Страница 100 из 109
- Спасибо на добром слове, княже, - поклонился Иван.
- Ой, да полно! - Изяслав положил руку ему на плечо, усадил на крытую бархатом лавочку, присел рядом. - Помнишь ли наши труды, как вместе бегали от врага? Как чуть ли не одним корзном на ночлеге укрывались?
- Помню.
- Так отринь от сердца всё пустое! Я люблю тебя по-прежнему и готов помочь тебе. Какой город хочешь? Галич? Перемышль? Волынь?
- Я князь Выря…
- Брось! - тряхнул его Изяслав за плечи. - Тебе ли княжить в захудалом Выре? Ты орёл-князь! Слава о тебе по всей Руси гремит! Где ни скажи: «Берладник!» - тут же тебя поминают. Вот расправимся с Ростиславом, его союзников прижмём к ногтю, и выбирай себе удел по сердцу. А я для тебя что хошь сделаю… Хошь, зятем своим назову? - вдруг заговорщически подмигнул Изяслав. - У сыновца мово, Святослава Владимировича, сестрица малая подрастает. Девчонке тринадцать годков, невеста почти. Отдам тебе её, голубушку Доброславу…
- Благодарствую за честь, княже, - пробормотал Иван.
- Вот и славно! Стало быть, опосля Велика Поста и свадебку!… Только о Елене моей думать забудь, - внезапно совсем другим, холодным и чужим, голосом шепнул Изяслав прямо в ухо Ивану и, как клещами, сдавил левую онемелую руку. - Со свету сживу…
- Княже, я! - растерянно воскликнул тот.
- Перемоги себя! Думаешь, коли ты изгой, то и жить должен по-своему? Нет, брат, шалишь! Ты тоже князь! Станешь мужем Доброславы Владимировны - и весь сказ! И чтоб в Киев, как на столе своём сядешь, - ни ногой, пока я жив! Всё понял?
Холодными, злыми стали светлые глаза, и Иван, высвободившись из княжеских объятий, сполз на пол, вставая на колени.
- Прости, княже, - промолвил, глядя в пол, - крест тебе целую, что до самой кончины из воли твоей не выйду. До гроба я верный твой слуга…
- Вот и добро, вот и славно, - снова добрея, Изяслав Давидич потрепал Берладника по ссутулившемуся плечу. - Ну, ступай пока. Вечером на пиру свидимся!
Как ни спешил Изяслав Давидич, лишь через месяц сумел собрать новые полки и двинуться на Белгород. Он легко подступил к городу, пожёг и пограбил посады, но его буквально ошеломила весть о том, что к Киеву и Белгороду со всех сторон подходят призванные Ростиславом Мстиславичем союзники.
Из Волыни первым привёл своих ратников Мстислав Изяславич, приведя заодно и дружину брата Ярослава Луцкого. От Дорогобужа примчался неугомонный Владимир Андреевич. В пути того и другого нагнали галичане - Ярослав Владимиркович, раскинув мозгами, отправил в поход вместо Тудора Елчича Избигнева Ивачевича. Младший Ростиславич, Рюрик, вёл из Поросья торков, а от Василёва торопился Василько Юрьич, меньшой Глебов брат с берендеями и ковуями.
Войска у врага набиралось несметное число. А половцы ушли в степи, ибо в конце зимы их кони тощали и уже не могли выдержать скачки и сечи. У Изяслава оставались только кияне, черниговцы, новгород-северцы и куряне.
Старый князь отступил, решив отсидеться за крепкими киевскими стенами. Но, как он ни спешил, его настигли уже возле Булича. Налетая, как птицы, берендеи и торки с ковуями секли отступающие рати и удирали прежде, чем им давали отпор. Возле Желани Изяслав Давидич был вынужден принять бой.
На его рати навалились со всех сторон, даже не дав выстроиться в боевые порядки. Ковуи с берендеями сразу порушили строй, и с первых же минут бой смешался. Княжеские стяги метались тут и там. Потом исчез Изяславов шитый золотом стяг, и бой превратился в бойню.
Старый князь видел, как упал его стяг - молодого знаменошу насадил на копье здоровенный торк и по-половецки поднял, вынося из седла. Самого князя оттёрли от большей части его дружины, оставили с горсткой ратников. Не видя, как идёт бой, где брат Святослав, коему он хотел доверить правое крыло, и жив ли Иван Берладник, Изяслав Давидич не замечал, как один за другим падают замертво его дружинники.
