Пророчица

Домой не хотелось. Обнять бы весь город, раствориться в осеннем прохладном воздухе, дотронуться до неба…

Ловить его улыбку, почти совершенную, с едва заметным изъяном, превращающим его из бога в человека. Не верить своему счастью…

Дома же захлестнуло новое, неизведанное. Пережившая предательство страсть, прикосновения — нетерпеливые, жадные, сводящие с ума.

Мы лежали в полной тишине. Рука Влада рассеянно гладила по волосам, а я слушала, как бьется его сердце. Постепенно успокаивался пульс, мысли наполнялись реальностью. Все это по — настоящему. Со мной.

— Почему мы не сделали этого раньше? — спросила я, набравшись смелости. — Я имею в виду, после того раза…

— У меня были сомнения. Теперь их нет.

— Сомнения?

Плохое предчувствие ядовитой змеей обвилось вокруг позвоночника, оттуда — к ребрам, сдавило грудь.

— Это неважно. Я ошибался, — небрежно ответил Влад, поцеловал меня в губы и поднялся с постели. — Мучает жажда. Тебе что‑нибудь принести?

Нет — нет, не уходи вот так! Бросив мимолетно важную фразу, оставляя меня на растерзание сомнениям. Во мне смешались эмоции. Любопытство на грани с испугом. Что ты выберешь, Полина?

— Я не хочу пить. — Я тоже встала, внимательно следя за тем, как он одевается. Привычные, небрежные жесты… Почему мне кажется, мы на грани катастрофы? — В чем ты сомневался?

Влад пожал плечами. Слишком безразлично, чтобы я заметила: его это задевает. Что‑то осталось там, в его голове. Что‑то обо мне.

— Мне сказали, у тебя связь с Измайловым, — произнес он, как бы между прочим. Улыбнулся, словно выдал нелепость.

Нелепость, да…

Я окаменела.

Руки машинально потянулись к одежде, крепко стиснули тонкую ткань. Чувствуя, что заливаюсь краской, не в силах поднять взгляд, я медленно натянула белье, затем платье. Кожу жег подозрительный, пристальный взгляд, словно выковыривая правду, которую уже и так сложно было скрыть.

— Мне сообщили, что когда вы организовывали похороны Ольги, вы переспали. Это ведь… неправда?

Молчание порой говорит лучше всяких слов. Среди изорванного волнением дыхания, мучительных шорохов, отдающегося в ушах пульса проскальзывают фразы, которые боишься произнести вслух.

— Вот черт! — сказал Влад таким тоном, будто сокрушался о том, что опоздал на автобус.

Отвернулся к окну, сцепил руки в замок и завел за голову. Я смотрела на застывшую фигуру и буквально чувствовала, как гаснет надежда на продолжение, мифическое счастье, любовь.

Мое проклятие. Его проклятие. Не наше…

— Я не думала, что это имеет значение, — прошептала и почувствовала, как предательски дрожит голос. — Я была свободна, и он тоже.

Ответом мне была тишина — колючая, беспощадная. Минуты тянулись медленно, словно их специально оттягивал невидимый мучитель, чтобы поизгаляться подольше.

— Ты был с Ларой, вспомни. Мы не… То есть, у нас…

Молчание.

— Влад, скажи что‑нибудь!

Мне не нужно было слышать — я знала, что он скажет.

— Уходи.

Воздух со свистом вырвался из легких, перед глазами поплыли белые круги. Я послушно поднялась и пошла к двери. Странно, но оправдываться не хотелось. Очередная попытка провалилась, не нужно было верить. Мы не сможем, никогда не могли…

Неудобное платье. И туфли.

Нужно сказать Глебу, Влад теперь обозлится…

Я вышла и аккуратно закрыла за собой дверь. Пройдя несколько метров по коридору, открыла дверь своей комнаты и буквально ввалилась внутрь. Только здесь позволила себе заплакать. Думала, буду рыдать до утра, но слезы как‑то быстро кончились, так и не успев начаться.

Взяв пульт с журнального столика, включила телевизор. Грациозная брюнетка танцевала фламенко, бросая полные огня взгляды в камеру. За окном медленно разливался рассвет.

Когда уже совсем посветлело, я поняла, что сижу, крепко стиснув подаренный Владом амулет.

Глава 29. А ты сможешь?

Я проспала до вечера. Проснулась, когда уже стемнело. Свет фонарей на подъездной дороге вливался в окно рассеянным потоком, рисуя на стене замысловатые узоры тенями присобранных штор.

