Мангуп

 Гондольер опустил весло в воду, и покрытая чёрным лаком гондола заскользила по узким каналам под высокими арочными мостками, и, наконец, выплыла в Большой канал, смешалась с сотнями других гондол, лодок и маленьких судов.

Свежий ветер с Адриатики, минуя низкие отмели Лидо, трепал тёмные кудри гондольера и доносил опьяняющий запах моря.

Дом Анны Нотарас выходил своим фасадом на Большой канал. Через открытые узкие ворота, украшенные кованой позолоченной решёткой, гондола вплыла внутрь дома и причалила к гранитным ступеням внутреннего дворика, посреди которого находился колодец с резными мраморными барельефами.

Хозяйка дома встречала гостя в плиссированном платье из бархата и парчи, украшенном кружевами  punta in aria – дырками в воздухе – творением мастериц с венецианского острова Бурано, с «саксонским» воротником и со шнуровкой, под которой видна была рубашка набивного ситца с индийским узором.

Она стояла среди колонн из итальянского мрамора возле конной статуи воина в доспехах. Потемневшая бронза памятника подчёркивала мужественность и мощь сидящего на коне мужа с опущенным копьём в руке. Лицо всадника показалось Александру знакомым.

     – Здравствуйте, Анна. Вы встречаете меня вместе со своим отцом?

     – Здравствуйте, Александр. Как Вы догадались? Это действительно мой отец. Его изваял Донателло по картине, изображавшей отца при жизни.

     – Ваше лицо очень похоже на лицо статуи. Насколько я знаю, Донателло – величайший скульптор, работающий во Флоренции и Падуе. Он заново открыл законы античной скульптуры – хиазм – постановка фигуры так, чтобы она опиралась на одну ногу, один из первых добивался перспективы в своих творениях. Я собираюсь съездить во Флоренцию, чтобы посмотреть его знаменитую скульптуру Давида – первое обнажённое мужское тело современности после античного периода. Впрочем, Флоренция богата сокровищами искусства. Хотя бы, архитектура Филлипо Брунеллески, картины Мазаччо, Уччёлло.

     – Донателло – Донато ди Николло ди Бетто Барди умер пять лет назад. Он посвятил свою жизнь возрождению античной скульптуры. По его полному имени ясно, что он приходится родственником моему хорошему другу Джованни Барди, в гостях у которого мы с Вами познакомились. Кстати, в Падую теперь можете не ездить: памятник кондотьеру Гаттамелате, работы Донателло, очень похож на конную статую моего отца. По крайней мере, конь один и тот же, да и фигуры всадников почти идентичны. Я заказала статую сразу после падения Константинополя и гибели отца.

     – А как же отделанный Донателло собор святого Антония в Падуе с бронзовым распятием Христа и самым большим Алтарём: бронзовая Мария с младенцем, шесть святых, рельефы положения во гроб? А ещё творения великого Джотто? Разве можно пропустить в жизни такой шанс?

     – Вы хорошо подготовились к путешествию в Италию. Или искусство – Ваше увлечение?

     – К сожалению, я очень мало видел, и мои знания основаны на картинках – репродукциях, которых много в княжеском дворце Феодоро. Только мечтаю посмотреть весь мир. Княжество Феодоро расположено на отшибе Европы, и мы, феодориты, знакомы лишь с искусством Византии. В конце прошлого века замечательный художник Феофан расписал несколько наших храмов. До этого, как я знаю, он работал в Константинополе и Галате, где расписал более четырёх десятков храмов. Потом жил в Каффе, работал в Феодоро, а уже от нас уехал в Москву, где получил прозвище Феофан Грек. Там он трудился над убранством Успенского и Благовещенского соборов Московского Кремля вместе с русским художником Николаем Рублёвым. Его роспись – самое замечательное произведение искусства, которое украшает нашу страну. Но я не могу сказать, что искусство – моё увлечение. Я увлекаюсь сразу всем: искусством боя, архитектурой, лошадьми, оружием. Кстати, поэтому мечтаю попасть в Милан, чтобы посмотреть и, возможно, заказать мастеру знаменитый миланский доспех. А ещё мне нравятся красивые женщины. Такие как Вы.

