Граница смерти

– Не могу сказать. Запрет нейронной вставки. Ковальски злорадно улыбнулся.

– Тяжелая у тебя жизнь, Билли. Как ты считаешь, Мик? Может быть, следует заняться им вплотную и допрашивать до тех пор, пока у него не сгорит мозг?

Лицо Кревича под слоем белой кокаиновой пыли побледнело.

– Вы не осмелитесь. У меня права гражданина США.

Отведя Кревича к остальным арестованным, Трэвен попытался понять, почему такому относительно мелкому торговцу наркотиками, как Донни Куортерс, вдруг удалось заручиться поддержкой якудзи. Наконец он пришел к выводу, что от постоянного недосыпа не способен ясно мыслить и потому ничего разумного не приходит ему в голову. Нейронные вставки у каждого из арестованных не позволят им обменять информацию, в которой нуждается полиция, на более мягкие приговоры и дать показания против Куортерса.и партнеров. Расследование на этом заглохнет, если только не появится что-то новое.

– И все-таки операция прошла успешно, – заметил Ковальски. – Ты здорово все организовал.

Трэвен, морщась, потер затылок, думая о нейронных вставках и отрубленной голове курьера.

– А вот Чеймберса едва не убили.

– Он сам себя едва не убил, и ты знаешь это. – Ковальски хлопнул его по плечу. – Мы не в силах решить полностью проблему борьбы с преступностью в городе. Для этого нам пришлось бы летать в плащах суперменов с большими красными буквами «S» на груди.

– Эй, сержант, – обратился к Трэвену патрульный полицейский, который приволок из переулка мертвого яка. – Там я наткнулся на парня, занимающегося извлечением человеческих органов из только что погибших людей. Он утверждает, что готов заплатить самую высокую цену за тела всех, у кого нет родственников, вот только сделать это нужно побыстрее, пока не наступило трупное окоченение.

– Передай ему, пусть запишется в очередь вместе с остальными, – проворчал Ковальски.

Сунув руки в карманы плаща и ежась от декабрьского холода – ледяной ветер прогнал из крови остатки адреналина, вызванного возбуждением во время проведения операции, – Трэвен, вспоминая смерть и разрушения, причиненные его действиями, решил, что они будут расценены как успешные.

– Давай заканчивать, и поехали отсюда к чертовой матери, – обратился он к Ковальски.

5

– Сколько лет ты служишь в полиции, Мик?

Трэвен смотрел на женщину, стоя на кухне и держа ложку над омлетом, жарящимся на сковородке. Он поднес руку к губам и слизнул приставший к большому пальцу кусочек маргарина, разглядывая Шерил, задавшую этот вопрос.

Шерил Бишоп – его любимая женщина, одна из тех немногих, кого он приглашал к себе домой вместо того, чтобы снять комнату в ближайшем мотеле. У нее коротко остриженные каштановые волосы, едва касающиеся плеч, нежные карие глаза, в которые он любил погружаться, когда они оставались наедине, и белые, чуть неровные зубы, придававшие Шерил вид молоденькой девушки, особенно когда она улыбалась. Маленькие твердые груди, плоский живот и ягодицы, так и просящиеся в ладони мужчины. Ему нравилось, как она одевалась: иногда появлялась в модном платье, а то приходила в синих джинсах и блузке. Сейчас на ней был только красный свитер, доходящий до середины голых ягодиц. Стряпая в кухне, Трэвен наслаждался этой картиной, наблюдая за Шерил, разгуливающей по гостиной.

– Неужели это так важно знать сегодня ночью?

– Сейчас уже не ночь, милый. На улице сияет утреннее солнце, и только твои шторы создают иллюзию ночи.

– Тогда пусть эта иллюзия сохранится подольше. – Трэвен выложил на тарелку готовый омлет, вылил на сковородку пару яиц, добавил ветчину, сыр, перец, лук и начал процесс заново.

– Так сколько лет?

– Семь. – Он сложил руки на груди, чувствуя легкий озноб. Возможно, это объяснялось тем, что на нем были одни лишь серые фланелевые шорты, но скорее причина заключалась в событиях предыдущей ночи. Воспоминание об отрубленной руке Чеймберса преследовало его всякий раз, когда Трэвен приходил в себя после страстной любви. Даже напряженная тренировка в гимнастическом зале перед тем, как пришла Шерил, не принесла ему желанного облегчения.

