Круг иных

Единственный, кто целиком и полностью одобряет мой план, – это старина Эмиль (добряк уверен, что чудо свершилось его стараниями). Он заговорщически подмигивает – мол, нем как рыба. Я делаю вид, что ничего не заметил. Не знает он моего секрета. Только голубь в курсе.

В путь! И не откладывая.

Может, со стороны незаметно, но я почти рад. Когда папуля подарил мне эту тысячу, я рассчитывал куда-нибудь поехать, чтобы оттянуть устройство на работу. Но все зачахло, потому что я так и не решил, куда смотаться. Идей была масса, но все пришлось отбросить, и потихоньку вообще расхотелось дергаться. Гоа, Бали, Катманду – что предпочесть? Меня по жизни преследует проблема выбора. Вроде как если что-нибудь решишь, а потом не понравится, то сам виноват. Я даже предпочитаю, когда за меня выбирают передачу по телику. Скажем, приходишь к кому-нибудь в гости и смотришь вместе со всеми, что там показывают. А если я в своей комнате один и что-нибудь включаю – пусть даже мне поначалу казалось, что будет интересно, все равно обязательно разочаровываюсь.

Я сделал для себя одно важное открытие: не надо заранее ничего придумывать. Можно сорваться на авось и уехать, не зная куда. У того голубя не было направления, он улетел – и все, без всякой цели.

Вы спросите, как это можно уехать, не определившись с точкой прибытия? Все очень просто: выдвигаетесь, но не знаете куда. Тогда получается, что если вы где-то оказались, то не по своей вине. И если вам там не понравилось, то ничего удивительного – вы же не выбирали.

Поразительно! Ведь это самый простой, легкий и удобный способ передвижения на свете: ни места назначения, ни багажа, ни ожиданий, ни прибытия. Путешествие без умысла. Катись камешком, опадай листом, пари облаком.

И больше ни о чем меня не спрашивайте, не смотрите на меня печальным взором и не грузите своими надеждами. Отвернитесь и поговорите между собой. Глазом моргнуть не успеете, как я испарюсь.

Глава 3

Сижу в закусочной на заправке, пью кофе с пирожками вприкуску и наблюдаю за женщиной с двумя вопящими отпрысками, борясь с желанием придушить rope-мамашу голыми руками. Она пьет чай, рядом лежит полная сумка шоколадных конфет, которые не дают покоя маленькому мальчику лет шести и девочке лет четырех. Они канючат, мать на них орет, тогда они пускают слезу и им тут же отвешивают по шлепку, отчего крохи начинают вопить в полный голос и получают по конфете. Мгновенно расправившись со сладким, они требуют добавки, и все повторяется снова. Нет, это в голове не укладывается. На моих глазах двум нежным созданиям портит психику родная мать. Уж лучше бы пристрелила их на месте. У нее полным-полно этих несчастных конфеток, о чем дети прекрасно осведомлены, а потому будут клянчить, пока все не съедят. Тогда этих задерганных, обшлепанных и сопливых ребятишек начнет воротить от сладкого, и весь свет им покажется не мил.

Все невольные свидетели мечтают, чтобы крохи сей же час сгинули. Две женщины то и дело украдкой бросают в сторону несчастных неодобрительные взгляды и качают головами, какой-то толстяк в пуховой куртке уминает дневной рацион, пытаясь испепелить семейку взглядом, но никто не предпринимает решительных действий. Честно говоря, я уже поел, расплатился и собираюсь уходить; встаю и направляюсь к выходу, как вдруг снова поднимается скулеж и галдеж – и ноги сами несут меня к столику с вопящей ребятней.

Присаживаюсь перед ними, чтобы не возвышаться, и просто здороваюсь:

– Привет.

От удивления дети перестают орать и глядят на меня заплаканными глазищами. Малыши так перемазались шоколадом, словно пожирали его всеми порами лица.

– Когда-то мне было столько же лет, сколько вам, – говорю я. – Мама тоже давала мне конфеты. Сначала я слизывал весь шоколад не спеша, со смаком. Тут лучше не торопиться. Потом брался за начинку, откусывая большими кусищами. Вот тут можно пожевать от души, не сдерживаясь. Сначала медленно слизываешь, а потом набиваешь полный рот.

Эти двое вылупили глаза, будто узрели пришельца из другой галактики.

