Пророчица

— Над ним колдовала твоя девушка?

— Ты очень смешная, когда ревнуешь.

— Пошел ты!

— Не злись. — Влад примирительно улыбнулся. — Нам нужно научиться выносить друг друга.

Спорить было глупо. Если уж я осталась, должна принять правила этого дома. Или уйти и никогда не видеть сестру. Жизнь казалась все больше несправедливой. Вздохнув, я взяла цепочку и застегнула на шее. Отвернулась, посмотрела вдаль.

На плечи легли теплые руки, несильно сжали.

— Поля…

Как же трудно быть сильной сейчас, когда он так близко! Когда механизм проклятия запущен, и неизвестно, к чему это приведет.

— Сегодня у очага я позволил тебе кое‑что… — Он замолчал, словно обдумывал следующую фразу и боялся сболтнуть лишнее. — Больше не позволю. Эта тема — табу, говорить о ней нельзя. Ни с кем. Надеюсь, с этим не возникнет проблем.

— Ты, и правда, чудовище! Ненавижу…

— Переживу, — ответил Влад и вышел.

Где‑то далеко, за горизонтом ярко сверкнула молния.

— И что мне теперь делать? — тихо спросила я, но больше она не появлялась.

Глава 12. Нали

Я проснулась от резкого звука — то ли стекло разбилось, то ли ваза, но впечатление было такое, что кто‑то швырнул стеклянный предмет о стену, и он осыпался у меня в мозгах тысячами осколков. Подскочив, не сразу поняла, где нахожусь. Осмотрелась. Ах, да, точно, я же вчера осталась у Влада. Кровать оказалась очень мягкой, и я отрубилась сразу же, как только голова коснулась подушки.

Не стала врать себе: комната в моем вкусе. Спокойная обстановка — не кричащая о роскоши, но и не близкая к аскетизму. В меру уютная, без обилия рюш, она как бы говорила: тут живет женщина. Так и подкупала остаться. Моя комната… До вчерашнего дня у меня и жилья‑то не было. Как резко все изменилось.

Я нахмурилась. Ведь не решила же, что останусь, а уже мысленно прописалась. Надо много обдумать и, желательно, не здесь.

Грохот за дверью повторился — правда, был уже тише, но в то же время сопровождался криками.

Кричал Кирилл.

— Отвали от меня!

Далее последовала череда нецензурных выражений и возгласов. Я опешила, и несколько секунд сидела в ступоре. Кирилл всегда был хмурым и немногословным, но чтобы скандалить… Хотя, возможно, я просто не знала младшего Макарова.

Любопытство во мне победило смущение, и, наспех одевшись, я вышла из комнаты. Крики доносились снизу — наверное, из гостиной.

Спустившись, я наткнулась на странную картину: Кирилл, исходя гневом, целился тяжелой черной пепельницей в Филиппа, который пытался укрыться от него за диваном. Ситуация выглядела бы комично, если бы все не происходило всерьез.

На выходе из коридора, ведущего в кабинет, замер Влад. Похоже, перепалка застигла его врасплох.

— По — твоему, я слаб?! — Кирилл замахнулся, намереваясь метнуть пепельницу, но руку перехватил Влад, тут же оказавшийся рядом.

— Отдай это мне, дружище, — сказал спокойно. — Не стоит оно того.

Кирилл с ненавистью глянул на Филиппа, но пепельницу все же отдал.

— Он злится, что я не воин, как мать, — сказал с обидой в голосе. — Но кто залечит твои раны, жрец? Кто спасет тебя, если придет охотник?

— Ты сбрендил совсем! — резко ответил Филипп, вставая на ноги. После того, как угроза свелась на «нет», он выглядел более уверенным. — Это все нали. Он тебе мозги расплавил.

— Ты завидуешь, что я посмел раньше тебя. Если тебе так нужна сила, что ж не попробуешь сам?

— Чему тут завидовать? Надо быть последним идиотом, чтобы впустить нали! Дать ему тобой попользоваться, обесточить жилу. Посмотри на себя — в кого ты превратился!

— Довольно! — резко произнес Влад и повернулся к Кириллу: — Ты — со мной кабинет. Макаров, приберись тут.

Встретился со мной глазами. Ненадолго, на секунду или две, задержался, а затем круто развернулся и пошел прочь. Кирилл последовал за ним. А нам остался бардак в гостиной.

