Свободная

— Анжела Зербино, — говорит она, как само собой разумеющееся, когда Пирс открыл рот, чтобы поздороваться с ней. Она устремляет взгляд на папки, лежащие на столе. — У тебя в этой куче есть что-нибудь с моим именем?

— Да, конечно, — растерявшись говорит он и начинает копаться в папках до тех пор, пока не доходит до «З» и не находит пакет для Анжелы. Затем он достает пакет и для меня, после чего встает и проверяет свои часы.

— Что ж, приятно было познакомиться с вами, девчонки. Осваивайтесь.

— Что это? — указывает Анжела на мою салфетку, когда он уходит.

— Это от Пирса. — Я смотрю на его удаляющуюся спину. — Если мне что-нибудь понадобится, он мигом примчится.

Она смотрит на него через плечо, задумчиво улыбаясь.

— О-о, в самом деле? А он милый.

— Я догадываюсь.

— Верно, я и забыла. Для тебя по-прежнему самые прекрасные глаза — глаза Такера. Или это теперь глаза Кристиана? Я не успеваю следить.

— Эй, — говорю я. — Ты была ужасно груба сегодня.

Ее лицо смягчается.

— Извини. Я волнуюсь. Поэтому грубость проявляется у меня даже в хорошие времена.

— Проявляется? Да это происходит вообще всегда.

Она падает в кресло рядом с моим.

— Ты, кажется, расслабилась.

Я поднимаю руки над головой, зевая.

— Я решила остановиться, проведя грань. Собираюсь начать все с начала. Вот, посмотри. — Я роюсь в своей сумке, доставая мятый листок бумаги, и даю ей его прочитать. — Вот мой предварительный учебный график.

Ее глаза быстро сканируют листок.

— Вижу, ты приняла мой совет и поступила в гуманитарный класс вместе со мной. Поэты изменяют мир. Тебе понравится, обещаю, — говорит она. — Понимать поэзию легко, и если ты сможешь сделать это, то сможешь вообще все. Занятия в этом классе будут подобны легкой увлекательной прогулке.

Я сильно сомневаюсь в этом.

— Хм-м, — Анжела хмурится, когда читает дальше. — История искусства? — Она кривит брови на меня. — Наука, технология и современное общество? Современная киноиндустрия? Современный Танец? Это типа все начинается с «C».

— Я люблю искусство, — говорю я, защищаясь. — Это ты выбираешь предметы, исходя из того в чем ты хороша, например, берешь уроки истории, потому что прекрасно в ней разбираешься. Но я...

— Еще не определилась, — заканчивает она.

— Вот именно. Я не знала, что выбрать, поэтому доктор Дей посоветовал мне записаться в кучу разных классов, а затем убрать те, которые мне не понравятся. Но посмотри на это. — Я указываю на последний класс в списке.

— Легкая атлетика, — читает она над моим пальцем. — Группа Счастья.

— Именно, группа Счастья.

— Ты вступила в группу Счастья, — говорит она, словно это самый бесполезный предмет во вселенной.

— Моя мама сказала, что я буду счастлива в Стэнфорде, — объясняю я. — Так вот, именно это я и намерена сделать. Я собираюсь найти здесь свое счастье.

— Тем лучше для тебя. Взять все на себя. Это я про долбанные часовые занятия.

— Знаю, — говорю я, — и хочу стать счастливой. — Я готова перестать говорить «До свидания» и начать говорить «Привет».

ГЛАВА 2. ГРУППА РИСКА

Я проснулась в два часа ночи оттого, что кто-то забарабанил в мою дверь.

— Кто там? — осторожно спросила я. Снаружи доносился беспорядочный шум, в холле звучала музыка, людские крики и ужасный топот ног. Мы с Ван Чэнь, обе сели на кровати, обмениваясь тревожными взглядами, а затем я выскользнула из постели, чтобы открыть дверь.

— Проснитесь и пойте, дорогие новички, — говорит бодрым голосом Стэйси — наш куратор. На разноцветные клоунские волосы одет неоново-зеленый пластиковый обруч. Она усмехается. — Обувайтесь и выходите.

