Страница 21 из 107
Олег, Глеб и Ярослав безоговорочно соглашались стоять за Всеволода Ярославича против изгнанника. И только Давыд, тая обиду за то, что его сместили с почётного новгородского стола на более низкий ростовский, псе время выдвигал великому князю всевозможные условия.
И в беседах с Одой лишь Давыд позволял себе нелицеприятно отзываться о Всеволоде Ярославиче, который, по его словам, донельзя возвысил своего сына Владимира, а Святославичей рассовал по окраинам Руси как сторожевых псов.
В одной из таких бесед сразу после ужина, когда за столом оставались лишь Ода и Давыд с Олегом, хмель ударил в голову Давыду и он разошёлся не на шутку.
- Почто Всеволод Ярославич отдал Чернигов Владимиру! Разве это дело? - ворчал Давыд, раскрасневшись после выпитого. - Ладно бы в Чернигове посадить было некого, а то, слава Богу, есть кого. Чернигов наш заветный удел и не место там Владимиру! Уж коль достался Новгород Глебу, то по обычаю Чернигов мне принадлежать должен. Прав я иль нет?
Если Олег отмалчивался, то Ода поддакивала.
- Конечно, ты прав. Не по чести поступил с тобой Всеволод Ярославич.
- А братья мои не поддержали меня, когда я высказал своё недовольство великому князю, - продолжал возмущаться Давыд. - Им, вишь ли, хочется жить в дружбе с великим князем. Коль двинется Изяслав на Киев, то я скорее ему помогать стану.
- Ты же обещал стоять за Всеволода Ярославича, - упрекнул брата Олег.
- Плевал я на своё обещание! - сердито воскликнул Давыд. - Он свою выгоду блюдёт, а почему я не должен?
- Верно молвишь, Давыд, - вставила Ода.
Олег осуждающе посмотрел на мачеху.
Челядинцы, повинуясь приказу, взяли пьяного Давыда под руки и увели из трапезной.
У Олега и Оды, оставшихся вдвоём, разговор не клеился. Ода была недовольна уступчивостью Олега, не потребовавшего Чернигов себе и безропотно согласившегося ехать на Волынь. Олег же не мог понять, откуда у Оды такая неприязнь ко Всеволоду Ярославичу и почему ей непременно хочется вбить клин между великим князем и его племянниками.
Наконец Олег решительно встал из-за стола. Встала и Ода, показывая всем своим видом, что она возмущена таким непониманием очевидного.
В полутёмном коридоре Олег и Ода прекратили свой спор и в молчании дошли до лестницы, ведущей на второй ярус. Руки, нечаянно соприкоснувшись, внезапно пробудили в них былые чувства…
Спускавшаяся сверху по ступеням Регелинда застала Олега и Оду целующимися.
- Лучше места для этого вы не нашли? - проворчала служанка, чуть ли не силой растащив их в стороны. - То ругаются до хрипоты, то обнимаются. Не поймёшь вас, ей-богу!
Еле удержавшись от смеха, Ода схватила Олега за руку и потащила за собой вверх по лестнице.
- Дверь покрепче заприте, перед тем как бесстыдством заниматься! - бросила вслед Регелинда.
Сидя в кресле, Всеволод Ярославич с мрачным видом слушал покаянные оправдания хранителя великокняжеской казны Мирослава Олексича.
- Говорю все как на духу, пресветлый князь, - рассказывал Мирослав, стоя перед великим князем со смиренным видом. - Приехав из Чернигова в начале января, Ода потребовала у меня ключи от сокровищницы. Я хотел было возразить, но вместе с Одой был её племянник Борис Вячеславич со своими дружинниками. Он пригрозил мне, что в случае неповиновения меч живо укоротит меня на голову. Что мне оставалось делать?
- Сколько же саней Борисовы гридни загрузили златом-серебром? - спросил Всеволод Ярославич, хмуря густые брови.
- Девять, а может десять, - пролепетал Мирослав. - Не могу сказать точно. Темень была на дворе.
- Чем объяснила Ода своё намерение вывезти злато из казны?
- Княгиня молвила, что в её тайнике сокровища её мужа будут сохраннее. А уж где этот тайник, про то Ода ничего не говорила. Я-то поначалу решил, что она в Чернигов подалась, но потом понял, что ошибся. Теперь не знаю, что и думать.
- Чего тут думать, - пробурчал Всеволод Ярославич. - Ежели Борис помогал Оде в этом деле, значит, сокровища у него в Вышгороде хранятся.