Шерил наклонилась над диваном, разглядывая черно-белую фотографию, сделанную во время учебы Трэвена в полицейской академии. Он с восхищением посмотрел на открывшееся зрелище женской плоти, затем поспешно перевернул омлет.

– Ты был тогда такой симпатичный, – сказала она.

– Спасибо, но некоторые считают, что я и сейчас выгляжу неплохо. – Он положил на тарелку вторую порцию омлета, бросил сковородку в раковину, где уже лежали грязные тарелки, накопившиеся за прошлые дни, взял блюдце с тостами, пропитанными маслом, и ухитрился прихватить другой рукой водку и апельсиновый сок. – Выключить свет! – скомандовал Трэвен системе искусственного интеллекта. Свет погас. – Пора завтракать, – произнес он.

– Выглядит вкусно, – отозвалась Шерил, принимая у него тарелки и ставя их на кофейный столик в середине маленькой гостиной. Она взяла кусок поджаренного хлеба и переломила пополам. – Сейчас тебе двадцать восемь, значит, ты поступил в полицию, когда тебе был двадцать один год.

Трэвен опустился на пол рядом с ней, прижавшись спиной к мягкому дивану.

– А мне казалось, что детектив – я. Насколько я помню, ты работаешь официанткой и время от времени манекенщицей, в ожидании, когда твой талант обнаружат канадские кинокомпании.

– Это помогает мне глубже войти в образ. Вдруг мне предложат сыграть роль женщины-детектива? Тогда подобное предварительное ознакомление с поведением моей героини окажется весьма полезным.

– Лучше смотри детективные фильмы на видеостенке, – посоветовал Трэвен, разрезая омлет на маленькие кусочки. – Там все происходит в воображаемом, а не в реальном мире, где преступникам удается скрыться от правосудия.

– Извини, Мик, если я задела тебя за живое.

– Ничего. – Трэвен заметил, что его ответ прозвучал слишком резко. Он попытался скрыть замешательство, смешивая очередную порцию коктейлей. Если напряженная тренировка не принесла желаемого результата, если даже секс ничем не помог, то остается надеяться только на то, что алкоголь поможет избавиться от кошмаров.

– Я не хотела обидеть тебя, Мик. – Шерил стиснула его бедро. – А почему ты решил стать полицейским?

Трэвен поднял руки вверх, словно сдаваясь.

– Мы знакомы уже шесть или семь месяцев, и ты еще никогда не задавала мне таких вопросов.

– Раньше я просто не решалась спросить. – Она зацепила вилкой кусок омлета и сунула его в рот.

Это была еще одна причина, по которой Трэвен допустил Шерил в свою личную жизнь. «Следить за тем, как она ест, – одно удовольствие, – подумал он. – Немногие женщины едят с таким аппетитом».

– Просто мне показалось, что я смогу изменить мир, в котором мы живем.

– Чтобы добиться этого, ты мог бы заняться бизнесом или политикой, у тебя хватило бы способностей.

Трэвен отпил глоток коктейля.

– Мой интеллект недостаточен для обучения в колледже и последующей работы в этих сферах.

– Неправда. – Шерил указала вилкой в сторону переполненных книжных полок. – Я же вижу, что большинство книг предназначено для студентов, обучающихся на старших курсах колледжа, и почти все по психологии и политике.

– Ты, наверное, не поверишь, но эти книги уже были в квартире, когда я снял ее.

– Не поверю. Мне кажется, ты поступил в полицию потому, что предпочитаешь работать собственными руками. И любишь действовать. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Знаешь, Мик, тебя можно читать, словно книгу. Я заметила, что ты звонишь мне только после выполнения какого-то очередного трудного задания. Когда я прихожу к тебе, ты или только что вернулся из тренировочного зала, или заканчиваешь тренировку. Ты сжигаешь нервную энергию, преследуя кого-то или что-то, и после этого чувствуешь себя одиноким.

Трэвен молча продолжал есть, пытаясь скрыть испытываемые им чувства.