Страница 22 из 107
Но женщина в красном меня предала.
Закончив, он обернулся. За его спиной стоял широкоплечий человек и молча разглядывал его творение. Это был Мелвин Первис.
— Они его убили, — пояснил оборванец. — Прямо здесь.
Первис ничего не сказал. Оборванец удалился. Первис посмотрел по сторонам. Небо на востоке светлело. Ветерок гонял обрывки газет и прочий мусор. Первис вынул сигару, чиркнул спичкой, но ветер тут же загасил крошечное пламя. Он зажег вторую, но ветер сделал с ней то же, что и с первой. Первис еще раз оглянулся и бросил сигару. Потом он повернулся и пошел. Вскоре его одинокая фигура растворилась в темноте.
* * *
Таков конец истории Джона Диллинджера.
В 1935 году Анна Сейдж была депортирована в Румынию. В США она не вернулась.
Билли Фрешетт умерла в 1969 году в индейской резервации Северного Висконсина.
Мелвин Первис вскоре оставил ФБР и занялся частным бизнесом. В 1961 году он застрелился из того самого пистолета, из которого убил Диллинджера.
Лицо Диллинджера теперь украшает мишени на учебных стрельбах в школе по подготовке агентов ФБР, Вашингтон, округ Колумбия.
Берт Хиршфелд
Бонни и Клайд
1
Времена были тяжелые. Великую державу охватила депрессия, которая сеяла горе и калечила жизни. Фабрики и заводы закрывались. Бизнес влачил жалкое существование. Те, кого увольняли, и не мечтали заново отыскать работу. Мелкие фермы попадали в руки банкиров, и бывших хозяев выгоняли с земли. Ветераны войны продавали яблоки на перекрестках и стояли в очередях за супом в бесплатных столовых. Холеные и красноречивые политические деятели говорили, что до процветания рукой подать, что счастье за углом. Но мало кто имел возможность завернуть за этот угол.
Гнев и отчаяние нарастали. Женщины, выплакав все слезы, не знали, чем накормить детей и как утолить голод мужей. Одни семьи двигались на запад, уложив нехитрые пожитки в багажник старых машин. Другие распадались, причем чаще навсегда. Молодые люди пускались в авантюры, пытаясь взять от жизни, что только возможно. Шел жестокий 1932 год.
Юго-западные штаты жарились под раскаленным солнцем. Время текло еле-еле. Жизненные соки останавливались.
В Западном Далласе, штат Техас, стояла гнетущая липкая жара. Воздух словно застыл, все погрузилось в спячку до самого горизонта, и у Бонни Паркер было похоронное настроение, тем более что мимо ее дома к кладбищу совсем недавно проследовала похоронная процессия.
Западный Даллас был явно обречен, и Бонни Паркер хотелось кричать в знак протеста.
Это было нечестно. Бонни была молода и хороша собой. Ее душа и тело жаждали приключений. Где-то далеко от Западного Далласа, далеко от старого каркасного дома ее матери, наверное, существовала яркая, бурная жизнь, где девушке с ее задатками было чем заняться. Но как, вопрошала она сама себя, — как найти этот мир, как занять подобающее в нем место? Она должна найти туда дорогу!
Она быстро окинула взглядом своих бледно-голубых глаз маленькую спальню на втором этаже. Комната была убогой, хотя Бонни попыталась заглушить невзрачность новыми шторами и набором фарфоровых фигурок на комоде. Она вздохнула, смахнула бусинку пота с верхней губы и уставилась на себя в большое зеркало.
Нагая фигура, отразившаяся в нем, вызвала у Бонни чувство глубокого удовлетворения. Есть формы, но есть и стройность. Кожа гладкая и упругая. Грудь крепкая и высокая. Короче, ни одна девушка не удостаивалась таких взглядов местных молодых людей, как Бонни Паркер. И мужчин постарше тоже, и тех, кто был давно женат. Легкая улыбка тронула сложенные бантиком губы. Бонни ценила молодых отчаянных парней с плоскими животами и железными мускулами. Очень даже ценила.
