Пророчица

Захлопнув дверь, разрыдалась, как маленькая. И только там, в одиночестве поняла, как хочется, чтобы кто‑то просто погладил по голове, успокоил. Как Глеб сегодня.

Никого не было. Одна. Самое страшное — остаться одной среди толпы.

В принципе, ко всему привыкаешь. Всегда удивлялась способности людей адаптироваться, но на этот раз испытала эту способность на себе. Через несколько месяцев все стало проще. Спокойнее. Привычное русло, привычные проблемы — токсикоз, тщетные поиски работы, редкие визиты к Глебу. Тайные, так как законы хищных никто не отменял. Я радовалась, что друг не скатился в пьянки, и с того раза, как я была у него впервые, выглядел намного лучше и опрятнее. В глазах, конечно, была все та же тоска. От нее не убежать. Лишиться семьи не шутка.

В принципе, если бы не Глеб, я, наверное, умерла бы с голоду. Брать деньги у Риты просто не смогла — было тошно. Впрочем, у Глеба тоже брала с неохотой и божилась, что отдам, на что он сварливо ворчал: «Это для племянницы». И покупал всякие пинетки, распашонки, которые я боялась нести в дом. Подозрительно, да и ни к чему. Я надеялась, к тому времени, когда родится ребенок, Глеб снова будет частью атли. Почему‑то была уверена в этом.

Странная вещь, ведь от Андрея за четыре месяца не было ни одной весточки.

Я смирилась. А потом оно вернулось. Ночью. Во сне.

Я иду босиком по траве — высокой, почти до колен. Она щекочет кожу. Вокруг — куда ни глянь — поле. Раскинулось, расцвело незабудками, наполнило меня волшебным трепетом.

Спешу. Шаг плавно переходит в бег, я раскидываю руки, закрываю глаза и представляю себя птицей. Вольной. Счастливой. Смеюсь громко, открыто, совершенно не боясь, что меня осудят.

Вижу его — он улыбается. И понимаю, что все отдам за эту улыбку. За голос, прикосновение, ласку.

Останавливаюсь в шаге от него, тяжело дышу. Он протягивает руку, и я смело шагаю навстречу…

Я проснулась, тяжело дыша. Сердце бешено стучало в груди, легкие болезненно сжались.

Проклятие. Снова. Как же долго оно не преследовало меня — я думала, развеялось после ухода Влада из атли. Реальность тут же смыла прелесть сна черной дымкой сожаления. Жаль, что нельзя снять его, и придется мучиться так всю жизнь.

Обида на собственную слабость заставила встать и подойти к окну. По отливу неспешно накрапывал дождь. Мой защитник. Я повернула ручку окна, впуская внутрь прохладный майский ветер — влажный от дождя и пахнущий приближающимся летом. Сердечный ритм постепенно успокаивался, становился ровнее и четче. Я дома. В безопасности.

Положила ладонь на живот и не удержалась от улыбки. Осторожно погладила, шепча ласковые успокаивающие слова. Нужно взять себя в руки и перестать нервничать — все это влияет на ребенка. Прошлое — в прошлом. Я понимала: если начну анализировать, сойду с ума. Нужно дать себе время встать на ноги. Теперь я должна думать не только о себе.

Последний раз громко выдохнула и хотела закрыть окно…

А потом услышала шорох. Слева у комода шевельнулась неприметная тень.

Четверть секунды мне понадобилось, чтобы понять, что это охотник.

Еще полсекунды, чтобы подумать о своих перспективах.

Четверть секунды на то, чтобы решить, стоит ли кричать. Если закричу, сбегутся атли, и, возможно, умрут вместе со мной. Но есть шанс, что они спасут меня. Буду медлить — умру на месте.

Слишком долго размышляла. Охотник молниеносно приблизился и закрыл мне рот ладонью, одновременно прижимая к себе, чтобы не смогла вырваться.

От него веяло опасностью. Сильный, несомненно. Сильнее Андрея. Я плохо читала ауры, но инстинкты хищной не оставляли сомнений.

Внезапно вспомнив о новоявленной силе, выставила вперед ладони в надежде, что смогу отбросить его. Не сработало.

Наверное, на все это понадобилось еще полсекунды.

А потом он сказал:

— Пожалуйста, Полина, не нужно кричать. Ты всех разбудишь.

И разжал объятия.

Меня словно шандарахнули по голове. Единственное, что я могла сделать, просто стоять и пытаться переварить это.

