Страница 20 из 107
Ода сделала паузу, наблюдая за реакцией пасынков и Ярослава.
Те пребывали в недоумении от услышанного.
Первым заговорил Глеб:
- Матушка, я не верю своим ушам! Неужель ты подбиваешь нас идти против Всеволода Ярославича?! Иль Изяслав тебе милее кажется?
Ода решительно перебила его:
- Сядь, Глеб. Я жалею, что позвала тебя сюда. Конечно, где уж тебе поднять меч на отца твоей обожаемой Янки! Но что ты станешь делать, когда твой тесть возжелает твоей смерти?
- Этого не будет! - воскликнул Глеб. - Этого не может быть!
- Неужели ты обзавёлся бессмертием, мой милый? - холодно усмехнулась Ода. - Так поделись с братьями.
- К чему ты клонишь, Ода? - хмуро спросил Олег. - Тебе что-то известно иль ты собираешься мстить Всеволоду Ярославичу? Но за что? Растолкуй нам.
- Вот именно, - поддержал брата Давыд. - Всеволод Ярославич нам ныне вместо отца, враждовать с ним нельзя. Это будет на руку Изяславу.
Ода подавила раздражение.
- Не усидит Всеволод Ярославич на столе киевском, дети мои. Видит Бог, не усидит! Опять Изяслав великим князем станет, а уж он-то припомнит вам свои скитания и унижения. При нем все вы изгоями станете, а Всеволод Ярославич и пальцем не пошевелит, чтобы помочь вам. Это же яснее ясного! От него надо избавиться, и чем скорее, тем лучше.
- Как избавиться? - встрепенулся Ярослав. - Ты не на смертоубийство ли нас толкаешь, мати моя?
- Смерть Всеволода Ярославича развяжет вам руки, дети мои, - продолжила Ода непреклонно. - Неужто охота вам ходить в подручных у дяди своего?!
Теперь возмутился Олег:
- С ума ты сошла, Ода! Позором покрыть нас хочешь. И как ты токмо додумалась до такого?!
Ему вторил Глеб:
- Диву я даюсь, слушая тебя, матушка. Ты не больна ли? Чем так насолил тебе Всеволод Ярославич?
- Дикость это, - согласился Давыд. - Бред! Чушь!
Ода жестом отчаяния уронила руки на колени. Она сидела на стуле напротив своих пасынков, расположившихся на скамье у стены. Борис и Ярослав тоже сидели на стульях, но сбоку от Оды.
Комната была освещена всего одним светильником па подставке. Поэтому все сборище напоминало заговорщиков, не желающих открыто глядеть друг другу в глаза.
На деле же заговора не получалось. Сначала комнату покинул Глеб, наговорив Оде немало обидных слов. Почти сразу следом за ним ушли Олег и Давыд.
С Одой остались лишь Борис и Ярослав.
Видя, что сын старательно борется с зевотой, Ода отправила его спать.
Когда Ярослав ушёл, Борис подошёл к Оде сзади и мягко положил ладони ей на плечи.
- Я предполагал, что этим все закончится, Филотея.
- Слепцы и глупцы! - раздражённо проговорила Ода. - Ты-то, Борис, понимаешь, что братья твои слепы и глупы?
- Они ещё прозреют, Филотея, - отозвался Борис. - Ну, время позднее, ложись-ка спать.
- Ещё чего? - Ода резко встала. - Коль мы с тобой прекрасно понимаем друг друга, то и действовать станем заодно. И немедля! Подымай своих гридней! Мы уходим в Киев! Муж мой погребён, и делать мне здесь больше нечего.
- Что ты задумала?
- Расскажу по дороге, - ответила Ода, направляясь к двери.
По пути в Киев Ода сообщила Борису, что в её намерение входит вывезти часть сокровищ из великокняжеской казны и спрятать в надёжном месте.
В будущем это злато-серебро пригодится Святославичам, когда у них встанет распря с дядьями из-за столов княжеских, - молвила Ода. - Пригодятся эти деньги и тебе, Борис. Чаю, ты не станешь довольствоваться малым, с твоим-то ретивым сердцем.
