Кровь боярина Кучки

Едва незнакомец ступил на берег, бритоголовые выставили ножи. Видя его невооружённым, они не спешили обнаруживать мирных намерений.

- Тух утхух кух, - молвил один из них.

Вышедший из воды молчал.

- Ассалям алейкум, - произнёс тот, что в мокрых портах.

Род не знал и этого языка.

- Ты варяг, грек, русич? - выдвинулась одна из женщин. На её шее не было коробочки, и на одежде - ни единой зелёной бисеринки.

- Я из Суздальской земли, - радостно откликнулся Род на родную речь. - Моё имя Родислав. Бежал с лодьи, из полона.

Толмачка прокудахтала его слова своим спутницам и велела:

- Следуй за нами.

Сельга становилась все гуще, тропа все уже.

- Ну и корба![442] - обратился Род по-кыпчакски к одному из охранышей, тому, что в сухих портах.

Тот крякнул от неожиданности:

- Ай, друг, ты говоришь на моем языке, будто век прожил в Диком Поле.

Тропа вскоре вывела на поляну к большому белёному дому из обожжённой глины.

Самая молчаливая женщина тихо заговорила. Спутницы обступили её и почтительно слушали. Род почти с начала пути невольно следил за ней. Что-то странно знакомое было в её обличье, движениях. На красивой, словно выточенной груди - золотая коробочка. Если лебединые шеи спутниц украшали серебряные цепи в разном количестве, то с её смуглой шеи свисало цепей много больше, нежели у других, и не серебряных, а золотых. Её одежда сплошь зеленела обилием бисера. Когда она удалилась, Рода ввели в маленькую камору с мелкими, как бойницы, пустыми окнами и оставили одного. Света было достаточно: в окнах - ни пузыря, ни слюды. Но и не вылезешь, даже не высунешься, разве что руку просунешь. Да и не было у заблудшего достойных причин куда- то сейчас бежать. Пока ещё не было. Он думал о молчаливой женщине, лица коей не разглядел, как и лиц её спутниц, закрытых по самые глаза.

- Бака! - раздался за дверью гортанный, страшно знакомый голос.

- Несу, моя госпожа, - ответила по-кыпчакски толмачка. И Род содрогнулся от внезапного прозрения.

Девушка, знавшая русский, внесла одежду.

- Бака! - обратился к ней Род.

- Шш! Моё имя Сбыслава, порекло Онтонья, - произнесла она, оглядываясь на дверь. - Вот одежда тебе. Сними-ка свои калиги[443] надевай мягкие ступенцы[444], примерь кабу[445]…

В придачу она подала льняное исподнее. Промокшему страннику не терпелось сменить одежду, а он не поторопился, удерживал возле себя Онтонью.

- Куда, к кому я попал?

- Ты на острове Ятр, - прошептала она. - Здесь живут кукразы.

- Кто? - не расслышал он.

- После, после поведаю. Знаешь город Колтеск? - Он кивнул, - Я родом колтеская.

Он удерживал её за край платья. Серые глаза поверх повязки молили отпустить.

- Госпожа твоя… по имени… Текуса? - произнёс он.

- Ты - ведалец! - воскликнула Онтония и исчезла.

Род не представлял, как выглядел в чужой одежде. Посмотреться было не во что. Одолело беспокойство за свои издирки, унесённые Сбыславой. В них был перстень Жилотугов.

Черноокая степнячка, убаюкивая грудью медную коробочку, поманила его в дверь. Эту не допросишь ни о чём. Не смыслит даже по-кыпчакски.

Вошли в большую двусветную палату. Все белое - стены, потолок, некрашеный скоблёный пол, ковровая дорожка из овечьей шерсти, железное узорчатое кресло, покрытое эмалью под слоновью кость, одежда хозяйки дома, сидящей в этом кресле как на троне, - все белое.

Теперь лицо её не закрыто по самые глаза. Те же тонкие губы, тот же лезущий в душу взгляд. Но где обилие косичек? Волосы скрыты, чуть чернеют из-под белого повоя. И кожа смуглого лица лишилась прежней свежести. Однако далеко ещё не отцвела крутая половчанка, лишь полностью раскрыла лепестки, дурманя красотой.

- Тух укух рух, Илека, - прозвучал приказ. Голос тот же металлический. Не столь чист, как в Шарукани. Чуть заметна хрипотца. - Не бойся, подойди ко мне ближе, - велела она Роду по-кыпчакски, когда Илека вышла. - У нас тут такой обычай: приветствуя друг друга, падать ниц. Поприветствуй же меня.

