Страница 79 из 144
Род увидел на реке паром, на берегу машущего кулачками старика.
- Степан Иваныч! - подбежал юноша.
- Паромщик Ждан украл мой перстень, - объявил Кучка. - Обещал перевезти, руку протянул, перстень взял и уплывает, мерзостный подважник!
Род соображал недолго. Водя взором по-над яром, он углядел замшелый срубик с крестиком и потащил к нему боярина.
- Укройся в склепе. Мало ль кто пожалует. Я догоню Ждана, отберу паром…
- А тут мертвец! - заглянув в сруб, дрогнул Кучка, - Вон белеют череп, кости…
Бревна были тонкие, луна, как на беду, просачивалась в склеп.
- Ныне с мертвецами безопасней, нежели с живыми, - сказал Род.
Втискиваясь в сруб, Степан Иваныч обратился к юноше:
- Непостижимый Боже! За добро я предан, за зло спасаем… Ведь это я тебя посылывал на смерть, изгнал из дома. Все время видел по глазам: чует твоё сердце, кто убил Гюряту и его семью.
- Теперь-то знаю от свидетелей, - промолвил Род, - по твоему изволу страшное содеяно.
- Прежде по Гюрькиному, после по моему, - жалобно признался Кучка. - Гюрька настропалил меня… Довеку прощения не вымолить. А ты спасаешь грешника…
- Тише, тише будь в своём укрытии!- резко прервал юноша. - Что бы ни случилось, затаись.
Разоблачившись мигом, скрыв в кустах одежду, он бесшумно вошёл в реку и поплыл саженками.
Алчный Ждан, презренный бородач! Давно по наущению обыщика за мелочную мзду угнал он каюк Рода. Теперь почуял злым чутьём, что в ночь беды его дощатая посудина понадобится господину. Пригнал паром на зов боярский, чтобы ограбить благодетеля, перед тем как погубить… Род уже близко видел эту тушу, отталкивающуюся багром. Перевернувшись на спину, он обнаружил, что берег далеко. В лунном свете ясно обозначился жердяй-глазун, кого-то ищущий на берегу. Нетрудно надоумиться кого. Вот, прекратив поиски, скрылся за кустами в овраге. Неужто пронесло напасть? Вдруг страшно стало за Улиту, Якима и Лиляну. Пловец сомкнул глаза, сосредоточился и содрогнулся: всех троих увидел связанными в той самой пыточной. А дверь открыта. Не та дверь, в которую они входили. Ах, выпала из памяти вторая дверь. В неё когда-то убежали пытчики Офимки Кисляк с Петроком при появлении Улиты. Три года минуло с тех пор. Сегодня в полутьме Род не увидел этой двери, забыл о ней. И вот она открыта. Повернуть назад? Спешить на помощь? Пыточная далеко, а паром рядом. Ждан стоит спиной, не слышит и не ждёт возмездия. Бурлит водой багор и глушит плеск пловца.
Род, выбравшись на палубу, окликнул вора. Тот, узрев голого, взмахнул крутыми кулаками, но, получив удар в подреберье, всей тушей зашатался, однако не упал. Нет, не всю силу вложил юный богатырь в удар, щадя противника. А Ждан уж пришёл в разум, двинулся медведем.
- Ах ты, оголыш! - пробасил паромщик. - Я те поозорую!
Он и мощнее вдвое, и выше на голову. Род отступал до края палубы, потом насторожился, следя за кулаком бородача. Кулак взметнулся с вложенной в него медвежьей силой и… угодил в воздух. Туша не устояла. Ждан плюхнулся за борт, рубаха вздулась. Род взялся за багор.
- Отплывай далее, не то пошлю на дно, - предупредил он.
Ждан, торопясь, отплыл, боялся получить багром по голове. Теченье понесло его.
Род поспешил к берегу, орудуя кормилом. И вдруг услышал лай. Вгляделся: бежит по берегу большая псина. При лунном свете не различишь масти. До чего ж знакомый пёс!
Ещё чуть-чуть - и страхом ожгло сердце. Это же любимый бырнастый пёс боярина Буян! За ним торопится Петрок. Буян, принюхиваясь, устремился к срубу. Верный пёс почуял близость столь любимого хозяина. Преданный Буян - предатель!
С парома было видно, как Петрок остервенело выволок из склепа седого старика, схватил за космы, вздёрнул голову…
- Вижу! - всей мощью горла крикнул Род.
Проклятый головник взглянул на реку, замешкался… Да недолго медлил. Отделил голову от тела охотничьим ножом, кинул её в мешок. Зарезал господина, словно петуха…
Непоправимо поздно подошёл к берегу медлительный паром.