Он сам не заметил, как остался один, и только тогда словно прозрел и со страхом огляделся по сторонам. Кругом только били и добивали, и кто-то из чужих ратников уже нацелился на него с хищным криком: «Это мой!» Изяслав успел отбить летящий в голову замах, кого-то зацепил мечом, но подскочил второй всадник. Меч князя встретил выставленный вперёд щит, застопорился, скользя по окрашенному алым дереву, - и тяжкий удар обрушился на его бок.
В горячке боя Изяслав сперва не почувствовал этой раны. Он ещё дважды отмахнулся от нападавшего, попытался дотянуться и вонзить меч ему в живот, но внезапно подкатила слабость. Рука беспомощно мотанулась в воздухе, и меч противника беспрепятственно опустился на голову князя…
Только после боя смогли наконец встретиться Ростислав Мстиславич с сыновцем. Оба были в сече, оба тяжело дышали. У Мстислава был посечен доспех, он ещё не отошёл от горячки боя. Вместе поехали по полю, где весенний талый снег был перемешан с землёй, кровью и грязью. Убитые лежали вповалку, не поймёшь, кто чей, и всех сваливали хоронить вперемешку. Отдельно складывали лишь тех, кого отыскали родичи или приятели. Мстислав негромким голосом перечислял, кого из киевских бояр взяли в полон:
- Тысяцкого Шварна на аркане какой-то берендей приволок… Якуна и Нажира Пересветовича… Слыхал, что ещё двое назвались братьями Милятичами…
- Все Изяславовы доброхоты, - кивал Ростислав.
- Где же сам-то он? Нешто утёк?
- Послать бы людей - пускай поищут…
Словно Бог услышал последние слова князя - только послали по полю отыскивать тело, как увидели - на холмике какой-то берендей хозяйским жестом отвалил в сторону одно тело, другое и принялся стаскивать с третьего дорогую броню. Сорвал шелом, обнажив страшную рану на голове, и вдруг ахнул:
- Живой ещё!
Откинулась в сторону холёная рука - на пальце блеснул перстень с изумрудом…
- Не может быть!
Ростислав Мстиславич спрыгнул с коня. Он слишком хорошо знал этот перстень и, встав на колени, склонился над поверженным. Это был Изяслав Давидович. Шелом от страшного удара слетел с его головы, обнажая рану с содранной до кости кожей - лоскутом висел скальп с седыми волосами. Бок над краем кольчуги тоже был пробит, и снег окрасился алым.
- Это я его, - берендей указал на рану на голове. - Шибко крепкий был. В бок ранен, а отбивался…
- Как звать тебя? - Мстислав оставался на коне.
- Воибор. Воибор Негечевич. Сотник я.
- Добро, сотник, - кивнул, не глядя на него, Ростислав Мстиславич.
- После напомнись - награду получишь… Эй, люди! - кликнул он отроков. От шевеления и голосов умирающий пришёл в себя, с трудом разлепил веки и поднял на князей мутный взор.
- Где я? - пролепетал еле слышно.
- На ратном поле, - ответил князь Ростислав. Отроки уже мастерили из копий и щитов носилки, а он стоял на коленях, поддерживая умирающего.
- Видишь, к чему привела твоя несправедливость? Тебе мало было Чернигова, да и самого Киева - ты пожелал отнять у меня Белгород…
«Чтобы ты, сидя в нём, мог мне грозить ежечасно!» - мог бы сказать Изяслав Давидич, но только застонал, когда его стали укладывать на носилки, и выдавил:
- Господь меня… Господь покарал… тяжко… воды!…
- Скорее! - крикнул князь Ростислав. Воды сыскать не удалось - принесли вина. Великий князь сам поднёс умирающему кубок. Тот пригубил, поблагодарил одними глазами - сил говорить не осталось…
Его перенесли в Семенов монастырь, где монахи захлопотали вокруг умирающего, пытаясь остановить обильно льющуюся кровь и облегчить его муки. Но к ночи Изяславу стало совсем худо. Перед закатом он повелел послать за своими людьми - знал уже, что многие захвачены в плен, другие убежали, а третьи убиты. Полки Ольжичей тоже были разгромлены, и оба князя, Святослав Ольжич и Святослав Всеволодич, целовали крест Ростиславу Мстиславичу. Еле дождался посланных - в глазах темнело, руки холодели, а ног не чуял давно.