Снаружи перед нами предстает картина, казавшаяся галлюцинацией от приема ЛСД, которую можно увидеть в фильмах: марширующий ансамбль Стэнфорда выступал в том, что кажется, по большей части было их нижним бельем, в светящихся в темноте ожерельях, браслетах и прочем, покачиваясь в такт инструментов — ревущих труб, барабанного боя и грохота цимбал. Человек, изображающий символ школы, был в костюме большой зеленой сосны и дергался, как сумасшедший. Толпа полуодетых, немного светящихся студентов прыгала, гикала и смеялась.

Было невероятно темно, ведь они выключили весь свет, но я ищу Анжелу, и замечаю ее, рядом с которой стоят две раздраженные блондинки, и я полагаю, что это ее соседки по комнате. Направляюсь к ним.

— Привет! — кричит Анжела. — У тебя на голове черте что творится.

— Это безумие! — кричу я, усмехаясь и перебирая свои волосы пальцами.

— Что? — кричит она.

— Сумасшествие! — пытаюсь я снова. Это невероятно громко.

Одна из соседок Анжелы по комнате, разинув рот, показывает на кого-то позади меня. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть на парне мексиканскую маску, которая закрывает все его лицо. Блестящая, золотая маска. И больше ничего.

— Мои глаза, мои глаза! — кричит Анжела, и мы все начинаем истерически хихикать. А потом песня закончилась, и мы снова слышим, как они говорят нам бежать.

— Бегите, новички, бегите! — Кричат они, и мы бежим, как стадо сбитого с толку, в панике бегущего в темноте скота. Когда мы, наконец, останавливаемся, то оказываемся возле следующего общежития, ансамбль начинает снова, и довольно скоро из дверей появляется новая волна сонных и недоумевающих первокурсников.

Я потеряла Анжелу. Я осмотрелась, но было слишком темно и людей было слишком много, чтобы найти ее среди них. Я заметила одну ее соседку по комнате, стоявшую в нескольких шагах от меня. Я помахала ей. Она улыбнулась и направилась ко мне так, будто она успокоилась, увидев знакомое лицо. Мы нерешительно качались под музыку несколько минут, прежде чем она наклонилась и прокричала мне на ухо.

— Я Эми. Ты подруга Анжелы из Вайоминга?

— Да. Клара. А ты откуда?

— Из Феникса! — Она закутывается в свою толстовку. — Мне холодно!

И вот мы снова двигаемся. На этот раз я решаю держаться рядом с Эми. Стараюсь не думать о том, что в некотором смысле это очень напоминает мое видение: бегу в темноте, не зная, куда я бегу и что в конечном итоге я сделаю. Это должно быть весело, осознаю я, но нахожу все это немного жутковатым.

— У тебя есть какие-нибудь мысли о том, где мы находимся? — выпалила я, когда мы остановились.

— Что? — Она меня не слышит.

— Где мы? — кричу я ей.

— О-о. — Она качает головой. — Даже не представляю. Я думаю, что они собираются заставить нас бежать через весь кампус.

— Я помню, как в туре, они сказали нам, что Стэнфорд имеет самый большой кампус, чем любой другой университет в мире, ну, кроме еще одного, который находится в России.

— Это может быть длинная ночь.

По-прежнему никаких признаков Анжелы и другой соседки по комнате, которую, по словам Эми зовут Робин, поэтому мы с Эми держимся вместе, танцуем и смеемся над «Голым Парнем» и изо всех сил кричим друг другу.

В следующие полчаса вот, что я узнаю об Эми: нас обеих воспитали матери-одиночки и младшие братья, нам обеим нравится, что каждое утро в столовой «Робл» на завтрак подается хрустящий, жаренный картофель, и мы обе в ужасе от того, какие крошечные и клаустрофобные душевые кабинки в ванных комнатах. Да и мы обе страдаем от раздражающе-непослушных волос.

Я осознала, что мы могли бы подружиться. У меня могла появиться первая новая подруга в Стэнфорде, вот так просто. Может быть, в этом беге что-то есть.

— Итак, какой у тебя основной предмет? — спрашивает она, пока мы бежим.

— Еще не решила, — отвечаю я.

Она светится.

— Я тоже!

Она мне нравится все больше и больше, но потом случается несчастье. Когда мы приближаемся к следующему общежитию, Эми спотыкается и падает. Она садится на тротуар, размахивая руками и ногами. Я делаю все возможное, чтобы убедиться, что ее не затопчет постоянно растущий поток несущихся первокурсников, а затем падаю на тротуар рядом с ней. Все плохо. Я могу сказать это, только глядя на ее белое лицо и то, как она сжимает лодыжку.