Страница 17 из 116
Хан Аяп тогда объезжал обоз, разглядывая добычу. Отпросившись у отца, он впервые был в русских землях, это была первая его добыча, и он не мог наглядеться. Из этих полоняников лучшие будут принадлежать ему, остальных он раздаст своим людям. Мужчины, женщины, подростки еще не осознали себя рабами молодого хана. Изнуренные, они лежали вповалку и только поднимали на проезжающего мимо степняка глаза. Хан сразу заметил среди светловолосых рослых урусов коренастого смуглого, с черными лохматыми волосами торка. Взгляды их встретились, и Аяп махнул камчой:
- Взять!
Несколько половцев спрыгнули с седел и, раздавая пинки пленникам, кинулись к торку.
Лют рванулся, вставая на колени. Торк был его спутником, вместе они были гонцами в Киев. Отделив от десятка, торка поставили на колени перед высоким рыжим конем хана Аяпы.
- Ты кто? - спросил тот.
- Торк, имя мне Булан, - ответил пленник.
- Служишь урусам, собака?
- Я родился на Руси. Но степь люблю.
- Предатель! Ты продал степь за горсть золота и сытную похлебку! Ты недостоин жить под этим небом, недостоин смотреть на голубой лик великого Тенгри-хана! - Молодой хан вскинул голову вверх.
- Я люблю степь! - повысил голос торк. - Освободи меня, и я докажу тебе это!
Лют немного понимал их разговор - в Торческе каждый житель мало-мальски знал наречие торков, а язык половцев мало отличался от него.
- Ты лжешь! Ты предал степь и будешь наказан по закону степи! - Хан Аяп махнул рукой. - Взять!
Торк завизжал, когда его скрутили. Ноги ему затянули петлей, которую привязали к седлу одного из половцев, и он, гикнув, погнал коня прочь. Страшный глухой крик-стон разнесся над лугом, где раскинулся стан, и пропал в топоте копыт.
- Собачья смерть урусской собаке! - скривился молодой хан.
Лют рухнул на землю и уткнулся лицом в траву. Как со стороны увидел он себя - черные кудри, темные глаза, чуть смугловатые скулы. Вот сейчас хан посмотрит в его сторону, узнает в отроке хазарчонка - и не миновать такой же страшной смерти.
Всадник вернулся чуть позже, на уставшем коне. Аркан его был пуст - его ноша осталась валяться где-то под кустами на поживу волкам и воронью.
…Топот копыт и гортанные голоса в голове орды отвлекли от горестных дум. Навстречу хану Аяпе выскочил отряд из пяти десятков степняков. Хан выслушал дозорных и громко крикнул, созывая остальных.
Обоз остановился. Все, кроме охраны, собирались поближе к молодому хану.
- Отыскали, псы поганые, еще одно село! - проворчал чей-то дрожащий от ненависти голос за спиной Люта. - Когда только насытятся, вереды!
- Будь они прокляты, - поддержал его другой, помоложе. Среди женщин послышались причитания.
- А ну молчать! Собаки! - Свесившись с седла, охранник принялся хлестать камчой всех подряд. - Ай, урус! Пес Урус!
Послышались проклятия пленников, на помощь своему бросились другие половцы. Избивая полон, они заставили людей лечь на землю и окружили их конями. Стадо отогнали чуть в сторону, подводы развернули полукольцом.
Тем временем хан Аяп с остальными кинулся туда, где дозорные обнаружили селение. Из-за подвод и кружащих над полоном всадников нельзя было увидеть, далеко оно или близко, но вот земля сдержанно задрожала от топота копыт, охранники заволновались, вытягивая шеи, и опять кинулись колотить полон:
- Встать! Встать, урус!
Люди кое-как, неловко опираясь на связанные руки, поднимались. Лют вскочил одним из первых и одним из первых же увидел возвращающихся хана Аяпу и его людей. Сам он с его приближенными скакал впереди, а сзади гнали небольшой табунок лошадей, десятка два коров и за пятью доверху груженными подводами волокли людей. Крики, плач женщин и детей висели в воздухе.
Полон согнали вместе. Здесь, как заметил Лют с замиранием сердца, почти не было мужчин - разве что юноши и отроки его лет. Ушли в ополчение князя иль боярина или лежат все порублены? Оказавшись среди своих, женщины заголосили снова, и охрана не стала их успокаивать.
- Вы откудова? - улучив миг, спросил плечистый мужчина со злыми голодными глазами.
- Из Ольховки, - всхлипнув, отозвалась какая-то женщина. - Сельцо наше, Ольховка…
- А я из-под Россоши, - сказал мужчина. - На Роси городец наш стоял. Вынесла меня нелегкая из дому - да и попался поганым…
Он замолчал, потому что какой-то половец спокойно, походя, вытянул его плетью по плечам.
Захватчики разобрались с полоном и добычей и двинулись далее.
Не прошли и полверсты, как попалось им поле. Рожь уже стояла налитая - еще чуть-чуть, и косить. За полем на всхолмии поднимались дымы. Среди пленных ольховцев раздались причитания и плач. Голосили женщины.
Не останавливаясь, хан Аяп направил коня прямо по ниве. Рыжий жеребец топтал почти спелые колосья, успевая хрустеть зерном на ходу. Затопали следом и остальные половцы, рассыпаясь, чтобы дать своим коням подкормиться.
Орда даже чуть приостановилась и, только потравив все поле, двинулась дальше.
Еще с одной ордой встретились дня через два, под вечер. Хан Аяп уже беспокойно вертел головой, отыскивая место для ночлега, когда дозорные донесли, что на берегу какого-то озера впереди замечены чужие вежи. Молодой хан приказал направиться туда.
Это была орда хана Тугрея, одного из родичей хана Тугоркана. Отец Аяпа был одним из младших ханов, подчиненных Тугорканидам, и он поспешил приветствовать Тугрей-хана как старшего, хотя разница в возрасте у них была небольшая.
Ханы встретились в поле, обнялись. Тургей-хан из-за плеча Аяпы кинул взгляд на бредущий обоз:
- Хорошо ли поездил, друг?
- Милостью Тенгри-хана, - Аяп посмотрел на вечереющее небо, - не жалуюсь. После того как расплачусь со своими людьми и отдам долю отцу и пресветлому Тугоркану, у меня останется достаточно пленников, коней и иного добра, чтобы заплатить выкуп за Алию, дочь Аббазы-бея. А каков был твой поход?
- Нам повезло побывать у городов урусов. Мы пожгли окрестности Треполя и двух других, - похвалился Тугрей. - В моем обозе тоже достаточно добра и полона.
- А куда направляется светлый Тугрей-хан?
- Я хочу пройти на запад. У меня есть проводник-иудей, он знает города, до которых еще не добрался никто из наших воинов. Я жду здесь орду Содвак-бея - это старый советник моего отца, у него много воинов. Мы пойдем вместе.
- У меня почти восемьсот сабель, - сказал Аяп. - Ты позволишь мне пойти с тобой?
Тугрей прищурился, глядя на открытое лицо Аяп-хана.
- Отчего нет? - наконец ответил он. - Но в бою будешь сам добывать себе полон… для калыма за прекрасную Алию.
Аяп просиял и махнул рукой своим воинам, приказывая им присоединиться к орде Тугрей-хана.
Полоняников согнали одним большим гуртом, устроив для них кош, как для овец. Мужчинам на шеи надели деревянные колодки, сковав их попарно и по трое-четверо, чтоб труднее было бежать. Здесь впервые развязали руки, но убежать все равно было невозможно - вокруг коша постоянно ездили верховые сторожа, а сам кош устроили посередине стана, рядом с юртами ханов и их приближенных. Простые половцы расположились на земле вокруг, саму вежу огораживало кольцо телег и кибиток с добром, за которым снаружи тоже несли службу сторожа. Пробраться через такой заслон и бежать было невозможно.
- Откуда вас пригнали?.. Чьи вы? - послышались осторожные голоса, когда вновьприбывших загнали в кош.
- Из Ольховки… Из-под Россоши… С Ключей, - отвечали спутники Люта.
- А мы из-под Витичева, - всхлипнула какая-то женщина. - Пожгли град наш, людей кого иссекли, кого с собой забрали… Сыночка моего… третий годик всего пошел - порубили…
- А у меня - матушку, хворую, - добавил ломающийся юношеский басок.
- Ой, деточки мои милые, - запричитала какая-то женщина на дальнем конце коша. - Ой, кровиночки!.. Ой, да за что ж вам такая судьбинушка горькая! Не видать вам теперь ясна солнышка, не гулять по травке-муравушке! Иссекли вас поганые половцы, в чистом поле бросили!.. Никто над вами не восплачет, никто вас не приголубит… Ой, да пустите меня на все четыре стороны! Подхватите меня, ветры буйные, отнесите меня белым облачком на родимую сторонушку. Упаду я на косточки моих детушек, прольюсь над ними частым дождиком!..