Страница 98 из 116
Иванка сорвало с места. Оттолкнув воеводу, он помчался на подворье.
В тереме на лавке сидел Григорий, отрок Данилы Игнатьевича. Он распахнул полы полушубка и стянул шапку, попивая принесенный девкой мед, но вскочил, отставив корчагу, когда в горницу вбежал Иванок:
- Ого, паря! Вот так встреча!
- Григорий?
Вой облапил юношу. За три года тот сравнялся с ним в росте, повзрослел.
- Иванок! Ого-го, вот так ты! - Григорий радостно потрепал его по плечу, поворачивая то одним боком, то другим. - А, каков стал? Глянь-ка! - кивал он остановившемуся в дверях Еремею Жирославичу. - А я его вот таким помню, - показал аршин от пола.
- Ну уж и таким, - с удовольствием смутился Иванок. - Мне тогда пятнадцатый год шел… Григорий, а ты чего приехал? Дома что? С батюшкой?
Вроде забыл Иванок боярина, вычеркнул из сердца, зажив своей жизнью, а стоило вспомнить - и снова заболело где-то внутри. Он ждал, что Григорий потупится и молвит горькую весть, но тот неожиданно подмигнул:
- А ведь верно угадал. Сам Данила Игнатьевич меня за тобой снарядил. «Скачи, говорит, Григорий, под Торческ-град, в крепостцу да вороти Иванка». Зовет тебя боярин назад, в Киев. Пойдешь?
Иванок быстро обернулся на воеводу. Еремей Жирославич о его прошлом знал мало, а про то, почему боярский выкормыш оказался в такой глуши, когда его названый отец вхож к великому князю, и вовсе подробностей не ведал, и говорить лишнего не хотелось. К счастью, воевода был понятлив, успокоительно кивнул и вышел вон.
- Почто боярин кличет? - шепотом спросил Иванок.
- Князья на степь походом собрались, аль не слыхал? - ответил Григорий. - Уж выступаем скоро. Данила Игнатьевич поспешать велел.
- А как же князь? Святополк Изяславич меня из Киева выгнал…
- Вот уж чего не ведаю, того не ведаю, - честно ответил Григорий. - А только мнится мне так - сейчас князю не до того… Так как - поедешь?
Иванок сжал кулаки. Вспомнились слова волхва. Он и сам чуял, что мала становится для него заставная крепостца. Полетел бы соколом куда глаза глядят - и вот судьба расщедрилась, распахнула дверцу клетки.
- Пойду, - кивнул он. - Мне перечить боярину не след. Григорий догадался, что хоть и рад Иванок возвращению, обиду помнит, и промолчал.
Застава забурлила. О походе в степь услышали со слов Григория и его трех спутников, взятых в дорогу знатности ради. Воины спешно вооружались, седлали коней, проверяли оружие и брони. Заплаканные бабы увязывали в узелки снедь. Выводили подводы, в которые складывали мешки с зерном для прокорма коней и дорожный припас. Смерды-обозники суетились больше всех, вой привычно утешали жен и невест. Хотя самого Иванка два его холопа собрали в тот же день. Всего набралось почти полсотни всадников и пеших.
Провожали их всей крепостцой. Остающиеся кивали вслед, бабы плакали и махали руками, девки висли на мордах коней, ребятишки восторженно кричали и бежали за всадниками. Впереди ехали сотник Калина и Иванок с Григорием. Остальные вой растянулись позади, а замыкал все обоз. Воевода Еремей шел пешим рядом с конем Иванка и слегка придержал его у ворот.
- Глянулся ты мне, Иванок Козарин, - сказал негромко. - Ворочайся, коли будешь жив.
- Посмотрю, - пообещал тот.
К Киеву Иванок подъезжал с трепетом. Три с половиной года он не был в этом городе и уже привык думать, что навсегда распрощался с Подолом, с синим вольным Днепром, с каменными стенами, с мостовыми и храмами, с узкими мощеными улочками, вдоль которых выстроились боярские хоромы, с серебряным колокольным звоном. Все тут осталось прежним, но казалось удивительно новым. Начиналась весна, воздух пах свежестью, и в синем небе сверкало веселое солнце, под лучами которого снег таял, но даже первая грязь была в радость. Проезжая по улицам Верхнего города, Иванок краем глаза заметил впереди княжеские палаты - и знакомым жаром обдало сердце.
