Страница 39 из 86
— Все здесь?
— Все.
— Сложи назад.
Леночка присела на корточки и бережно — профессиональное движение всех кассиров — стала класть пачки назад в целлофановый мешок.
Громов сел опять под дуб и стал наблюдать за точными, хозяйскими движениями кассирши. Самое сложное было позади.
В ту ночь в бухгалтерии, после инцидента с пьяным Минаковым, Громову пришлось избить кассиршу, а потом уже потрясенную, сломленную, убедить, что наилучший выход для нее — взять все деньги, а свалить все на Минакова. Доказательства налицо: кассирша избита, деньги исчезли, Минакова видели входящим на завод пьяным.
Леночке было страшно, жалко Минакова, но Громов настаивал, убеждал, запугивал, соблазнял обеспеченным совместным будущим — это было главней, и Леночка согласилась…
Они тут же обсудили детали. Главный инженер сейчас уходит, прячет деньги в куче опилок возле столярной мастерской и проводит остаток вечера на людях, в городском ресторане, чтобы на него не пало и тени подозрения.
Леночка же все это время якобы лежит без сознания на полу в бухгалтерии. Из ресторана Громов звонит в бухгалтерию и говорит всего одно слово: «Привет». Оно означает — дело сделано.
После этого Перова бежит к проходной, изображает отчаяние, испуг, истерику и заявляет об ограблении заводской кассы.
Потом Евгений Семенович найдет способ вынести деньги с завода.
Случай представился только на вторые сутки после «ограбления века». Громов отдал приказ нарастить заводской забор в одном месте, где он был немного низковат.
Забор развалили, но, как и рассчитывал главный инженер, за смену сделать не успели, и на ночь забили кое-как дыру досками. Совершая вечерний обход завода, Евгений Семенович оторвал две доски и просто приставил их на место. Перова под предлогом перепечатки ведомости задержалась в бухгалтерии, пока на заводе не осталось никого, и через эту дыру вынесла деньги… Все прошло как по маслу.
И вот деньги лежали у ног Евгения Семеновича.
Леночка завязала мешок.
— Садись ко мне, — сказал Громов.
Кассирша бережно положила мешок на землю, подошла к сообщнику и села рядом.
— Ты сегодня какой-то необычный.
— Почему?
— Возбужденный, озабоченный какой-то…
— Дело есть, Леночка. Серьезное.
Глаза кассирши вспыхнули.
— Ты… мы убежим с этими деньгами? И начнем наконец-то жить?
Громов обнял за плечи Леночку, привлек к себе.
— Дурочка… Нас же сразу поймают.
Кассирша сникла.
— Да… да… Ты говорил… надо ждать, нельзя тратить, пока не забудут… Два года?
— Может быть, больше.
— О, боже! Как мне все надоело… Так хочется уехать отсюда…
— Мы и уедем. Будущее в наших руках. Сейчас я кое-что скажу тебе. Но для начала запомни вот что. То, что мы взяли — это не деньги.
— Не деньги? — удивилась Леночка.
— Да. Я тебе не говорил раньше, чтобы не разочаровывать, а сейчас скажу. Не деньги. Мы проживем их за два года, а то и меньше. Нам нужно положение, связи… Чтобы взять настоящие деньги, и при этом никуда не бежать, остаться уважаемыми людьми. Вот в чем перспективная задача, Леночка. Взять и остаться уважаемыми людьми.
— Сколько же… нам надо взять?
— Ну тысяч… пятьсот, семьсот…
— Пятьсот, семьсот? — ахнула Перова. — Это же почти миллион!
— Ну и что, миллион? — пожал плечами главный инженер. — Миллион-то в самый раз и будет…
Леночка порывисто обвила шею любовника, крепко поцеловала.
— Какой… какой ты необыкновенный! Слушай, а когда это будет?
— Скорее, чем ты предполагаешь. Сейчас как раз поговорим на эту тему.
Печать озабоченности легла на лицо Леночки.
— Ты говорил, — сказала она, — что намертво связан со Шкафом. Мы с ним должны делиться?
— Мы с ним не будем делиться.
— Но если он что пронюхает?..
— Он ничего не пронюхает.
— Но он такой проницательный…
— Твой Шкаф уже труп.
— Что?! — Кассирша невольно отшатнулась.
