Черная Дорога

— Значит, Бромвел — то самое место?

— Да, — ответил Кабраксис. — Здесь, в городе, скрыты древние силы. Силы, которые я могу откупорить и придать им форму твоей судьбы и моей победы. Сегодня ночью ты заложишь первый камень церкви, о которой мы говорили. Но будет она не из кирпичей и извести, как ты, возможно, думаешь. Скорее, она воздвигнется из веры.

От такого комментария Чолик похолодел. Он хотел видеть здание, собор, который умалял бы своим величием Церковь Захарума в Западных Пределах.

— Нам нужна церковь.

— У нас будет церковь, — заверил Кабраксис. — Но церковь во плоти привяжет тебя к одной точке. Я пытался объяснить тебе это, но ты так и не понял. А вера — слышишь, Баярд Чолик, Первый Избранник Черной Дороги, — вера переступает все физические границы, оставляя свои метины на века. Этого-то мы и хотим.

Чолик ничего не сказал, но образ прекрасной церкви продолжал плясать в его голове.

— Я продлил тебе жизнь, — заявил демон. — Не многие люди достигают твоих лет без моего дара. Неужели ты хочешь провести все последующие годы на одном месте, любуясь своим триумфом?

— Ты же сам говорил о необходимости терпения.

— Говорил и буду говорить, но ты не станешь деревом моей религии, Баярд Чолик. Мне не нужно дерево. Мне нужна пчела. Пчела, перелетающая с места на место, собирая для нас веру. — Он улыбнулся и похлопал Чолика по плечу. — Ладно, иди. Мы начнем здесь, в Бромвеле, с этих людей.

— Что я должен сделать? — спросил Чолик.

— Вечером, — сказал Кабраксис, — мы. покажем этим людям силу Черной Дороги. Мы покажем им, что все, о чем они только могли мечтать, возможно.

Чолик вышел из кареты и направился к народу. На нем был его лучший балахон, но столь скромный, что не оттолкнул бы и тех, кто беден.

По крайней мере, три сотни людей окружили поляну, на которой остановился караван. Еще одно кольцо вокруг Чолика образовали телеги, груженные соломой, яблоками, скотом. Под раскидистыми деревьями стояли пустые повозки, на которых расселись зрители.

— О, — прошептал кто-то, — вот идет проповедник. Ручаюсь, шутки и игры кончились.

— Если он начнет читать лекции и учить меня, как я должен жить и сколько платить религии, которую он представляет, — зашипел другой, — я сматываюсь. Я и так уже два часа глазел на актеров, терять еще больше времени неохота.

— У меня там поле осталось без присмотра.

— А у меня коровы еще не доены.

Опасаясь, что потеряет часть зрителей, собранных для него комедиантами, зная, что нет смысла говорить им что-либо об ответственности или денежных пожертвованиях, Чолик вышел в центр поляны и вытащил железное ведерко с черной золой, которую дал ему Кабраксис. Произнеся одно-единственное Слово Силы, которое никто не услышал, он перевернул ведро.

Пепел полетел, мигом обернувшись плотной черной тучей, остановившейся в воздухе. Нескончаемый поток золы извивался подобно змее на горячей дороге, покачиваясь на кротком ветерке, струящемся по просеке. Внезапно облако рванулось вперед, осыпая землю пепельными завитками и петлями. Местами одни узоры из золы пересекались с другими. Но не смешивались, напротив, один слой завитушек зависал над другим в десяти футах, так что под ним мог свободно пройти человек.

Необычное зрелище тонких линий пепла, застывших в воздухе, привлекло внимание собравшихся. Возможно, тот, кто сотворил такое, не обычный жрец, а маг. Так что заинтригованные зеваки решили остаться и посмотреть, что сделает Чолик дальше.

Когда струйка золы остановила свой бег, она засветилась темным фиолетовым огнем, заспорившим на миг с сумеречным восточным небом и догорающим за заливом закатом.

Чолик повернулся к зрителям, и глаза его встретились с множеством взглядов.

— Я принес вам силу, — сказал он. — Я дам вам путь, который унесет вас к мечтам, никогда не оставлявшим вас, но которым мешали сбыться неудачи и устаревшие догмы.

Народ принялся перешептываться, рождая приглушенный гул. Раздалось несколько гневных голосов. Население Бромвела придерживалось веры в Захарума.

