Кровь боярина Кучки

- Какой дар? Мне? - изумился Род.

- Тебе, тебе! - зажёг свой орлиный взор берендейский княжич. - Только - шш! Не пытай до времени. Дар наш, как волшебную ладанку, подарю на прощание. Теперь ответь прямо: что замыслил, идя в застенок?

- Спасти истязуемого боярина, - понурился Род.

- Как спасти? - затруднился Чекман. - Ты один. Палачей несколько. Охраныши - звери. - Род молчал. Берендей продолжил: - Твоё дело вывести его, подать знак. Наше дело взломать ворота, похитить вас. Большего не смогу, дорогой. Выведешь, как сумеешь, да? Свою голову мне за тебя не жаль, да? В головах же моих людей я не волен…

- Перестань, - обиделся Род. - Думаю, и ворота взламывать не понадобится. Выведу узника, переберусь с ним через тын… Вервие нужно прочное, да не толстое, чтоб за пазухой не выпучивалось. Будьте наготове. Трижды прокричу филином.

Чекман выглянул из хаты, произнёс несколько слов по-своему. Вскоре Байбачка внёс маленький бунт верёвки, тонкой, как для сушки белья, крепкой, как из конского волоса.

Род, чуть напружившись, оторвал конец.

- Ай, гнилая! - вскричал Чекман.

- Нет, - улыбнулся юноша. - Сила моих рук многажды превосходит вес моего тела, вот в чем тайна.

Княжич недоверчиво покачал головой, в обнимку вывел друга во двор и, расставаясь, застенчиво спросил:

- Двадцать два года живу на свете, а ни разу не слыхивал, дорогой, как кричит ваш филин?

Род прижмурил глаза, набрал воздуху и мысленно оказался в родном лесу:

- Ух-ух-ух-ух-у-ух!

Берендеи сбежались, заполнив двор. Чекман - руки в боки - хохотал всласть, потом обнял юношу:

- Прежде всего спасайся сам. Будь живым-невредимым!

Облака, позлащённые заходящим солнцем, погасли, когда Род подходил к заветной корчме. Счастливая встреча с Чекманом убрала с дороги все трудности: не надо было разыскивать Вашковца, пожитки и конь схоронены у берендейского княжича, да ещё помога за спиной обеспечена. Можно смело приступать к опасному делу. «Охрабри меня, Бог!» - вспомнил Род краткую молитву Нечая.

- Не поспешай, боярин, - услышал он тихий голос и обернулся. Его окликнул притулившийся у уличного тына Якубец Коза. - В корчму нам входить не след. Чем меньше глаз нас увидят, тем лучше, - наскоро проговорил он и строго спросил: - Не отдумал, боярин?

Род помотал головой. Якубец понимающе кивнул и пошёл вперёд. Улицы, затыненные по обеим сторонам, были однообразны, как ходы лабиринта. Правда, из-за высоких палей поднимались хоромы, и с рисунчатыми закоморами, и без оных, а то и просто верхушки тесовых крыш. Да эти особенности враз не приметишь, заблудишься в одиночку, как пить дать. Хотя Чернигов - городок невелик, если сравнить с Господином Великим Новгородом, но там Род чуть ли не каждую верею отличит и скажет, чьи это ворота.

На неведомо каком перекрёстке к ним внезапно подошёл человек, скрытый чёрной понкой, как монах. Видно, он их ждал.

- Иди с ним, - велел Якубец Роду. - Бог тебя храни!

Уже впотьмах пришли на окраину посада. Здесь, под тыном первой переспы, расположился широкий двор. У ворот вздымалась в небо чёрная ветвистая ветла. Ах, как обрадовала эта ветла!

- Позови Мисюра, - велел привратнику спутник Рода.

Невдолге явился низкий широкоплечий бородач. При слабом мерцании изгоревшего в руках стражника факела только и видно было обширную бороду.

- Грамотея привёл.

- Кто таков?

- Монах-расстрига.

- Головой ручаешься?

- Сказано, привёл.

- Помозибо.

- Не на чем.

Чёрная понка исчезла. Привратник калитку - на засов. Бородач обернулся к Роду. Глаз не видно из-под бровей.

- Я обыщик княжеский Мисюр Сахарус. А тебя как звать?

- Севериан, - назвал Род первое походящее имя, пришедшее на ум.

- Отшиби себе память, Севериан, и замкни уста, - таков был грозный совет уже на ходу.

- Упреждён, - ответствовал Род.

Двор широк, утолочен ногами, как земляной пол в хате. В тёмном безлунье можно углядеть мрачное строение посреди двора. Видимо, под ним и находился поруб. Зато в избе поблизости от ворот светились маленькие оконца, и люди то и дело выскакивали мочиться с высокого крыльца. Мисюр вёл нового писавца в противоположную сторону. Толкнув дверь в низкую избу, пошарив рукой по стенам, он открыл следующую. Чем же так дурно пахнет? То ли палёностью, то ли свежими внутренностями?

