Страница 102 из 116
- Стойте! Стойте, псы! - раздавались крики некоторых ханов. Сотники секли плетьми удиравших, скача рядом с ними. Старый сотник Куюк неистовствовал особенно. Ему было пятнадцать лет, когда он привел на аркане первого русского пленника, и старик не мог видеть, как старые его воины трусливо удирают. Забывшись, он наотмашь махнул по чьей-то широкой спине:
- Собака!
Всадник обернулся, глянул дикими глазами - и сотник оторопел. На него смотрел сам хан Урусоба. Плеть выпала из руки Куюка:
- Великий хан…
Урусоба бешено ощерил в оскале желтые зубы, с неистовым криком взмахнул саблей - и сотник Куюк упал с коня. Приостановившийся Урусоба глянул по сторонам и оторопел - за спиной слышались крики погони, а сбоку откуда ни возьмись мчалась наперерез свежая урусская дружина!..
Когда их крыло пошло вперед, Иванок забыл обо всем на свете. Его сулица вынесла из седла какого-то половчина, и он выхватил меч, врубаясь в передние ряды степняков. Рядом, рыча сквозь зубы, рубился сотник Калина, чуть в стороне - боярский отрок Григорий, другие воины. Юноша ничего не замечал, кроме половецких сабель и щитов, не слышал ничего, кроме крика степняков, и не думал ни о чем. Раз или два ему казалось, что его ранили, но боли и крови не было, и не было времени и сил остановиться и осмотреться.
Угар битвы ненадолго отпустил его, когда половцев рассекли на две части и впереди оказались свои, переяславльцы. Но совсем рядом еще звенело оружие, стучали мечи о щиты, храпели кони, падали наземь люди, и Иванок завертелся в седле, ища врага. И увидел удиравших степняков.
- Они уходят! Наша берет! - закричал он.
Рядом кто-то откликнулся - по богатому доспеху юноша угадал князя, но не знал, что это был Вячеслав Ярополчич. Дружина подхватила клич молодого княжича, устремляясь за ним. С Иванком оказался только Григорий - сотник Калина отстал, и не было времени искать его в бою.
Киевская дружина устремилась в погоню за врагами. Те изо всех сил нахлестывали лошадок, чтобы потом развернуться и ударить по урусам, но истощенные за зиму кони не слушались. Они хрипели, хромали, еле передвигали ноги, увязая в раскисшей земле. И когда им наперерез вылетели полочане и черниговцы, половцы отчаялись.
Эта сеча была страшнее предыдущей. Те, кто мог, удирали куда глаза глядят, но отставшие дрались отчаянно. Какой-то кипчак, пронзительно визжа, очертя голову накинулся на молодого княжича. Страх его был столь велик, что Вячеслав Ярополчич не выдержал. Сабля степняка сбила его меч, второй удар достал княжескую лошадь, и, когда Вячеслав стал падать, третий удар обрушился на его грудь и бок.
- Умри, урус! - кричал половчин. - Собака!
Он уже замахнулся в последний раз, добивая врага, но его сабля вдруг натолкнулась на выставленный вперед щит. Опоздавший Иванок успел закрыть сползшего наземь княжича собой и срубил половчина. А потом сам спешился, падая перед раненым на колени.
Вячеслав Ярополчич еле дышал. Броня на боку и груди была посечена; падая, он отбил бок и был без памяти. Но бой вокруг уже затихал, и Иванок, не желая бросить княжича одного, взвалил его на своего коня и повез к обозу.
Глава 28
Битва продолжалась чуть ли не до ночи. Кочевники были разгромлены. Лишь немногим удалось оторваться от погони и, насмерть загоняя коней, умчаться в степь. Одиноких всадников не преследовали. Более того - окруженные половцы все больше, вместо того чтобы сражаться, сдавались в плен и сами подставляли руки русским веревкам.
Дотемна к русскому стану стекались люди - приводили пленных степняков, притаскивали своих раненых, гнали захваченных коней. Другие тащили оружие, обдирали мертвых врагов, волокли к княжеским шатрам подобранные на поле бунчуки. Так стало известно, что в битве участвовало более двух десятков ханов, и многих из них потом нашли мертвыми.
Иванок привез истекающего кровью Вячеслава Ярополчича к шатру великого князя. Тот только-только вернулся с битвы, тяжело дышал, с помощью отроков стаскивая с себя броню, и остолбенел, увидев лежащего поперек седла сыновца. На Иванка, державшего коня под уздцы, он едва взглянул.
- Мертв? - ахнул великий князь, бросаясь к княжичу.
- Жив покамест, - ответил Иванок.
- Возьмите его! Скорее! - Святополк нетерпеливо махнул рукой.
Отроки стащили Вячеслава с коня, и он тихо застонал от боли.
- Немедля лекаря! Моего лучшего, Петра! - кричал князь. - Да осторожнее!
Раненого унесли. Иванок проводил его взглядом. Святополк рванулся было следом, но остановился, оборачиваясь на молодого воина. Его темные острые глаза внимательно сощурились. В них мелькнул огонек, и Иванок, чувствуя, что князь его вспомнил, сам потянул с головы шелом:
- Прости, княже…
- После, - отмахнулся Святополк и стремительно ушел в шатер.
Еще на рассвете русские полки опять встали в боевой порядок, направляясь в сторону брошенного неприятельского стана. Обоз с ранеными и полоном остался на месте битвы.
Половецкий стан жил ожиданием. Женщины и дети до рези в глазах всматривались в даль, но первые вести пришли только ночью, когда случайно уцелевшие всадники прокричали о разгроме и гибели многих ханов. Страшную смерть нашли старый Урусоба, его сын Яросланопа. Пропали под русскими саблями порывистый Чегренеп, Качо и Купалма, Курток и Сурьбарь вместе со многими другими ханами, нукерами и батырами. А сколько попало в плен - не знал никто.
Утром нового дня к оставшимся без защиты кибиткам подошли русские дружины. Женщины, дети и старики, не успев оплакать погибших, кинулись спасаться. Кто наскоро запрягал повозки и гнал их в степь, кто бежал бегом, но спасения тем и другим не было. Лишь тем, кто решился на бегство под покровом ночи, удалось уйти. Остальные попали в плен. Дружинники скакали по развороченным станам, врывались в шатры, переворачивали кибитки, шаря в поисках добра, гнали перед собой толпы молодых половчанок. Отыскались и русские пленники - младшие ханы, совершавшие набеги на окраинные земли, сгоняли их и готовили по весне переправить к Олешью, где хотели продать византийским и еврейским купцам. Теперь они были свободны. Девушки и женщины с плачем висли на шеях воинов, жадно целовали в губы, смерды и ремесленики обнимали, украдкой смахивая скупые слезы, дети и подростки просто цеплялись за брони всадников и уздечки лошадей, и никакими силами нельзя было их оторвать. Многие освобожденные невольники, которые нашлись в половецких шатрах, с готовностью помогали рыться в чужом добре, вязали половцев и гнали в княжеский стан скот.
По степи растянулась колонна пленников. Бывшие рабы зорко следили за хозяевами. Некоторых пришлось унимать - люди стремились отомстить за унижение и неволю и хватали сулицы и сабли, чтобы порешить пленных. К княжескому стану шли через поле битвы. Убитых русичей уже убирали, чтобы потом отпеть и захоронить с честью, половцев бросали как попало, и половчанки, проходя мимо, то и дело отводили взгляды, опасаясь увидеть тела родных.
Какая-то девушка вдруг вскрикнула и, оттолкнув загораживающее ей путь копье пешца, кинулась на грудь молодому, на два-три года ее постарше кипчаку, заголосила, тормоша мертвое тело. Ей отозвались женщины из толпы. Две-три кинулись было к девушке, но пешцы подоспели первыми и силой оттащили половчанку от трупа. Та верещала, пробовала кусаться, но ее втолкнули в середину колонны, где она разрыдалась в объятиях матери.
Иванок, вместе с другими дружинниками отправившийся в половецкий стан, заметил это и поравнялся с девушкой и ее спутницами. Охранявший женщин бывший невольник глянул на него снизу вверх, но не поклонился богато одетому всаднику.
- Чего это она? - спросил Иванок.
- Лопочет, брат ейный, - проворчал бывший невольник. - А…
В княжеском стане готовились праздновать победу. Над убитыми отслужили отходную, раненых устроили в обозе, а живые считали добычу и веселились.