     – Это просто лесть, уважаемый граф. Кстати, здесь прохладно, поднимемся в дом,– предложила Анна.

По узкой мраморной лестнице они поднялись на верхний этаж и вошли в одну из комнат. На стенах висели картины итальянских художников. Александр узнал Якопо Беллини, его сыновей Джентиле и Джованни, потому что уже встречал их картины: бесконечные мадонны с младенцами.

Широкие окна впускали много света. Везде росли фиалки в мраморных вазонах. Было тепло и уютно.  Мебели мало: несколько кресел и стол из Болоньи с точёными ножками, украшенный позолоченными шляпками гвоздей. Вдоль стены стояла скамья – ларь, обрамлённый пилястрами, затемнённого орехового дерева с высоким ступенчатым цоколем, рельефными украшениями из позолоченного левкаса, отделанный живописью – видами итальянских городов. Возле окна - аналой для чтения с изумительной резьбой и необыкновенным орнаментом. А рядом на полке лежали греческие книги: "Хроника"  Георгия  Амартова,  "Минологий" Симеона Метафраста, украшенный драгоценной живописью труд Дионисия Ареопагита, и гимны Дамаскина. Рядом с ними "Тайная  история" Прокопия Кесарийского, произведения Платона и его последователя Плотина. На других полках стояли «Божественная комедия» Алигьери Данте 1472 года издания,  Сонеты и канцоны – Canzoniere  Франческо Петрарки, «Декамерон» Джованни Бокаччо и много других произведений на итальянском языке и латыни. Александр с изумлением взял в руку одну из книг, писанную странными, никогда им не виданными буквами, и спросил Анну:

 – Кто умудрился написать книгу таким странным почерком?

     -­ Это печатная книга. Недавно в Венеции начала работать первая типография. Книги теперь не пишут от руки, а производят оттиск с шаблона, покрытого краской. Процесс ещё не совершенен, но будущее за книгопечатанием. Это откроет книгу для простого народа, которому ныне она недоступна.

      Александр поставил книгу на полку и осмотрел помещение. Он впервые видел комнату, столь богато украшенную. На небольших столиках стояли удивительные творения муранских стеклодувов.

      – Я никогда не видел ничего подобного. Что это?– спросил Александр, указывая на орнамент аналоя.

     – Это интарсия – деревянная инкрустация. Только сейчас появились мастера, способные сделать такую прелесть. Как видите, я тоже неравнодушна к красоте.

     Анна покраснела и рассмеялась.

     Александр мгновенно понял причину:

     – Я ни в коем случае не отношу Ваши слова на свой счёт, тем более что, насколько я знаю, женщины в последнюю очередь обращают внимание на красоту мужчины.

     – Это так, но при разнице лет как у нас с Вами, всё обстоит несколько иначе. Садитесь,– указала она на одно из кресел.

     – Вы кокетничаете своим возрастом, Анна. Я совсем не считаю, что Вы настолько старше меня. Я не знаю, сколько Вам лет, но думаю, что мы почти однолетки.

     – Когда я покидала Константинополь в 1453 году накануне  нападения турок, то была влюблена в одного господина. Джованни Барди – его сын от первого брака. Нашему сыну уже могло быть восемнадцать лет. А Вам тогда было годика четыре.

     – Значит, и Вам тоже. Разве в четыре года нельзя влюбиться? Можно даже выйти замуж. Вот только сына родить…. О таком я не слышал. Наверно, Вы слегка преувеличиваете. Из-за этой любви Вы живёте одна?

     Анна поджала губы, помолчала немного и утвердительно кивнула.

     – Иоханес Анхелос был казнён султаном Мехмедом. Для меня его гибель стала травмой на всю жизнь. Он не пожелал спастись, хотя мог. Предпочёл погибнуть вместе с городом. Султан приказал вскрыть вены на его ногах, потому что Анхелос был сыном кесаря, а кесари рождаются в красных сапожках. Анхелос умер, истекая кровью, которая смешалась с кровью шестидесяти тысяч жертв резни, устроенной турками в Константинополе.

     – Какая странная смерть. У Мехмеда богатая фантазия. Я слышал, что его мать христианка из Сербии.

     Анна промолчала и перевела разговор.