Борис все больше поражался властолюбию Оды и ещё тому, как далеко она готова идти. Он и не предполагал, что его обожаемая тётка столь кровожадна в душе, что готова перешагнуть через труп Всеволода Ярославича ради своих пасынков и сына Ярослава. Однако Бориса не покоробил замысел Оды, поскольку в нем тоже сидело недоверие ко Всеволоду Ярославичу, который и раньше-то не очень его жаловал. Говорили, Всеволод Ярославич даже как-то попенял брату, что тот посадил в Вышгороде Бориса, а не его сына Владимира.
«Токмо попробуй отнять у меня Вышгород, дядюшка, - зло думал Борис. - Это тебе дорого обойдётся. Без боя не отдам!»
Над верхушками высоченных елей светила ущербная луна, словно подглядывая за отрядом из тридцати всадников и двумя крытыми кибитками, запряжёнными тройками лошадей.
Стражи у ворот Чернигова недоумевали: и куда это сорвались, на ночь глядя, вдова Святослава Ярославича и её племянник Борис Вячеславич?
Глава десятая. НЕУГОМОННЫЙ ВСЕСЛАВ.
В канун Рождественского сочельника[59] Всеволод Ярославич занял великокняжеский стол в Киеве с согласия и по просьбе киевского боярства и купечества. Простой народ также одобрил восшествие Всеволода Ярославича на трон отца и старшего брата.
В киевских церквах по этому поводу к заутрене колокола заливались малиновым звоном.
С той поры как в Большой дворец въехал Всеволод Ярославич с семьёй и слугами, Ода перебралась в Малый дворец, находившийся неподалёку от огромной Десятинной церкви. В Малом же дворце разместились пасынки Оды и её сын Ярослав. Здесь же гостевал и Борис Вячеславич. Все жили в ожидании того дня, когда новый великий князь приступит к распределению столов княжеских.
И вот этот день наступил.
Провожая пасынков на торжественное княжеское собрание, Ода многозначительно намекнула, что с сего дня Всеволод Ярославич будет меняться на глазах. Что не дождутся они от него былого расположения и что все, сказанное ею в Чернигове той памятной ночью, обернётся печальной явью.
Пасынки отмолчались, не желая ссориться с Одой, 1С которой несмотря ни на что питали самые добрые чувства.
На княжеском собрании Всеволод Ярославич много говорил о единстве Руси, о законности своей власти над младшими князьями, помянул добрым словом покойного брата, заявив, что не станет отменять его последние решения. В подтверждение этого Всеволод Ярославич объявил, что он оставляет Давыда Игоревича в Каневе, а сыновей Ланки, Рюрика и Володаря, в тех городах, которые им дал Святослав Ярославич. Вышгород остался за Борисом Вячеславичем.
Но затем начались перестановки.
Олега Всеволод Ярославич пожелал вывести с ростовского княжения и отправить во Владимир на польское порубежье. Своего сына Владимира великий князь перевёл из Турова в Смоленск, придав ему ещё и Чернигов. Давыд к великому своему неудовольствию лишился новгородского стола и должен был ехать на княжение в Ростов. Глеб из Переяславля перебирался в Новгород. И только самый младший из Святославичей сохранил за собой своё прежнее княжение - Муром.
После торжественного приёма в покоях у великого князя Борис Вячеславич в тот же день уехал в Вышгород. Прощаясь с Одой, заговорщически подмигнул ей.
Вскоре Ода простилась и с Ланкой, которая отправилась обратно в Германию. Судя по тому, как нежно расцеловалась Ланка с Давыдом Игоревичем, пожелав ему удачи в делах, пребывание в Каневе сдружило красивую венгерку с будущим зятем.
- Присмотри за моим младшим, - попросила Ланка Оду, тихо добавив: - И не держи на меня зла.
- Присмотрю и за Васильком, и за Давыдом, - ответила Ода, целуя Ланку. - Выше голову, подруга. У меня нет на тебя ни зла, ни обиды. И никогда не будет.
Ланка уехала в добром расположении духа.
На другой день разъехались по своим уделам братья Ростиславичи и Давыд Игоревич.
Братья Святославичи в Киеве задержались, чему способствовал сам Всеволод Ярославич, чуть ли не ежедневно приглашавший всех четверых к себе на совет.
Оде было любопытно, о чем советуется с племянниками Всеволод. Она пыталась выспрашивать у пасынков, но толком ничего не узнала. Одно ей стало ясно: великий князь желает заручиться поддержкой племянников на случай войны с Изяславом.
[59]
Рождественский сочельник - день накануне Рождества Христова и Крещения.