А потом расхохоталась.

Не помню, когда в последний раз смеялась, да и смехом это назвать было сложно. Дикая, неконтролируемая злость смешалась с удивлением и злорадством, пропиталась иронией и вырвалась на свободу.

Охотник не шевелился. Стоял чуть поодаль, скрестив руки на груди, а мне хотелось закричать: «Разве можно так шутить?». Правда, от шутки в этой ситуации было мало.

— Так это то, чего ты хотел? — спросила, едва сдерживая рвущуюся изнутри истерику. — Стать охотником?

Превратиться во врага собственному племени — это ж какое извращенное сознание! И главное, зачем?

Меня трясло. Буквально выворачивало наизнанку безумной злобой, горечью и желчью, что скопилась за эти несколько месяцев.

— Прекрати истерить! — спокойно сказал Влад.

— Зачем пришел? Инстинкты привели?

Он улыбнулся. Невероятно, насколько внешность бывает обманчивой! И не только внешность. Говорят, мимика выдает человека и его тайные помыслы. Наверное, я ужасный психолог, раз так ошиблась.

— Сарказм — признак психического здоровья.

Уклончивые ответы, высокомерие, самоуверенность — я точно не скучала.

— С чего это ты так волнуешься о моем здоровье? — зло выдохнула я. — Разве тебе не все равно?

— Ты играешь в шахматы? — спросил Влад, подходя к окну и делая вид, что пристально рассматривает мою плюшевую коллекцию.

— Что? — опешила я.

Странные повороты в разговорах и раньше были его фишкой, но теперь я и вовсе потеряла нить. Может, ритуал что‑то делает с мозгами? Если да, то так ему и надо!

— В шахматы, спрашиваю, играешь?

— Нет. Не умею. Причем тут…

— Цель игры — защитить короля. Он самая слабая фигура на доске, и на него ведут охоту. Игрок должен защитить своего и взять короля противника. Для этого у него есть другие фигуры — он может их разменивать, подставлять под бой. — Влад вернул мягкую игрушку на место и присел на край подоконника. — Игрок должен уметь просчитывать ходы противника, а для этого нужна холодная голова. Если запрыгнет на доску, рискует быть убитым.

— И кто в этой игре я? — сдавленно спросила я.

Влад смотрел пристально, даже можно сказать, пронизывающе. Стало не по себе. Зачем он говорит мне все это? Зачем вообще пришел? Разве не получил от меня то, что хотел — кен и суперсилу? Теперь может убивать хищных — уверена, охотник из него получится прекрасный.

Но он пришел. Зачем?

— Важно, кто в этой игре я, Полина.

Я пожала плечами.

— Мне‑то что? Я с тобой играть не собираюсь.

— Как знать… Может, именно от моего хода зависит твоя жизнь.

— Зависела, да. — Я кивнула. — Но ты променял ее на сущность охотника. Теперь все.

— Правильно, — удовлетворенно кивнул Влад. — Никому не доверяй. — Оттолкнулся от подоконника, подошел близко. Сердце поднялось к горлу и забилось быстро — пустилось галопом, норовя вырваться наружу. Глаза охотника лихорадочно блестели, и от этого становилось жутко. Если бы не знала Влада прежде, подумала бы, что он для этого рожден — убивать хищных. — Но если доверяешь — доверяй до конца.

— Предлагаешь довериться тебе?

Он вздохнул.

— Поздно уже. Мне пора.

— Зачем приходил? Полюбоваться?

— Ты больше мне нравишься, когда не язвишь.

— Замечательно! Значит, буду изучать эту непростую науку.

— Я рад, что ты не сломалась, — произнес он с неожиданным надрывом.

Жалеет меня? Только дай мне повод… Если бы я могла контролировать свой кен, если бы могла… Ударила бы так, что он бы вылетел в окно. Ненавижу!

Но вслух почему‑то сказала:

— Если бы я была на твоем месте и у меня была бы совесть, я бы просила Альрика вернуть Глеба в атли.

Влад удивленно приподнял бровь. Как же несправедливо: я задыхаюсь от ярости, а он спокоен. Пришел в наш дом, в мою комнату… Говорит со мной после всего…

Перед глазами бегали противные багровые мошки. Я держалась из последних сил, казалось, еще секунда — выйду из себя, и тогда точно умру. Кидаться с кулаками на охотника — не очень разумно. Особенно если этот охотник совсем недавно хладнокровно резал тебе вены. Особенно если ты беременна.