— Ну не в буквальном смысле, — усмехнулся главный инженер. — В переносном. Я его уберу со своего пути, нейтрализую. Мы с ним действительно были связаны. На самом первом этапе. Он кое в чем мне помог. Вынужден был помочь. — Громов опять усмехнулся. — Твой проницательный начальник оказался слепым кутенком. Теперь он мне не нужен. А людей, которые мне не нужны, я нейтрализую.
Леночка заглянула ему в глаза.
— И меня ты нейтрализуешь? Когда буду не нужна?
— Ты будешь мне всегда нужна.
— У тебя такие холодные глаза.
— Ну что ты… У меня нормальные глаза. Только они внимательные.
— Нет, холодные… Как, как… Вот у кошек бывают такие глаза, когда они что-то задумают.
— Что же могут задумать кошки? Как поймать мышь? Я тоже задумал поймать мышь.
— Нет… Кошки думают не только о мышах. Они коварные.
— По отношению к тебе я не коварный.
— Хотела бы верить, — вздохнула Леночка.
Громов погладил ее по волосам.
— Ты сегодня очень красивая…
— Я не успела сделать прическу.
— Ты и без прически… — Громов стал расстегивать на кофточке пуговицу…
— Не надо… Кто-нибудь пойдет…
— Кто здесь пойдет?
— А вдруг…
…Они лежали рядом. Крона дуба только на самой верхушке горела солнцем. Земля была еще теплая. С дуба изредка падали желуди и сухие листья. Листья падали осторожно, желтыми комочками обходили сучья своих еще зеленых собратьев и опускались на землю с покорным шорохом; желуди же простреливали крону, словно пули, с вызовом щелкали по земле. Листьям не суждено было возродиться — желуди несли в себе новую жизнь.
— А вот ревизор, — сказала Леночка. — Если его найдут… Ты его боялся. Правда, ты его боялся? Он что-то знает?
— Он учуял. Просто учуял, ничего он не знает. Есть такие люди — чуют за версту. Но его не найдут. Он попал в лабиринт, а оттуда нет выхода.
— А ты бы смог его спасти?
— Нет. Пещеры тянутся на тысячи километров, до самого моря.
— Откуда ты знаешь?
— Так говорят.
Они помолчали. Леночка о чем-то думала.
— Ведь ты его нарочно завел туда, — сказала она. — Я сейчас только догадалась.
— Бред. Городишь чушь. — Главный инженер зевнул, стал застегивать рубашку. — Если уж кто завел — так это ты. Вы с ним оставались вдвоем. А я был совсем в другом месте.
— Ты на меня не вали.
— А ты на меня. Он сам заблудился. Заблудился, и все.
Леночка пристально посмотрела на Евгения Семеновича.
— Завел… Не знаю уж как, но завел. Как я раньше не сообразила… Чтобы концы в воду.
— Какие концы? Он же ничего не знал.
— Ну так мог узнать,
Громов резко поднялся, посмотрел на часы.
— Ладно, хватит болтать, — сказал он. — Поговорим о деле.
— Что еще ты задумал?
— Через несколько часов приедут два человека. От их решения — расширять завод или нет — зависит наше будущее. Мы их должны очаровать. Есть такое старое романтическое слово — очаровать. Поняла? Одного я беру на себя. Другого очаруешь ты.
— Что это значит?
— Не прикидывайся маленькой.
— Ты хочешь… ты хочешь, чтобы я с ним…
— Не обязательно. Напои, закрути голову. Вы это умеете. Меня это не касается. Ревновать я не буду. То есть буду, — поправился главный инженер, — но я сумею справиться со своей ревностью. Задача ясна?
— Но это… Это аморально. Если бы я узнала, что ты… Я бы тогда… Я бы… возненавидела тебя…
— Аморально, не аморально, — поморщился главный инженер, — это все слова. Символы. Существуют не слова-символы, а дела, поступки, конечный итог. Запомни это раз и навсегда. Говорятся слова, клеятся ярлыки, плетутся интриги, а потом, когда приходит конечный итог, все это напрочь исчезает и очень скоро забывается. А итог остается.
— Конечный итог один, — сказала Леночка.
— Верно. От этого итога никуда не уйдешь. Но перед этим есть еще один итог. Живой. Трепещущий, прекрасный, радостный. У каждого он свой. И каждый, перед тем как уйти в иной мир, хочет подержать его в руках. И этого он добивается любыми путями. Средства не важны.