- Я не знаток чужих обычаев, княжна. - Род поклонился в пояс.

- Кня-жна! - передразнила дочь Сантуза. - Перед тобой царица! Я первая жена здешнего хакана Чаушнара, царя кукразов.

- Впервые слышу о таком народе, - признался Род.

Текуса сошла с кресла.

- Я тоже в первый раз услышала, когда они отца убили, сожгли всю Шарукань, меня похитили. Воинственный народ! Теперь я их царица. Тьму тысяч раз смеялась над твоим пророчеством: костёр, костёр! Костер - вся нынешняя жизнь моя, а не дрова с огнём. А ты - слепой провидец.

Род не сдержал улыбки.

- Однако и твои пророчества, Текуса, не сбылись. Моё истерзанное тело с открытыми ранами, с клочьями кожи не лежало на чужом песке, незрячих моих очей не выклевал орёл-стервятник. Раб, призванный осуществить твоё желание, был перекуплен.

- Он погиб ужасной смертью, - опустила голову Текуса под тяжестью воспоминаний.

- Теперь я снова ненароком оказался в твоей власти, - подсказал ей Род дальнейший ход событий. - Можешь истязать, убить…

Она резко приблизилась и снизу вверх пытливо глянула ему в глаза:

- Скажи-ка, дождалась, не дождалась твоя любовь на северной земле?

Он помрачнел.

- Улита против воли вышла замуж за Владимирского князя. Её отец казнён.

- Ты одинок, - дотронулась Текуса коготками пальцев до его руки. - Я также одинока. Забудь жестокий мой поступок. Слишком всесильна я была тогда и слишком молода. А ведь всесилие и стариков подводит. Прости и помни: ты мной не забыт и до сих пор любим. Думала, вытравлю из сердца. Нет! Надеялась всю жизнь прожить воспоминаниями. А нынче, как тебя увидела, узнала… ой, что сделалось в груди! Значит, судьба! Из моря вышла моя желанная судьба, как из пучины жизни. Я тут, на мызе[446] иногда уединяюсь со служанками, с гулямами[447] скопцами. Хакан мне разрешает маленькие прихоти. Мой старикашка Чаушнар так слаб, так хил… Знаешь ли, как он меня любил? - Она приподнялась на цыпочках и прошептала в ухо Роду: - Глядючи да осязаючи.

- Должно быть, мудрые правители у твоего супруга, - смутясь, переменил Род щекотливый разговор. - Коли он слаб, так кто же правит?

Царица отступила, перевела дух.

- Он был телесно слаб, а умственно силен. Однако же недавно и эти силы покинули его. Хакан лежит. Начальник войска Семендер приносит жертвы богам Ядшудшу и Мадшудшу, через посредника доносит своё мнение девяти судьям, будто царское. Меня это пугает. Семендер мой враг. Он тайно покушался на меня. Ещё месяц назад его голову должны были бы отделить от тела. Внезапная беспомощность хакана не дала сему свершиться вовремя. Но Чаушнар поправится. И вот тогда… Да что ж мы тут стоим?

Иди за мной, мой гость, мой старый друг! Ведь если люди очень старые знакомые, что бы плохого ни случилось между ними, они встречаются как добрые друзья…

Трапезная палата оказалась меньше и не столь светла. От цветной слюды в оконницах цветные зайцы бегали по стенам. Это ветер шевелил листву снаружи. А здесь было спокойно. Табаристанские подушки, обтянутые ковровой тканью, совсем как в Шарукани, обрамляли низкий столик с яствами. Хозяйка усадила гостя. Бака им прислуживала. Илека ударяла в струны чанга[448].

- Отведай харисы[449], она укрепит силы, - потчевала царица. - А вот санбадж[450] из свежего барашка. Закуси буранией[451]…

[442] КОРБА - трущоба в лесу.

[443] КАЛИГИ - обувь странника.

[444] СТУПЕНЦЫ - домашняя обувь.

[445] КАБА - нарядный кафтан восточной знати.

[446] МЫЗА - отдельный загородный дом.

[447] ГУЛЯМЫ - слуги, телохранители.

[448] ЧАНГ - струнный ударный музыкальный инструмент.

[449] ХАРИСА - густой суп из мяса и зёрен пшеницы.

[450] САНБАДЖ - блюдо из мяса с кислым соусом.

[451] БУРАНИЯ - блюдо из маринованных баклажанов.