Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 75

— Значит, секретность гарантирована? — спросил Холмс.

— Если все пройдет как задумано, — ответил Аллен, — может статься, мы об этом никогда не узнаем.

— Справедливо подмечено.

Мы сошли на берег в городе, который назывался Олбани. Я почувствовал, что все английские названия американских городов — Йорк, Олбани, Рочестер — меня странным образом раздражают. Как будто ты выбрался по узкой тропе из джунглей и услышал, что прибыл на вокзал Чаринг-Кросс. Однако высказываться на эту тему я не стал.

В Олбани мы пересели на поезд и двинулись к своей цели с еще большей скоростью. В основном мы ехали вдоль узкого и прямого канала. Это был канал Эри, по которому в последние семьдесят лет в порты вроде Нью-Йорка доставлялись природные ресурсы и товары запада США — лес, продукты и так далее. Необъятность пространства вокруг нас меня тоже немного пугала. Ко времени нашего прибытия в Буффало мы проделали больший путь, чем расстояние между Лондоном и Эдинбургом, так и не выехав за пределы штата Нью-Йорк, всего лишь одного из сорока пяти штатов страны, к тому же далеко не самого крупного.

На следующий день в четыре пополудни мы оказались в Буффало. Для столь отдаленного провинциального города здание вокзала было весьма впечатляющим: узорчатый мраморный пол и высокие галереи из камня, как в больших церквях. Здесь я впервые почувствовал неповторимое и странное своеобразие американской ментальности. Посреди мраморного пола красовалась статуя американского бизона, покрытая полированной медью. Хотя во всей Америке это животное называют буйволом, с настоящим буйволом — африканским или азиатским — оно не имеет ничего общего. Американцам просто нравится называть его именно так, так же, как им нравится именовать малиновкой какого-то местного дрозда, который не имеет ничего общего с английской малиновкой. Далее, хотя бизон, или буффало, является неофициальным символом города, название его не имеет никакого отношения к животным. Я выяснил, что «Буффало» было просто искаженным произношением старофранцузского «Beau fleuve» — ибо именно так первые французские поселенцы обозначили это место. «Прекрасная река» — название, великолепно подходящее к Ниагаре, на берегах которой и стоит город. Ни тени логики во всех этих словесных рокировках искать не приходилось, однако даже самый недалекий визитер не мог не увидеть, что жители города создали себе некое подобие золотого тельца и установили его в центре вокзала. Вскоре мне довелось узнать, что город поклонялся индустриализации, техническому прогрессу и процветанию с такой же страстью, с какой библейские грешники поклонялись своим кумирам. Вскоре и нам с Холмсом предстояло посетить одно из их величайших языческих празднеств, ибо Панамериканская торгово-промышленная выставка была в первую очередь праздником электричества.

Со станции нас поспешно провели к конному экипажу, который и доставил нас в отель «Джанесью» на углу Мейн-стрит и Джанесью-стрит — в самом центре города. Отель был одним из крупнейших в Буффало, однако продолжал строиться, распространяясь и ввысь, и вширь. Именно он стал последним штрихом в сложившейся у меня картине города. Буффало был полон людей, приехавших отовсюду: продавать, покупать, торговаться, просто поротозейничать, — однако людям этим стоило бы записывать собственные адреса, потому что в течение дня все, что их окружало утром, могло кардинально измениться и к вечеру выглядеть совершенно иначе.

Капитан Аллен дождался, пока мы распишемся в регистрационной книге, после чего распорядился, чтобы обслуга отнесла багаж в наш номер.

— В десять вечера, — сказал Аллен, — я навещу вас, джентльмены, по хорошо известному вам поводу.

Капитан развернулся на каблуках и вышел из отеля. Конный экипаж, ожидавший Аллена, тут же умчал его прочь.

Мы с Холмсом поднялись в номер.

— Нам предстоит провести здесь не меньше недели, — сказал Холмс. — Пожалуй, имеет смысл распаковать вещи.