Вставать совершенно не хотелось, как, впрочем, и двигаться. Я лежала и смотрела в одну точку, думая о том, что произошло накануне. В груди неистерпимо ныло, словно там образовалась дыра. Наверное, так и было, как бы банально это не звучало.

Я нехотя поднялась, прошлась по комнате, поежилась от пронизывающего холода, идущего изнутри. Отодвинула занавески.

Пошел снег. Первый снег в этом году рано — в октябре. Спускался медленно, словно в одном из стеклянных шаров, которые нравились мне в детстве.

Совята на подоконнике смотрели осуждающе. Я прищурилась и показала одному язык.

На прикроватной тумбочке завибрировал телефон, наполняя пространство зудящими звуками, и я вздрогнула. Мир вокруг вмиг перестал быть безопасным. Неужели уверенность в завтрашнем дне держалась только на том, что меня защищает Влад? Нет, нужно определенно что‑то делать: и с самооценкой, и с приоритетами. Как вариант — завязать с мужчинами и записаться на карате.

— Слушаю, — вяло произнесла я.

— Ты где? — спросил Глеб. — У нас тут сейшн намечается на гаражах. Приедешь или у тебя… другие планы?

— Приеду, — после секундного размышления ответила я.

Нужно рассказать, чтобы он был готов. Влад наверняка не упустит возможности уколоть Глеба, а мне бы не хотелось. Это только между нами, и незачем вмешивать в дела проклятия посторонних. Впрочем, Глеб Измайлов не посторонний.

От этого было еще больнее. Я могла бы спорить с Владом, бросаться колкостями, если бы та ночь для меня ничего не значила. Но она значила, вот в чем все дело. Я ни в коем случае не рассматривала нас с Глебом, как пару. Никогда. Но после той ночи мы стали ближе, и это факт. Именно тогда в нем случился тот слом, и он превратился из Глеба затворника в Глеба моего лучшего друга.

И я не прощу себе, если из‑за меня Влад будет мстить ему.

Внизу было шумно — атли почти в полном составе собрались в гостиной. Кто‑то шутил, кто‑то смеялся. Кирилл разговаривал с Олей, усиленно жестикулируя. Стараясь не привлекать внимания, я тихо спустилась по лестнице и робко поздоровалась. Поймала взгляд Влада — безразличный и прямой. Он скользнул по мне и тут же переместился на Маргариту. Влад тепло улыбнулся сестре и продолжил диалог.

Все, как обычно. Ничего не изменилось.

Почему же мне так больно, будто только что дали под дых?

Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, направилась к двери, но меня остановил колючий голос:

— Уходишь?

Мне почудилось, или в простом слове проклюнулся глубокий подтекст. Обернулась. Зеленые глаза смотрели так же бесстрастно и холодно.

— Да, — ответила. — Погуляю.

— Все же не стоит ходить одной по ночам, Полина.

— Я буду не одна. — Замолчала, а потом зачем‑то добавила: — С Глебом.

Иногда хотелось вырвать собственный язык, потому что он жил, казалось, своей жизнью и никак не хотел подчиняться мозгу. Выйти на улицу и биться головой о стену. Ну зачем я провоцирую Влада?

На красивом лице не отразилось никаких эмоций. Он сухо кивнул и вновь отвернулся.

Выйдя за дверь, я сжала кулаки и отругала себя за глупость. Снег падал на темный влажный асфальт и тут же таял, превращаясь в противную жижу. Идти по ней было неприятно, ноги разъезжались, и я старалась ступать осторожнее. Глеб небось еще и на мотоцикле. Как домой возвращаться будем — ума не приложу!

Полупустая маршрутка окутала уютом, в наушниках заунывно пел Клаус Майне, а мне хотелось плакать. Едва сдерживая слезы, я смотрела в окно на мелькающие фонари, лесополосы и несущиеся навстречу автомобили.

Уехать бы далеко. Хоть бы путь до Липецка никогда не заканчивался! В дороге я как бы между прошлым, полным надежд, и будущим, маячившим на горизонте жестокой правдой.

Надоело!

Я подняла воротник и закрыла глаза, полностью погружаясь в чарующий перебор гитарных струн и приятный вокал. Осторожно стерла одинокую слезинку со щеки. Вспомнила прошедший день — прикосновения, поцелуи, ласки. Зачем он был?