На Лесном озере

– На какую «тебя», интересно? Мне сдается, у нее этих «я» навалом. «Я» здесь, «я» там.

– Вот оно как.

– Ага.

– Помолчав, Джон выдавил из себя смешок

– Я что-то не понимаю.

– Ладно, проехали, – сказал Тони.

Она вспомнила, как руки Джона соскользнули с ее плеч. Он еще раз принужденно усмехнулся и двинулся сквозь толпу.

– Не берите в голову, – сказал Тони.

– Не буду. Я и забыла уже.

– Не имеет никакого значения.

– Конечно, не имеет.

Они поиграли еще несколько минут, в течение которых их фишки начали быстро перекочевывать на другую сторону стола; потом забрали в кассе выигрыш, перешли в людный бар с мягкими кожаными сиденьями и взяли по коктейлю. Даже потеряв немного под конец, она выиграла восемьсот с лишним долларов; и все же она чувствовала только боль в животе. Опять казино было только казино.

– Карты приходят, карты уходят, – сказал Тони. Он внимательно на нее смотрел. – Так наш мир устроен. Он тут ни при чем.

– Паршивец.

– Нет, нет.

– Гнусно все-таки, – сказала она. – Прямо вынести не может, когда кому-то хорошо.

– Кошелек-то у вас все равно туго набит.

– Дело не в деньгах.

– Не в деньгах?

– Нет. Кое в чем получше. – Она чувствовала, что в голосе ее звучит обида, чувствовала приставшую к нёбу горечь. – Я хочу сказать, ведь здорово было, правда? Восторг, полет. Словно – ну, я не знаю, – словно волшебство какое-то.

– Да нет, не волшебство. Удача.

– Как хотите. Все равно у нас была чудесная команда.

Тони опустил глаза в свой коктейль, помешал его кончиком большого пальца.

– Это верно, – сказал он, – но деньги тоже важная вещь.

– Ощущение славное было, вот что. Потом он приходит и все рушит, губит волшебство.

– Не намеренно.

– Откуда я знаю?

– Просто так он устроен, – сказал Тони. – Характер такой.

– Об этом лучше не будем.

– О чем тогда?

– О чем-нибудь хорошем. О том сиянии.

– Это было прекрасное, долгое, победное сияние.

– Да, – сказала Кэти.

– Можно еще разок попробовать.

– Чуть попозже. Тут хорошо сидится.

Она вспомнила, как Тони издал короткий потрескивающий звук, словно компьютер, обрабатывающий очередную порцию данных. Его быстрые маленькие глазки метнулись через весь зал. Нервный, подумала она, или чем-то постоянно встревожен – взгляд все время бегает, ни на чем не может остановиться. Странный тип. Грубоватый, застенчивый, циничный, тщеславный, бестактный и неуверенный в себе чуть не до самооплевывания. Составные части плохо друг с другом сочетаются. Как вот он одет сейчас вельветовые брюки от костюма, розовая спортивная рубашка и видавшие виды черные ботинки. Смешно, но скорее печально. Рубашка увеличивала его живот, наверно, фунтов на двадцать. Жидкие бесцветные волосы были гладко зачесаны назад.

Чудной, одним словом. Особенно глаза. Вечно мечутся туда-сюда, вечно выискивают новые углы зрения.

Впрочем, его голос, когда он заговорил, звучал мягко и раздумчиво. На нее он не смотрел при этом.

– Тут, наверно, надо вот что держать в уме. Ваш благоверный, он не то чтоб шибко верил в красотку-удачу. Риск – не его конек. Он же фокусник. Если надо, подтасует карты. Удача тут ни при чем.

– Это вы его защищаете?

– Нет. Я бы так не сказал.

– А как бы вы сказали? Очень хочу услышать.

– Так он устроен, вот и все. – Тони допил коктейль. – В конце концов, вы за ним замужем, а не я.

– Верно. Интересная мысль. – Она поглядела в другой конец казино, где стоял Джон с группой молодых законодателей. У всех такие свежие лица. Все такие элегантные, стильно подстриженные, наодеколоненные.

– Как бы то ни было, – сказала она, – он не карточный шулер.

– Как вам будет угодно.

– Не шулер, нет.

– Еще коктейль?

– Конечно, и большой. Он не обманщик.

Тони улыбнулся и посмотрел на нее, но, скользнув по ее лбу, его взгляд тут же устремился куда-то в сторону. Тони хмыкнул.