- Может статься, и так. - Мирослав вздохнул.
- Произвёл ли ты подсчёт убытков в казне? - Всеволод Ярославич грозно взглянул на Мирослава.
Тот закивал головой:
- Все учтено, государь. Все подсчитано и записано. Злата почти не осталось. Зато каменьев дорогих осталось великое множество. Серебряной монеты убыло наполовину. Зато медной монеты не убыло нисколько. Много расхищено дорогого оружия и изделий из серебра, но много и осталось.
- Ладно, Мирослав. - Всеволод Ярославич вяло махнул рукой. - Ступай покуда.
Казначей поклонился и, пятясь задом, исчез за дверью.
Великий князь обвёл задумчивым взглядом просторный покой с закруглёнными каменными сводами и побеленными стенами. В узкие окна, похожие на бойницы, сквозь разноцветные стекла пробивались яркие лучи полуденного солнца. Пол, застеленный коврами из Ширвана и Бухары, радовал глаз красотой узоров и сочностью красок.
На столе рядом с пергаментными свитками стояли тарелки с остатками завтрака. С той поры как Всеволоду Ярославичу достался киевский стол, он предпочитал завтракать и обедать в одиночестве, только ужинал в кругу семьи.
Невесёлые думы одолевали великого князя. Митрополит Георгий и греческие послы стараются убедить Всеволода Ярославича продолжить начинания брата и готовить полки к походу на Дунай. Положение Империи ромеев и впрямь требует вмешательства Руси, дабы устоял оплот православия в Европе под ударами норманнов и болгар.
Только вот у Всеволода Ярославича у самого нет уверенности в завтрашнем дне. Кто знает, как поведет себя полоцкий князь, когда узнает, что князь киевский ушёл с полками в далёкую Болгарию. И ещё нельзя забывать про изгнанника Изяслава, который уже прознал, что брат его Святослав почил в бозе. А тут ещё Ода и Борис что-то замышляют! Выгребли золото из казны великокняжеской и делают вид, будто ничего не случилось!
Борис Вячеславич увеличил жалованье своим дружинникам, так к нему отовсюду ратные люди идут. Идут в Вышгород й из Киева, и из Чернигова. Ещё бы! Борис - любимец покойного Святослава, всегда был у него в чести. Да и воитель он отменный! Хоть и молод, но уже покрыл себя славой побед бранных. Такой в подручных ходить не станет, это Всеволод Ярославич уже понял.
Давыд тоже зуб точит на великого князя. Вишь ли, недоволен он столом ростовским! Хотя об Давыде у Всеволода Ярославича голова не болит, ибо полководец из него никудышный. Но вот Роман рубака похлеще Бориса Вячеславича! Роман вряд ли простит Всеволоду Ярославичу то, что обручённая с ним Мария Всеволодовна была выдана замуж за брата императора ромеев. Коль вздумает Роман воевать с великим князем, одолеть его будет непросто. По слухам, у Романа в войске ясов и касогов[60] видимо-невидимо. И как ещё поведут себя братья Романа, вряд поднимут на него меч. Значит, в стороне останутся или примкнут к Роману?
«Куда ни поверни, всюду клин, - мрачно размышлял Всеволод Ярославич, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. - Одна у меня опора - сын Владимир. И дружина у него сильная, и сам не промах! А от Святославичей как-то надо избавляться…»
В следующее мгновение великий князь сам поразился посетившей его мысли. Получается, что он подспудно желает смерти всем сыновьям Святослава.
«Да не всем, не всем! - начал оправдываться Всеволод Ярославич перед самим собой. - Как я могу желать смерти Глебу, моему зятю. И против Олега я ничего не имею, ведь он крестник внуку моему. Не желаю зла и Ярославу, с ним всегда можно столковаться. Но вот Давыд с Романом… С этими договариваться бесполезно. От этих проще избавиться!»
Всеволод Ярославич стиснул пальцы в кулак и слегка пристукнул кулаком по подлокотнику.
«И от Бориса тоже надо избавиться, чем скорее, тем лучше, - мстительно думал великий князь. - Засел в Вышгороде у меня под боком, того и гляди всех моих гридней к себе переманит! И Оду неплохо бы куда-нибудь спровадить. Может, в Муром к Ярославу? Иль в Саксонию?
[60]
Ясы и касоги - предки осетин и адыгов.