– Попробуйте сами.

– Оставьте детей в покое! Горе-мамаша приняла меня за извращенца.

– Знаете, мадам, – обращаюсь я к ней, – кроме вас, у них никого больше нет. Вы для них – солнце и луна. Они для вас живут и за вас готовы умереть. Властвуйте бережно.

Встаю и иду к выходу.

Воплей не слышно. Ухожу не оглядываясь. Сказать по правде, я и сам не понял, как все случилось – просто не смог сдержаться. Эти напуганные, перемазанные шоколадом личики… Главное, проблема не в детях: они ждут от взрослых всего-навсего одобрения. Я об этом не забыл.

На улице льет как из ведра. Натянув капюшон, устремляюсь на выход мимо мусорных баков и рядов бензонасосов. На дороге уже голосует какой-то чувак. Голова непокрыта, вода ручьями стекает – вылитый утопленник. Кивнув и хмыкнув собрату по «несчастью», чапаю мимо: отошел от него метров на двадцать и стою, жду своей очереди. По справедливости его подберут первым, таков этикет – он раньше сюда подошел. Только я бы на его месте не слишком рассчитывал на скорую посадку – уж очень вид пугающий: длинные липкие пряди по всей черепушке, взгляд дикий.

Стоим под дождем. С заправки выезжают автомобили, усердно поливая нас грязью. Водителям лишь бы быстрее на шоссе вырулить. Они принципиально нас не замечают, а заметив, отводят взгляд. Я их понимаю: «И вообще при чем тут я? И так времени мало, а тут еще полоумные по улицам бродят. С такими надо ухо востро…»

Я путешествую налегке. Рюкзачок через плечо, в нем – запасные джинсы, футболка, носки, просторный синий свитер, дорожный набор «щетка-паста-мыло». Ни карты, ни путеводителя, ни сотового. Перед самым отъездом позвонил Эм, предупредить, что уезжаю. А когда поговорили обо всем, спустил трубку в унитаз – даже отбой давать не стал. Легко пошло, у нас же телефоны делают размером с какашку. Так что теперь аппарат держит путь к морю и до сих пор, наверное, внимает прощальным словам моей подружки.

Но вот земля задрожала: на дорогу выруливает здоровенный трейлер с надписью «Хильтон и сын: перевоз домов и переезды». Представляю, как они утягивают целый дом со всем содержимым. Замечтался, вдруг вижу – останавливается. Мимо меня на всех парах мчится тот, первый парень, но водитель, отмахнувшись от него, указывает на меня.

– Но я же первый пришел, – пробует возразить мой неудачливый конкурент.

– Моя машина, – отвечает водитель, – кого хочу, того и подсаживаю.

И манит меня пальцем.

– Залазь!

Виновато пожимаю плечами, обходя паренька. Тот даже отвернулся от обиды:

– Ну и черт с тобой, педрила!

Это он зря. С таким настроем пускаться в дорогу – пустое дело. В путь надо отправляться с радостью, а если ты злишься и дуешься, то испускаешь невидимые волны недоброжелательности, которые люди за версту чуют. Тебя и не подберет никто. Впрочем, сейчас не время делиться наблюдениями.

Водитель подается вбок и открывает пассажирскую дверь. Н-да, высоковат шесток. Забравшись в кабину, благодарю водителя – и узнаю здоровяка из закусочной, того, что уминал за обе щеки.

– Куда направляешься? – спрашивает он, трогаясь. К этому мгновению я готовился заранее.

– Да есть кой-какие варианты, – говорю. – А вы куда едете?

Водила назвал какую-то точку на карте, но тут, как назло, взревела фура, набирая скорость по объездной, и я ничего не услышал. Невелика беда.

– Ну и отлично, – отвечаю. – Там и сойду. Толстяк кидает на меня удивленный взгляд.

– Путь неблизкий, – говорит.

– Возьмете меня в долю на топливо.

Мое дело предложить. Денег дальнобойщики все равно не берут, так уж повелось, зато создается впечатление, что ты не полный опущенец.

– Я предпочитаю бартер. Мне твои деньги ни к чему.

Ого. Может, он и правда педераст. Исподтишка рассматриваю своего соседа: не сказать, что крупный – просто кость широкая. С таким, пожалуй, справлюсь.

– Мне нравится беседовать, – поясняет водила. Уф, так-то лучше.