Один из спутников Григория еще у ворот вырвался вперед, и боярин Данила встречал Иванка на подворье. Он всплеснул руками, когда парень спешился, и качнулся ему навстречу:
- Иванок!.. Сынок…
Юноша подошел к названому отцу. За время разлуки боярин постарел, поседел и казался ниже ростом. Иванок же вытянулся, раздался в плечах. Перед Данилой Игнатьевичем стоял молодой витязь в коротком кожухе, с мечом на боку. Видно было, что он привык не расставаться с оружием по целым дням. Да и ликом он тоже был иным. По-новому взглянул боярин на приемного сына и с замиранием сердца подумал: «Нет, видать, не зря княгиня на него запала. Такого красавца - и не заметить?.. Оженить бы молодца! »
- Здравствуй, боярин, - сказал Иванок. - Звал?
- Да что ты! - Данила Игнатьевич всплеснул руками, подхватил его за локти. - Забудь прежнее! Взойди! Я уж и баньку велел истопить, и на поварне девкам наказ дал обед приготовить. Устал небось?
- Не один я. - Иванок сделал было шаг, но остановился, мотнул головой назад. - Люди со мной!
На подворье как раз въезжали Калина и другие вой. Данила Игнатьевич разинул в удивлении рот, но тут же опомнился:
- И людей накормим, и коней обиходим! Всего у меня вдоволь, никто не обижен будет!.. Идем, идем в дом.
Но Иванок все же задержался на крыльце и поднялся в терем только после того, как приехавшие с ним дружинники были устроены.
А вечером они сидели в горнице за накрытым столом. Начался Великий пост, и пир был скоромным, но в знакомом доме все казалось вкусным. Отпарившись в бане, смыв усталость и дорожную грязь, Иванок подобрел, отмяк душой и, с удовольствием потягивая квас, слушал боярина.
Данила Игнатьевич был рад. Он с первых слов поспешил успокоить юношу о князе:
- Святополк-то Изяславич гневлив и яр, аки бык дикий, да отходчив. Тебя он помнит, но зла не держит, а перед походом и вовсе. Я ему даже напомнил о тебе - нахмурился, но слова поперек не молвил. А коли в походе отличишься - так и милость свою вернет. Я-то уж старею, и спину ломит, и в руках нету той силы - ты меня и заменишь. Чего тебе на заставе приграничной жить? Эх, была бы у меня дочь или внука - оженил бы вас да все добро тебе оставил!.. Ты прости меня за то, давнее, - вдруг моляще добавил он. - Не со зла я - от досады. Да и сам посуди - это ведь не девке какой подол задрать! Княгиня! Понимать надо!..
Иванок жестом остановил боярина.
- Я простил, - коротко отмолвил он. - Давно… Только… как?..
И по молчанию, с каким отвел глаза Данила Игнатьевич, понял, что стряслось что-то неладное.
- Вот ведь ты как, - вздохнул боярин. - Не забыл… Померла княгиня-то… На тот год преставилась.
- Что?
- Истинный крест! - Данила перекрестился на образа в углу. - Должно, руки на себя наложила… Я и то уж после узнал… Вот…
Он встал, вышел, скоро воротился с маленьким ларцом. Откинул крышку, достал сложенную в несколько раз тряпицу, развернул - и на ладонь остолбеневшему Иванку легла серьга с алым камнем: точь-в-точь такая, что он носил в ладанке на груди.
- Холопка ейная приходила, отдала, - со вздохом пояснил боярин. - Сказывала, княгиня все просила князя за тебя.
Иванок долго смотрел на серьгу на ладони, потом медленно сжал пальцы в кулак.
- Вели подать вина, - негромко приказал он.
Боярин недоумевающе заглянул ему в лицо, но спорить не стал. Когда ему нацедили полный кубок, Иванок поднял его одной рукой и выпил единым духом.
Сборы были недолги. У переяславльского князя была готова дружина, киевский тоже не заставил просить себя дважды. Ждали только остальных князей. Каждому было послано по два гонца - от Владимира Мономаха и Святополка Изяславича лично.
Ростиславичи ответили отказом - после того, что было недавно, ни Володарь, ни Василько и помыслить не могли о том, чтобы выступать вместе с остальными князьями. Давыд Святославич откликнулся с радостью, но его брат Олег отказался, сославшись на нездоровье, и отделался тем, что прислал небольшую дружину. Нежданно-негаданно пришел ответ и из Полоцка - сын покойного Всеслава Давид Всеславич выказал желание идти вместе и привел полки. Прислал с небольшой дружиной сыновца Мстислава и Давид Игоревич Дорогобужский. В подмогу себе Святополк взял второго своего сыновца, Вячеслава Ярополчича, а Владимир Мономах часть дружин отдал под начало своего сына Ярополка. С тем и выступили.