Филипп глубоко вздохнул, затем увидел меня и улыбнулся, будто ничего не произошло. Словно он только что не прятался за диваном от собственного брата, а тот не собирался размозжить ему череп.

— Я привез твои вещи. Они в машине, — сообщил он.

— Что это было? — спросила я, игнорируя тот факт, что я, в общем‑то, не соглашалась жить здесь. Разберусь с этим потом. К тому же, разбираться придется вовсе не с Филиппом… — Вы снова поссорились?

— Это все нали, — мрачно ответил Филипп. — Он сделал моего брата таким.

Он драматично потер пальцами виски.

— Нали? — спросила я, подбирая крупные осколки с пола. Не люблю бардак. Бардак в красиво обставленной комнате не люблю вдвойне. — Легендарный нали? Я читала мельком, но думала, их придумали.

— Это сложно для тебя… Жаль, что ты не росла в среде хищных!

— А ты попробуй объяснить, вдруг пойму.

Я собрала все крупные осколки в кучу. Да уж, веником тут не обойдешься. И ковер испорчен — так жаль.

— Нали — темные сущности, которые может впустить в себя каждый хищный мужчина специальным ритуалом, — пояснил тем временем Филипп. — Нали завладевает твоим сознанием, меняет мысли, заставляет чувствовать себя сильнее, умнее и способнее, чем ты есть на самом деле. Но в итоге нали опустошает человека и побуждает совершать поступки, которые он никогда бы не совершил, находясь в здравом уме. Посмотри на Кирилла… А ведь раньше он таким не был. Брат пошел в мать — мягкий и уступчивый. Совершенно бесхитростный и добрый.

Описываемый образ никак не вязался с человеком, которого я знала — грубым и вечно недовольным.

— Ого! А женщина его может впустить?

— Нет. Нали — только для мужчин.

— Ну вот, и тут шовинизм, — проворчала я. — Где в этом доме можно найти веник или пылесос?

Филипп показал каморку, заставленную разной хозяйственной дребеденью — ведра, салфетки, освежители воздуха, чистящие средства и полироли — рай для уборщицы. Большой моющий пылесос я побоялась трогать, так как совершенно не умела им пользоваться. Нашла еще один — поменьше — но с удобной кнопкой на ручке. Щетку и веник отыскала там же, в углу.

— И зачем мужчина впускает нали? — спросила, с трудом сметая крупные осколки с пушистой поверхности ковра. Они никак не желали следовать за веником, лениво перекатываясь и упрямо застревая в мягком ворсе.

— Существует легенда, что тот, кто пропустит через себя девятерых, обретет безграничную власть и силу, возвысится над хищными. Звучит пафосно, но пробуют многие. Сила в нашем мире определяет личность.

— Кирилл хочет стать сильнее?

— Каждый хочет, — с горечью ответил Филипп. — Или, думаешь, Вермунду это не надо? В то время, когда он с тобой… — он замолчал, даже, показалось, испугался, что сболтнул лишнего. Но слово, как говорится, не воробей…

— Договаривай! — В горле стало горячо, желудок сжался, в ушах гулко застучал пульс.

— Пустяки.

Впрочем, мне уже не надо было объяснять. Нали отражается на поведении, подчиняет волю. Если добавить сюда вину и тревогу, картинка обретает целостность. А еще Влад никогда не выкажет слабость — будет злиться, выпустит жало, но не признается. Мозаика непоняток и лишних деталей складывалась на удивление удачно.

И мне захотелось поверить. Даже не так: я заставила себя поверить. И все встало на свои места.

Наверное, так проще: оправдать себя любым способом. Виновный всегда найдет скрытые мотивы собственным поступкам, выставляющие его в ином свете. Но иногда, чтобы оправдаться, нужно оправдать другого.

Больше с Филиппом на эту тему я не заговаривала. Только думала, анализировала, неизменно приходя к одному и тому же выводу. Главный вопрос созрел, но задать его было некому. Кирилл с Владом заперлись в кабинете, и оттуда не доносилось ни звука. Оставалось только догадываться, о чем они там говорят.

Прибравшись в гостиной, я с удовольствием приняла предложение Филиппа позавтракать. Меня всегда поражали мужчины, которые умеют вкусно готовить. А Филипп при этом умудрялся еще и красиво подать пищу, превращая обычный завтрак в подобие некого шоу.