, но оказалось, что исправить я уже ничего не могу, а значит, не гожусь для поста, который занимаю.
— Но ведь народ переизбрал вас.
— Мне не следовало баллотироваться. Я человек девятнадцатого века, и я прекрасно понимал вызовы того времени: необходимость покончить с рабством, построить железные дороги, заселить западные окраины страны. Однако мое время — в прошлом. Мы шагнули в двадцатый век, и с точки зрения истории я подзасиделся у нее в гостях.
— Господин президент, — сказал я, — но если бы вас убили, что стало бы с нацией?
Он улыбнулся.
— Это меня как раз не тревожит. Я баллотировался вместе с поразительным человеком, моим новым вице-президентом. Его зовут Теодор Рузвельт. И он является как раз тем, чем я никогда не смогу стать — личностью двадцатого века.
— Я, кажется, слышал о нем, — сказал Холмс. — Ведь это он вел в бой кавалерию в битве на холме Сан-Хуан[43]?
Маккинли кивнул.
— Когда война началась, Рузвельт был министром военно-морского флота. Он немедленно подал в отставку и организовал собственную кавалерийскую бригаду. Сражаясь бок о бок со своими бойцами, он отличался невероятной храбростью. Теодор — настоящий герой. И это должно сыграть большую роль, когда стране доведется увидеть его на посту президента. Прекрасное образование, уважаемый историк — но в то же время он был способен, оставив политику, несколько лет перегонять скот на территориях Дакоты. И ведь ему всего сорок два! Бесстрашен, умен, с абсолютным иммунитетом к коррупции. Он настолько живо и глубоко понимает наше время, что человеку девятнадцатого века — такому как я — мог бы показаться пророком. Рузвельт — тот, кто особенно нужен сейчас, в преддверии наступающих тревожных времен.
— Тревожных? — переспросил я.
— В Европе этнические группы, нередко связанные родством языков, сливаются в новые нации, создают новые союзы — впрочем, началось это не вчера. На карте мира возникли Германия и Италия, и уже в 1870 году Германия наголову разбила Францию. Панславистское движение способствует связи России с Балканами, а растущая сила Российской империи крайне настораживает Турцию и Японию. Сейчас все эти государства, и не только они, активно вооружаются — и движутся к конфликту, причем не шагом, а галопом.
— А что может сделать мистер Рузвельт?
— Через несколько дней он сможет показать миру, как строго и упорядоченно происходит смена власти в нашей стране. Если один лидер страны умирает, другой — еще более сильный и энергичный — тут же занимает его место. Затем мистер Рузвельт продемонстрирует миру силу и мощь Соединенных Штатов. Я уверен, что начнет он с флота — это то, что он знает лучше других. Он уже предложил готовить Великий белый флот к кругосветному путешествию, дабы американский флаг развевался на всех морях. Германия уже строит флот, которым намерена превзойти британский. Но если бы кайзер понял, что ему предстоит сразиться с двумя могучими морскими державами, то на какое-то время воздержался бы от любых военных действий.
— Значит, Рузвельт для вас — некоторый выигрыш во времени?
— Да. Я уверен, что если он сделает все, что запланировал, то сможет оттянуть большую войну на десять лет, а если сделает больше, чем задумано, отсрочка может составить лет пятнадцать. С каждым мирным днем наша страна будет становиться богаче, сильнее, неуязвимее. Отсутствие войн даст Рузвельту возможность начать охрану природных богатств ради будущих поколений. Оно же даст ему силу начать борьбу с трестами, которые монополизировали промышленность, задушив конкуренцию и доведя рабочих и фермеров до нищеты. Я не знаю, что еще он сделает. Он человек будущего — я же весь в прошлом. Главное, что я знаю: настало время уступить ему дорогу.
— А что будет с вами?
— Это, сэр, зависит от вас. Я хотел бы, чтобы покушение состоялось в ближайшие несколько дней. Затем мне понадобится ваша помощь в моем «посмертном» существовании. Мы с женой хотели бы уехать куда-нибудь, где можно было бы провести старость, оставаясь никому не известными частными лицами. Я люблю свою страну — и всю свою жизнь делал для нее все, что мог, — но сейчас вполне удовлетворился бы тем, чтобы следить за ее успехами издалека.
Он свел брови и испытующе посмотрел на Холмса. После недолгого молчания мой друг произнес:
— Что ж, сэр, я принимаю ваше поручение. Сегодня третье сентября. Мы должны действовать быстро, а число посвященных должно быть крайне ограничено. Думаю, к шестому мы будем готовы.
С этими словами он встал. Маккинли, с улыбкой на лице, тоже поднялся с кресла. Мне не оставалось ничего другого, как последовать их примеру, хотя вся эта спешка мне была не вполне понятна. Выйдя из дома, мы с Холмсом увидели, что капитан Аллен ждет нас у конного экипажа. Когда мы сели, Аллен сказал вознице:
43
Битва на Кубе во время войны США с Испанией.