Возле склепа у обезглавленных останков Кучки выл Буян. Злодея же и след простыл. Род обонял едучий запах дыма, слышал треск. Чтобы рассеять ужаснувшие его предположения, взошёл на верхний берег с трупом на руках.
Ошеломляющим костром пылала вся боярская усадьба. Бежал во тьму от света машущий руками человек. Не разглядеть лица… Томилка!
- Ой-ой-ой-ой, Родислав Гюрятич! - взвыл он, увидя Рода с безглавым трупом. - Ой-ой-ой-ой, Степан Иваныч! - тут же завопил он, узнав на трупе боярскую одежду.
Треск, лопанье и шип пожара заглушали вытье Томилки.
- Кто поджёг терем? - спросил Род.
- Княжьи люди подожгли. Не люди - звери! Петрок с Амелфой выдали им детушек боярских и Лиляну. Боярышню с бояричем и девку увезли неведомо куда. Амелфа надоумила Петрока спустить Буяна, чтобы сыскал боярина. Эх ты, Буян, Буян! - пнул Томилка пса. - А поджигатели под страхом смерти наказывали не гасить пожара…
- Где Амелфа и Малой? - осведомился Род.
- Как занялось со всех сторон, я их уже не видел. Никого здесь не осталось. Я один…
Томилка бросился на землю, зарыдал. Род поднял и встряхнул его:
- Добудь белую понку с заступом. Обернём тело, выроем могилу. Надо похоронить боярина Степана Ивановича Кучку попригожу…
5
Он пришёл в себя от холода и боли. Не сразу приоткрыл глаза. Холод мучил оттого, что весь гол, как свечка. А боль - в каждой жиле, в каждой кости. Ведь лежит на досках навзничь с распростёртыми руками, прикрученными сыромятью к железным клиньям. Подумалось, на полу лежит. Ан нет, на щите из плотного пластья.
Солнце пронизывало огромный щелястый сарай-сенник. Порожний - ни клочка сена. Одр узника - жёстче некуда!
Память, как кровь в затёкшие члены, с трудом возвращалась в мозг. Они с Томилкой схоронили Кучку у Чистых прудов. Род нашёл вороного, предусмотрительно стреноженного, спрятанного в лесу. Оставив кощея, поскакал к Боровицкому холму. Думал об Улите с Якимом: куда увезли, живы ли?.. Вороной на полном скаку сунулся мордой вниз. Ощутив себя в полете, приняв удар, Род не в тот же миг впал в беспамятство. Успел узреть несколько стрел в боку хрипящего коня.
Пропасть времени прошла с тех пор…
Скрипнули ворота сенника. В образовавшийся проем вошли двое. Узкие глаза, вислые усы, куценькие бородёнки. Не сызнова ль попался в половецкий плен? Вошедшие такие одинаковые, похожие скорее на заботливого Беренди, чем на безжалостного Сурбаря. Чуть рты раскрыли, вязник содрогнулся.
- Когда покончим с ним? - спросил один.
- Не торопись, Турпай, - сказал другой. - Велено пока его беречь. Очнётся, скажет пытчикам что надо, а уж тогда…
Род кое-что смекал по-торкски после уроков Беренди и вспомнил из истории, преподанной когда-то Богомилом: именно торчин зарезал князя Глеба.
- Надоело доски мыть под ним, - ворчал Турпай. - Шальная баба, что пыталась опоить его, ещё прибавила работы. Поверишь ли, Олбырь? Сам тошнотой исходишь, обмывая эту тварь. Чуть отойдёшь, его опять гадует[350] и гадует. Такой блевач!
- Даже в беспамятстве не размыкал зубов, - вспомнил Олбырь. - А все же кое-что попало внутрь…
- Тьфу на поганых северян! - сплюнул Турпай. - Всех бы зарезал вместе с их князем…
Олбырь остановил товарища:
- Ша! Он очнулся. Ишь глядит!
- А, наплевать! - Теперь уж в сторону лежащего пустил плевок Турпай, - Он в нашем языке и глух, и нем.
- Пить! - молвил Род по-торкски.
Тюремщики переглянулись. Олбырь бросился в угол к железной куфе, принёс скляницу с водой.
- Князя не надо резать, - продолжил Род. - И ненавидеть вятичей не надо. Они не хуже торков: злые есть и добрые.
- Откуда знаешь наш язык? - спросил Турпай.
- В плену у половцев от друга-яшника немного поучился. Его звали Карас.
[350] ГАДУЕТ - страдает рвотой.