Страница 52 из 197
— Sorry sir, — она развела руками, — I have no ID with myself now.
— What’s your full name, age and citizenship? Were are you live in Nederland? — лейтенант, с уверенность встал на стандартную колею выяснения личности иностранной гражданки, нелегально работающей в Нидерландах в сомнительном заведении.
— I honestly say, sir, that I am legally here, — девушка прижала руки к груди…
— Dress up please, you have to go with us, — сказал лейтенант, не удивленный, нежеланием нелегальной иммигрантки назвать свое имя, и попыткой увести разговор в сторону. Тем временем, сержант уже разложил на стойке разноцветные бланки протоколов:
* О нарушении полицейского запрета на мероприятия.
* Об использовании труда нелегальных иммигрантов.
* Об обнаружении нелегального трудового мигранта.
* Об аресте нелегального трудового мигранта до выяснения личности.
Приблизительно час продолжалось заполнение бланков, а затем, лейтенант и сержант доставили нелегальную трудовую иммигрантку в районное управление полиции и, по внутреннему протоколу, передали ее дежурному дознавателю. На этом их функция в стандартном деле завершилась, они вернулись в автомобиль и поехали на следующую проверяемую точку… А через час были по рации вызваны с маршрута назад приказом старшего дежурного офицера управления. Он и дознаватель встретили их в холле.
— Так, парни, — начал старший офицер, — вы по уши в дерьме. И я из-за вас тоже.
— Э… А в чем дело, шеф? — удивился лейтенант.
— Грег, объясни им, в чем дело, — сказал старший офицер, обращаясь к дознавателю.
— Парни, — произнес тот, — вы знаете, кого вы арестовали и привезли мне?
— Э… — лейтенант почесал в затылке, — …Ну, какая-то танцовщица стриптиза. Я думаю, откуда-то из Восточной Европы. Может, Сербия, Россия, или Украина.
— А откуда такая идея? — спросил дознаватель.
— Ну… Она в начале сказала слово «huy».
— Это, — добавил сержант, — значит «fuck» на славянских языках.
— А на каком языке вы с ней говорили?
— На английском, — ответил лейтенант, — голландского-то она не знает.
— Не знает? Правда? А вы проверяли?
— Э… Нет, она же сразу сказала «huy», который значит «fuck», а потом спросила… Э… Дитрих, ты помнишь?
— Да, Маркус, — сержант уверенно кивнул, — она спросила «What’s wrong?».
Старший офицер тяжело вздохнул.
— Парни, я сейчас вам объясню, что такое настоящий «huy», который значит «fuck». Эта девушка — голландка, она родилась и живет в Амстердаме, ее имя: Елена Оффенбах. Та самая Елена Оффенбах, которую в таблоидах называют «пицца-адвокат».
— Э-э…Ой… — хором выдохнули лейтенант и сержант.
— Так вот, — принял эстафету дознаватель, — сейчас она обвиняет вас по шести пунктам: превышение власти, обращение, попирающее человеческое достоинство, допрос на иностранном языке, незаконный арест, нарушение физической неприкосновенности, и угроза истязания. Она уже пишет это, и я вас спрашиваю: что будем делать?
— Э… — лейтенант снова почесал в затылке, — …Ну, может, поговорить по-человечески? Понимаете, мы же ничего плохого ей не делали. Зачем она с нами, как с врагами?
— Что скажешь, Грег? — поинтересовался старший офицер.
— Не лишено смысла, — ответил дознаватель, — я прочел ее досье. Она три года служила в военной полиции, была в горячих точках, в позапрошлом году демобилизовалась. Мне кажется, она нормальный человек, просто, ей что-то от нас надо.
— Ладно! — старший офицер кивнул, — пойдем, поговорим с ней по-человечески.
Елена Оффенбах, удобно устроившись за столом, вдохновенно работала с текстом. Уже несколько листов, заполненных ровным и аккуратным почерком, лежали справа от нее. Увидев вошедших четверых мужчин, она отложила авторучку и произнесла:
— Вот теперь все в сборе. Поговорим?
— Фрау Оффенбах, зачем вы это делаете? — выпалил лейтенант.