— Существует иной путь к Свету, — продолжил Чолик. — Дорога, лежащая вдоль Пути Мечты. Дьен-ап-Стен, Пророк Света, создал его для своих детей, чтобы они могли удовлетворить свои потребности и исполнить тайные желания.

— Что-то я никогда не слышал о твоем пророке, — крикнул ему в ответ раздраженный пожилой рыбак из первых рядов. — И мы сюда пришли не для того, чтобы слушать, как порочат путь Света.

— Я не порочу путь Света, — отозвался Чолик. — Я пришел сюда, чтобы показать вам дорогу чище, дорогу к милосердию Света.

— Церковь Захарума так и делает, — выступил вперед седой старик в залатанном жреческом балахоне. — Нам не нужен лицемер, подкапывающийся под наши своды и лезущий в наши подвалы!

— Я пришел сюда не в поисках вашего золота, — сказал Чолик. — Я пришел не для того, чтобы брать. — Он понимал, что Кабраксис наблюдает за ним из коляски. — Мне не нужно ни единой медной монеты, ни этой ночью, ни последующими, которые мы можем провести в вашем городе.

— Правитель Бромвела наверняка найдет, что тебе сказать, если ты попытаешься остаться, — заявил пожилой фермер. — Герцог не слишком цацкается с вымогателями и ворами.

Чолик старался не обращать внимания на уколы. Неприятная работа становилась еще труднее оттого, что Чолик знал, что способен испепелить на месте любого одним из заклинаний Кабраксиса. После того, как он стал жрецом Захарума, даже пока он носил робу новичка, никто не осмеливался бросать ему подобные вызовы.

Чолик твердым шагом пересек поляну и остановился перед большой семьей с калекой-ребенком, таким уродливым и изглоданным хворями, что больше напоминал не живое дитя, а распадающийся труп.

Отец шагнул к Чолику, защищая свое семейство. Крепко стиснув при этом рукоять заткнутого за пояс ножа.

— Добрый господин, — сказал Чолик, — я вижу, твой сын болен.

Фермер смущенно оглянулся:

— Это все из-за лихорадки, прокатившейся по Бромвелу восемь лет назад. Мой мальчик не единственный пострадавший.

— Он так и не оправился от недуга.

Нервничающий отец покачал головой:

— Никто из них не оправился. А большинство заразившихся умерли через неделю.

— Что бы ты отдал за здорового сына, помощника в твоей работе на ферме?

— Я не позволю трогать моего мальчика или насмехаться над ним, — предупредил крестьянин.

— Я ничего ему не сделаю, — пообещал Чолик. — Пожалуйста, доверься мне.

Замешательство отразилось на лице мужчины. Он взглянул на низенькую коренастую женщину, должно быть мать девяти ребятишек, сидящих в его телеге.

— Мальчик, — сказал Чолик, обращаясь теперь к калеке, — хочешь ли ты остаться обузой для своей семьи?

— Эй, — запротестовал фермер. — Он никакая не обуза, и я отлуплю любого, кто скажет такое.

Чолик ждал. Его, посвященного в сан жреца Церкви Захарума, отец неизменно наказывал, если он дерзал заговорить с ним в таком тоне.

Жди,- шептал в голове Чолика Кабраксис.

И он ждал, зная, что внимание зрителей приковано к нему. Все решится здесь и сейчас, твердил он себе, все будет зависеть от того, останется народ или уйдет.

Что-то зажглось в глазах мальчика. Его голова, выглядящая как раздувшаяся луковица на тощей шейке, покачивающейся над узкими плечами и впалой грудью, повернулась к отцу. Протянув скрюченную ручку с пальчиками, которые наверняка постоянно причиняли ему боль и которыми ребенок не мог бы даже взять ложку, чтобы поесть, калека дернул отца за рукав.

— Батюшка, — сказал мальчик, — позволь мне пойти со жрецом.

Фермер покачал головой:

— Эффирн, не знаю, правильно ли это для тебя. Я не хочу, чтобы тебя обнадеживали. Лекари Церкви Захарума не смогли тебя вылечить.

— Знаю, — ответил мальчик. — Но я верю в этого человека. Позволь мне попробовать.

Фермер снова посмотрел на жену. Та кивнула; в глазах женщины алмазами блестели слезы. И крестьянин сказал Чолику: