Свободная

Я сделала неверный шаг. Она стонет. Боже, вот досада.

— Ты можешь встать? — спрашиваю я.

Она пытается встать, ее лицо становится еще белее, и она обессилено садится обратно.

— Ладно, походу, что нет. Никуда не уходи. Я сейчас вернусь.

Я брожу в поисках кого-нибудь, кто может оказаться хоть немного полезными, и чудом замечаю Пирса на краю толпы. Пора найти хорошее применение его мастерству врачевания. Я бегу к нему и прикасаюсь к его руке, чтобы привлечь внимание. Увидев меня, он улыбается.

— Ну что, у вас там весело? — кричит он.

— Мне нужна твоя помощь, — кричу я.

— Что? — кричит он.

В конце концов, я беру его за руку и тащу к Эми, показывая на ее лодыжку, которая начинает опухать. Несколько минут он стоит на коленях рядом с ней, аккуратно держа ее ногу в своих руках. Оказывается, он — слушатель подготовительных медицинских курсов.

— Вероятно, это растяжение связок, — заключает он. — Я позвоню кому-нибудь, чтобы отвезли вас в «Робл», надо положить ногу повыше и приложить лед. А утром вы должны пойти к Ваденте, школьному врачу, и сделать рентген. Держитесь там, ладно?

Он уходит, чтобы найти место тише и позвонить. Ансамбль заканчивает песню и движется дальше, уводя толпу от нас с шумом топающих ног. Наконец-то я могу подумать.

Эми начинает плакать.

— Мне так жаль, — говорю я, садясь рядом с ней.

— Это не так уж и больно, — шмыгает она, вытирая нос изнаночной стороной свитера. — Я имею в виду, на самом деле болит сильно, но я плачу не из-за этого. Я плачу, потому что я поступила так глупо, надев шлепанцы, а ведь они сказали нам нормально обуться, и это только первая неделя обучения. Я даже еще не начала учиться, а теперь я буду прыгать на костылях, и мне дадут прозвище «неуклюжая девчонка, которая ушиблась».

— Никто не станет думать о тебе хуже. Серьезно, — говорю я. — Могу поспорить, этой ночью будет много травм. Все это довольно ненормально.

Она качает головой, разбросав непослушные белокурые локоны по плечам. Ее губы дрожат.

— Не так я хотела начать учебу, — она задыхается, и прячет лицо в ладонях.

Я смотрю вокруг. Группа ушла достаточно далеко, и теперь мы едва слышим их. Пирс стоит рядом со зданием, спиной к нам, и разговаривает по телефону. Темно. Вокруг никого.

Я осторожно кладу руку на лодыжку Эми. Она напрягается, словно даже это легкое прикосновение причиняет ей боль, но голову не поднимает. При помощи эмпатии я чувствую ее боль, не только то, как она мысленно ругает себя за то, что уже погубила свою репутацию, но и физическую боль тоже, боль от разорванных связок в лодыжке, оторванных от костей. Я мгновенно понимаю, что это серьезная травма. Она может провести на костылях весь семестр.

Я могла бы помочь ей, я думаю.

Я уже исцеляла людей раньше. Мою маму после того, как на нее напал Семъйяза. А в прошлом году Такера, после того как мы попали в аварию после выпускного вечера. Но в те времена у меня был полный круг сияния, от этого волосы лучились светом, а тело сияло, как фонарь. Интересно, есть ли какой-нибудь способ направить Сияние только, скажем, в мои руки, и сделать это так быстро, чтобы никто не заметил.

Я очищаю голову от посторонних мыслей, радуясь относительному затишью, и направляю энергию в правую руку. Думаю, только в пальцы. Все, что мне нужно, так это Сияние в пальцах. Всего один раз. Я концентрируюсь на этом так сильно, что с головы стекают капельки пота и капают на бетон, а через несколько минут самые кончики пальцев начинают светиться, сначала слабо, а затем ярче.

Крепко прижимаю руку к лодыжке Эми. Затем посылаю Сияние, словно лучик света направляется от меня к ней, не слишком сильно или быстро, но надеюсь, достаточно, чтобы принести хоть какую-то пользу.

Эми вздыхает, и перестает плакать. Я сижу, наблюдая за ней. Не могу сказать, что вообще как-то помогала ей.

Пирс возвращается с виноватым видом.

— Я никого не могу найти, чтобы отвезти вас. Мне придется сбегать и взять свою машину, но она на другой стороне кампуса, так что это займет немного времени. Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше, — говорит она. — Не так больно, как раньше.

Он снова становится рядом с ней на колени и осматривает ее лодыжку.

— Она, на самом деле, выглядит лучше, и не опухшая. Может быть, ты просто подвернула ее. Можешь попробовать пройтись?

Она встает и осторожно переносит вес на ушибленную ногу. Мы с Пирсом наблюдаем, как хромая она делает несколько шагов, затем возвращается к нам.

— Сейчас уже лучше, — признает она. — Боже мой, у меня что, истерика? — Она смеется, и в ее голосе полно облегчения.

— Давай вернемся в твою комнату, — быстро бормочу я. — Тебе еще надо приложить лед, да, Пирс?

— Безусловно, — говорит он, и, встав по обе стороны от нее, мы медленно ведем ее в «Робл».

— Спасибо, что выручила меня сегодня, — говорит мне Эми, после того как она расположилась в своей комнате с плотно обернутой в эластичный бинт ногой, опираясь на стопку подушек, с мешочком льда на лодыжке. — Не знаю, что бы я без тебя делала. Ты — палочка-выручалочка.

— Не за что, — говорю я, и не могу удержаться от широкой улыбки.

Я действительно помогла ей, уже потом думаю я, вернувшись в свою комнату. Солнце почти взошло, но Ван Чэнь еще не вернулась. Я лежу на маленькой двуспальной кровати, уставившись на поврежденный водой потолок. Я хочу спать, но во мне по-прежнему слишком много адреналина из-за того, что я так открыто использовала свою силу. Но я сделала это. Сделала это, продолжаю я думать снова и снова. Я исцелила эту девушку. И это было потрясающее чувство. Я правильно поступила.

Это наводит меня на еще одну безумную идею.

Думаю, что возможно, я захотела бы стать слушателем подготовительных медицинских курсов.

Доктор Дей, академический советник в «Робл», отрывается от своего компьютера. Она достаточно воспитана, чтобы не выглядеть слишком удивленной, когда я ворвалась в ее кабинет и сообщила ей, что намерена стать врачом. Она просто кивает, и у нее уходит около минуты, чтобы просмотреть мое расписание.

— Если ты планируешь стать врачом, чей профилирующий предмет обычно биология или биология человека, мы должны зачислить тебя на химию 31x, — говорит она. — Это необходимое условие для большинства других курсов по биологии, и если ты не начнешь его этой осенью, тебе придется ждать до следующей осени, чтобы начать основные занятия.

— Хорошо, — говорю я. — Я люблю химию. Я проходила подготовительные курсы по химии в прошлом году.

Она смотрит на меня поверх очков.

— Этот курс может быть немного сложный, — предупреждает она меня. — Занятие три раза в неделю, потом раз в две недели проводится дискуссионное заседание во главе с аспирантом, плюс еще пару часа в неделю в лаборатории. Весь курс биологии может быть довольно высокой интенсивности. Вы готовы к этому?

— Я справлюсь, — говорю я, и через меня проходит дрожь возбуждения, потому что я чувствую себя странно уверенной в этом. Я думаю о том, как было хорошо, когда лодыжка Эми вылечилась под моей рукой. Будучи врачом, я могла быть с теми людьми, которые нуждаются в исцелении больше всего. Я могла бы помогать людям. Могла бы лечить все переломы в этом мире.

Я улыбаюсь доктору Дей, и она улыбается в ответ.

— Это то, чем я хочу заняться, — говорю я ей.

— Тогда хорошо, — говорит она. — Давай начнем.

Новость о том, что я буду врачом, все воспринимают по-разному. Ван Чэнь, например, которая сама учится на врача, реагирует так, как будто я вдруг стала ее соперницей. В течение нескольких дней она говорит мне не больше двух слов, маневрируя по нашей крошечной комнате в холодном молчании, пока не понимает, что мы вместе посещаем этот безумно трудный курс, и я довольно хорошо знаю химию.

И тогда она быстро добреет ко мне. Я слышу, как по телефону она говорит своей матери в Мандарине, что я хорошая девочка, и очень умная. Я стараюсь не улыбаться, когда слышу это.