Род, войдя за обыщиком, оказался в сиянии трёх Свешников: один на столе, два - по стенам. Следом за тремя свешниками он увидел и три столба: два вкопаны в земляной пол, а третий лежит на них под потолком перекладиной. Возле одного из столбов сложены шерстяной хомут с длинной верёвкой, кнутья и ремень. Под перекладиной стоял голый по пояс человек, тот самый шишкоголовый, козьебородый, который привиделся Роду ещё в ложне Святослава Ольговича, а потом был описан Святославовым доброхотом боярином, принявшим северского школьника в кромешном покое. Неужели этот несчастный с выпученными рёбрами и есть боярин Коснятко? Рядом с ним - мужик в просторной рубахе навыпуск и

- Мы пришли, - совсем иным, уютно-домашним голосом произнёс Мисюр, усаживаясь за стол. - Присаживайся и ты. Вот писало, а вот пергамент… Это опытнейший наш кат Лутьян Плакуша. А это новый писавец Севериан, - познакомил он Рода с чубатым. Пытуемого не представил.

Род глянул на убористую скоропись прошлых допросов, чтобы знать, как писать, и, к вящему своему сожалению, убедился, что перед ним истинный Коснятко, сам Будимир Зарынич, Как эти пауки испрокудили дородного уважаемого боярина!

- Продолжим наше занятие, - спокойно и деловито не приказал, а предложил Сахарус.

Великоватый суконный башлык, что предусмотрительный Чекман дал Роду как головной убор, то и дело спадал на глаза. Требовалось поправлять его.

Род увидел, как Лутьян перекинул длинную верёвку через поперечный столб, завернул боярину руки за спину и вложил их в хомут. Потянув верёвку, дюжий кат вздёрнул пытаемого головой к перекладине, и тот повис на вывернутых руках. Пыточную избу огласил долгий стон.

- Что ещё нам подскажешь? - спросил Мисюр.

Ответом был тот же стон.

Род увидел на земляном полу ещё одно бревно, а через него перекинуто другое, к которому кат привязал ремнём босые ноги пытаемого. Став на поперечное, он ещё более вытянул тело несчастного и нанёс первый удар кнутом. От крика, показалось, весь застенок сотрясся.

- Что ж ты не отвечал, боярин? - укоризненно спросил Сахарус. - Ты же ключник Святослава Ольговича, всю его жизнь должен знать. Вот и поведай нам, а мы сметим что где.

- Я больно испугался, - простонал мученик, - не смышлю отвечать. Дайте опознаться.

- Опознавайся, - согласился Мисюр и, не дождавшись ответа, обратился к Плакуше: - А ты помоги ему.

После второго удара, оставившего кровавый пояс на боярском боку, Коснятко сказал:

- В селе Мелтекове кобыл княжеских три тысячи да коней тысяча.

- Пиши, писавец, - велел Мисюр. - А ты, боярин, продолжи.

Продолжения не последовало. Шишкоголовый, козьебородый страдалец с каждым ударом сильнее выл, но членораздельно не произнёс ни слова. Лишь после того как Лутьян Плакуша вставил по два перста его рук и ног в железные тиски и поочерёдно начал закручивать винты, Коснятко не выдержал:

- В селе Игореве в погребах вино, мёд, железо и медь… На гумне девятьсот стогов сена…

- Скуп ты, скуп ты, однако, - приговаривал Сахарус, следя за пишущей рукой Рода, - Изрядно пишешь! - похвалил он прилежного новичка.

Пытаемый опять замолчал. Пытчик крутил его на виске до мути в глазах, потом выстриг плешь на макушке, лил ледяную воду почти по капле, лишь стон и рык - вся отдача.

- Крутенек, сучий потрох! - не выдержал миролюбивого тона даже толстокожий Мисюр.

Род тем часом соображал, как спасти Коснятку. Опрокинуть стол, поднять обоухую чугунную жаровню с угольями, что вчетвером носят, опорожнить её на выбритого Плакушу, воспользоваться смятением, снять с рук мученика хомут, оборвать ремень с ног, взвалить тело на плечо, он достаточно худ и лёгок… Достанет ли времени перемахнуть через тын с этакой поклажей? По ту сторону берендеи ждут, по эту выбежит охрана, хотя и пьяная, да обильная. Отобьёшься и вырвешься… без боярина на плече. Если б даже он смог убить ката и обыщика, все равно через двор не перейти незамеченным. Чуть воодушевлялся и вновь колебался Род. Ничего путного в голове не складывалось.