– Нет, думаю, что нет. Убить драконов, накормить голодных. Меня лично это восхищает. Другое дело, что он не допускает саму возможность проигрыша. – Он грузно откинулся на спинку стула. – Вот взять это хобби его. Человек тащит из шляпы кролика – вы же не кричите «Обман!», правда? Вы знаете, что это фокус. Это и задумано как фокус. А вы бешено аплодируете и думаете «Ого, ловко это он, однако». С политикой в точности то же самое. Трюкачи, у каждого свои пассы. – Он помолчал, улыбнулся ей. – Грязно то, что неэффективно. Природа этого зрелища.

– Вы, значит, тоже такой?

Он усмехнулся.

– Верный помощник. Подношу реквизит. Кроликов там.

– Но вас же это восхищает. Вся интрига.

– Увы, увы. Восхищает – не то слово.

– И Джон восхищает?

– Мой хозяин и повелитель. – Тони вздохнул. Помахал официанту и, перевернув бокал, поставил его на стол. – Мой Дэвид Копперфилд.[30] Может, когда-нибудь перетащит меня в Вашингтон, там мы такое представление закатим – ух!

– Поезжайте один, – сказала Кэти. – Становитесь звездой.

– Стану, как же.

– Я серьезно.

Тони повращал глазами.

– Остроумная мысль. Я – в копперфилдовских шмотках. Брючки в обтяжку, полосатый пиджак. Верх элегантности.

– Чушь собачья.

– Что именно?

– Все это не имеет значения.

Он издал отрывистый, чуть ли не злобный звук

– Да уж. Особенно если собственный член не можешь увидеть без перископа – пузо мешает. Мы, тюлени, свое место знаем. И не надо мне сказки рассказывать насчет похудания.

– Не буду.

– А ведь едва с языка не сорвалось.

– Ваша правда, – кивнула она.

– Вот и отлично. Моя правда.

– Так что же?

– Так ничего же.

– Стоп. – Она положила ладонь на его руку – Я была не права. Будем бережней друг с другом. Куда же этот официант пропал?

– Точно. Официант.

– Я была не права.

– Изящная, остроумная Кэтлин.

Целый час потом они всячески старались вернуть это сияние. Теперь ей вспомнились разные любопытные мелочи. Прилипшая к его животу розовая рубашка. Как у него непрерывно двигались руки. Как он все метал и мешал свои коктейли, как его взгляд пробегал по ее лицу и скатывался по плечам куда-то в темное пространство позади нее.

Даже сейчас, когда у нее перед глазами расстилалось плоское серое озеро, она ощущала сквозившую во всех его жестах уязвленность, которую он пытался скрыть под маской циника и шута.

Чудной, странный тип, вновь подумала она.

Повернув немного руль, Кэти выправила курс вдоль воображаемой линейки, тумана уже почти не было. На востоке из-за облачной дымки светило, не грея, бесформенное белое солнце; там и сям среди волн проблескивали пятна металлической синевы. Хоть дождя нет, подумала она. И на том спасибо. Но утро, казалось ей, стало еще холоднее – дерущий, зазубренный озноб, как колючая проволока. Мелькнуло сожаление о рассветном костре. Бросив его, она совершила ошибку. Может быть, грубую ошибку.

Потом она оборвала эту мысль.

Думать о другом.

Какое сегодня число?

Какое-то сентября – двадцатое, что ли. Или двадцать первое. То есть по календарю еще лето. От холода она не умрет. Дурной расклад можно побороть. И она непременно, непременно вернет это сияние. Вернет, как же иначе. И с Джоном тоже. Она ведь любит его всем сердцем, несмотря ни на что, всем сердцем. И всегда любила. Их постоянно окружало это поразительное сияние. В нем они жили, в белом ослепительном свете, он всасывал их в себя и уносил далеко за обычные пределы. Они парили в пространстве. В точности такое чувство. У других отношения могут закиснуть от времени, но только не у них – ведь они отринули закон средних чисел, воспарили над всем, что есть среднего. Выиграть выборы, потом еще одни выборы, а там уж начнется эта прекрасная жизнь, о которой они мечтают и которой заслуживают, – они сделали на это ставку, они поставили на кон даже ребенка у нее в чреве, – но сияние ушло, они бесславно проиграли и продолжают проигрывать дальше.

30

Дэвид Копперфилд (род в 1956 г.; настоящая фамилия Коткин) – знаменитый американский иллюзионист.