— Хороший вопрос, — сказала она, — давайте подумаем вместе. Я культурно отдыхала в кафешантане, но вдруг, светомузыка выключилась. Я пошла к стойке бара, узнать, что случилось. У стойки два полисмена, на английском потребовали мой ID. А я танцевала легко одетой, и мой ID лежал в сумке. Вместо того, чтобы позволить мне взять сумку, полисмены стали бомбардировать меня абсурдными вопросами, опять на английском. Я почувствовала себя, как в оккупированной зоне. На меня составили протокол, будто я нелегальная трудовая иммигрантка, и доставили сюда. Я подозреваю, что вся эта акция является заказной, и направлена против законной коммерции кафешантана «Анаконда», поэтому, я работаю над обоснованием дополнительного обвинения в коррупции.
— Но это же неправда! — с жаром заявил он.
— Что именно неправда? — поинтересовалась она.
— Все неправда! Вы изображали голую наемную танцовщицу, изображали, что не знаете голландского, изображали, что у вас нет документов, и что боитесь сообщить свое имя, гражданство и местожительство! Вы нас провоцировали!
— Вы говорите, что за час я шесть раз спровоцировала вас на прямое нарушение закона и должностных инструкций? Вас так легко на это спровоцировать?
— Нет! Черт! Меня нелегко спровоцировать. Но вы так себя вели…
— О! Лейтенант, вы вообразили, что должность в полиции дает вам право решать, какое поведение граждан — надлежащее, а какое — нет? Суду будет интересно это услышать.
— Суду? — переспросил он.
— Да, ведь функция уголовного суда — защищать общество от таких силовых эксцессов исполнительной власти. Вы не знали? Что ж, добро пожаловать в реальный мир.
— Черт вас подери… — начал лейтенант, но тут старший офицер резко оборвал его.
— Маркус! Подождите за дверью вместе с Дитрихом! А то вы сейчас наговорите….
Лейтенант и сержант молча вышли, признавая, что приказ разумный и своевременный.
Старший офицер переглянулся с дознавателем. Тот чуть заметно кивнул и сказал:
— Да, я думаю о том, же, что и ты. Проблема в «Анаконде».
— Вот-вот, — старший офицер посмотрел на Елену, — скажите, фрау Оффенбах, у вас есть контракт на защиту интересов кафешантана «Анаконда»?
— Контракта нет, но есть, знаете ли, врожденное чувство справедливости.
— Итак… — старший офицер сделал длинную паузу, — …Если справедливость, как вы ее понимаете, будет восстановлена, то мы с вами можем забыть этот инцидент. Верно?
— Я думаю, — ответила она, — это хорошая идея. Вопрос только в процедуре.
— Процедура непростая, — согласился он и повернулся к дознавателю, — Грег, давай, мы прикинем: сколько у нас времени до фиксации оперативных файлов в архиве?
— Ну, ты же знаешь, в 7:30 операторы ночной смены начинают фиксацию для передачи дневной смене. Я бы сказал: нам надо переписать все к 7:15, не позже.
— ОК, — Елена обворожительно улыбнулась, — я готова начать работу под честное слово начальника районного отдела, или его зама по лицензионному контролю.
— Нет уж, если переписывать, так лучше все сразу, — сказал старший офицер, и нажал на телефоне клавишу вызова одного из «горячих» номеров.
— Пауль, — тревожно шепнул дознаватель, — имей в виду: жена Юхана нас загрызет.
— Не беспокойся, Грег, за большую коробку клюквы в сахаре, она всех простит.
Начальник управления Юхан Зюйс, классический толстый и жизнерадостный дядька, этнический фламандец, сложил итоговые комплекты бумаг в стопки на столе, и одну стопку передвинул к старшему дежурному офицеру, сопроводив коротким приказом.
— Это в лапшерезку.
— Сделаю, шеф, — ответил тот, зацепил указанную стопку, и вышел из кабинета, а через минуту из-за тонкой стенки донеслось шуршание машины — уничтожителя бумаг.
— Вот таким образом, — заключил Зюйс и протянул Елене тонкую папку с ее комплектом документов, — перепроверьте, фрау Оффенбах, если хотите.