Я последовал совету своего друга, украдкой поглядывая на то, что доставал он из своего сундука. Это были совершенно неожиданные вещи, которых я не видел ни в течение нашего шестидневного плавания, ни за два дня путешествия в глубь континента. Помимо костюма и аксессуаров, что были на нем в Лондоне, на свет белый явились одежда рабочего вместе с тяжелыми башмаками, огнестрельное оружие, патроны, актерский набор для грима. Кроме того, я увидел несколько деревянных коробок без каких-либо ярлыков или надписей, которые Холмс, не открывая, оставил на дне сундука.

Мы воспользовались возможностью принять ванну и одеться приличествующим предстоящей встрече образом. Холмс — высокий ухоженный человек и при необходимости и желании умеет выглядеть поразительно элегантно. Визит к президенту Соединенных Штатов он счел событием, стоящим некоторых усилий. Не хвастаясь, скажу, что хоть я и пошире Холмса в талии, однако одет был весьма достойно. Изящная и наделенная прекрасным вкусом леди, за которой я ухаживал, еще задолго до нашего вояжа настояла на том, чтобы я отправился с ней к известному портному на Сэвил-роу, где обзавелся несколькими костюмами, за которые едва смог рассчитаться.

Ровно в десять в двери нашего номера постучали. Капитан Фредерик Аллен проводил нас вниз, к ожидавшему экипажу, на котором мы и отправились по широкой и прекрасно мощенной улице, называвшейся Делавэр-авеню. По обе ее стороны стояли солидные трехэтажные дома, окруженные деревцами или ухоженными газонами. Мы остановились у дома 1168. Когда экипаж отъехал на некоторое расстояние, капитан Аллен сказал:

— Это дом местного адвоката, мистера Джона Милберна. Кстати, он президент нашей выставки.

Мы поднялись по ступенькам. Двое американских солдат в синей форме распахнули перед нами двери, после чего некоторое время постояли снаружи, чтобы убедиться, что за нами никто не следовал. Затем они снова вошли в дом и заняли свои прежние места неподалеку от входа. Мистер Аллен провел нас через широкий холл к большой двустворчатой дубовой двери. Он постучал — и я был поражен, узнав человека, открывшего нам дверь.





Я видел фотографии Уильяма Маккинли, сделанные во время выборов 1900 года. Да, это, несомненно, был он. Высокий, лет шестидесяти, однако без единого седого волоска. Брови его были сведены вместе как у человека, который чрезвычайно внимателен к собеседнику, но из-за этого создавалось впечатление, что он более суров, чем в действительности. Лицо президента тут же озарилось улыбкой, и он произнес:

— А, джентльмены. Входите, прошу вас. И примите мою благодарность за то, что согласились проделать столь длительное путешествие, чтобы встретиться со мной лично.

— Я счел это за честь, сэр, — сказал Холмс и пожал президенту руку.

— Встреча с вами — честь и для меня, — добавил я.

Мы прошли в библиотеку, и кто-то, по-видимому, Аллен, закрыл за нами двери.

— Я не возражал бы, если бы наш друг капитан Аллен тоже присоединился к нам, — произнес Холмс.

Президент покачал головой:

— Он и так знает обо всем, что я вам скажу. К сожалению, в недалеком будущем это может сделать его объектом весьма неприятного следствия.

Президент прошел в конец библиотеки и расположился в кожаном кресле. Я заметил, что на столике рядом с ним стоял стакан, в котором, как мне показалось, было что-то вроде виски, разбавленного водой.

— Не хотите ли выпить, джентльмены?

Я увидел на полке буфета графин с янтарной жидкостью, стеклянный кувшин с водой и несколько стаканов. Из вежливости я налил в свой стакан виски — пальца на три.

— Мне, пожалуйста, только воды, Ватсон, — отозвался Холмс. — Пока что мне нужны все мои мыслительные способности.

Я принес ему стакан воды, и мы сели в кресла, напротив президента. Холмс наклонился вперед, скрестил ноги и доверительным тоном произнес:

— Вам стало известно о готовящемся на вашу жизнь покушении. Полагаю, вы желаете, чтобы я занялся проблемой вашей безопасности и сделал все, чтобы покушение не завершилось успехом.

— О нет, сэр, — возразил президент Маккинли. — Я пригласил вас сделать все для того, чтобы покушение состоялось и достигло своей цели.