Тут ее охватило отвращение, и она отвернулась от зеркала. Ох уж эти мужчины из Западного Далласа! Черт бы побрал их вялость, мягкотелость, покорность судьбе. Выйти за кого-то из них замуж, нарожать кучу ребятишек и состариться раньше времени? Превратиться в копию своей матери? Никогда не улыбающейся, уже изможденной, не знающей в жизни радости, не получающей ни от чего удовольствия? Благодарю покорно! Увольте!
Бонни упала на кровать и яростно замолотила кулачками по подушке. Нет! Так жить нельзя. Должна быть другая, яркая, веселая, зажигательная жизнь. Бонни перевернулась на спину, отчего грудки сделались плоскими, живот чуть приподнялся, под бледной кожей очертились ребра. Она, прищурившись, глядела на изголовье кровати, прутья которой так напоминали клетку!
Бонни ударила по прутьям кулаком. Еще раз, сильнее. Ее пронзила острая боль, и Бонни села на кровати, тихо выругавшись. Нет, надо что-то делать, внушала она себе. Надо как-то убираться отсюда. Из этого противного дома, из Западного Далласа, из этой никчемной жизни. Она встала и голой, бесцельно пройдясь по комнате, подошла к окну и выглянула из него.
Все то же самое. Все то же безоблачное раскаленное небо. Все та же пыльная пустая улица. Все те же пыльные белые домишки! Поначалу она не обратила внимания, что к машине ее матери тихо подошел человек в темном костюме. Машина стояла у самого дома. Когда же Бонни наконец увидела его, то поначалу не проявила к нему никакого интереса. Пиджак широковат в плечах, сидит мешком, брюки мятые, в пыли. Широкополая шляпа не позволяла разглядеть лица.
Интересно, размышляла Бонни, а что он подумает, если поднимет голову и увидит ее в окне в чем мать родила? Вот, небось, удивится. Вот уж потом будет рассказывать приятелям!
Вдруг Бонни нахмурилась. А что собственно он делает около материнской машины? Он сунул голову в открытое окно, а Бонни вспомнила, что ключи были оставлены в зажигании. Ее вдруг охватило неприятное предчувствие.
Человек между тем выпрямился и посмотрел по сторонам. Тут Бонни осенило: он же решил украсть машину! Он протянул руку к дверной рукоятке, а Бонни, набрав в легкие побольше воздуха, крикнула:
— Эй, приятель, что ты там забыл?
Человек поднял голову и, прищурившись, посмотрел вверх. Оказалось, что он примерно ее ровесник, может, на год постарше. Года двадцать два, никак не больше! В морщинках вокруг глаз, в губах и подбородке была какая-то отчаянная решимость. Когда он увидел девушку в окне, то первоначальный испуг сменился восторгом.
Пусть полюбуется, подумала Бонни, и на ее лице заиграла нахальная улыбочка. Пусть как следует полюбуется! На его губах тоже заиграла улыбка — улыбка знатока, и в тот же момент она поняла: в нем есть нечто неуловимое, причем то, что имеется и в ней самой.
И еще она почувствовала, что способна на лету схватывать его мысли и чувства. Тут уж Бонни улыбнулась во всю.
— Эй, парень, — крикнула она. — Ты меня подожди, ладно!
Она кинулась к платяному шкафу, спешно надела белое платье, сунула ноги в туфли.
Он ждал ее на улице. Она остановилась в шаге от него, пристально посмотрела. Он посмотрел на нее.
— И не стыдно тебе? — усмехнулась она. — Хотел украсть автомобиль у старой женщины?
— Я хотел его купить, — ухмыльнулся он в ответ.
— Черта с два, — так же весело отозвалась она. — Тебе и пообедать-то, наверное, не на что, какая уж тут машина.
Он пожал плечами и сказал:
— На кока-колу хватит, а поскольку ты явно не собираешься пригласить меня в дом…
— Еще чего! Нашел дурочку! Ты же украдешь обеденный стол.
Он сделал шаг в сторону улицы.
— Тогда пошли прогуляемся по городу. Ну как, согласна?
— Пошли, мне все равно надо на работу, — сказала она после секундного колебания и двинулась за ним следом.