Энциклопедия русских суеверий

По реке Пинеге и в некоторых других местах пугали словом чудь капризных и плаксивых ребятишек (Арх.).

ЧУМА (ЧЁРНАЯ СМЕРТЬ, МОРОВАЯ ЯЗВА, МОРОВОЕ ПОВЕТРИЕ) — болезнь; персонификация болезни.

«И на зайцев чума нападает» <Даль, 1882>.

Подобно другим опасным заболеваниям, чума могла представляться в обличье живого существа, женщины (см. ОСПА, ХОЛЕРА).

«Один крестьянин спал на стогу сена; пробужденный шумом, он увидел огромную женщину в белом одеянии, с растрепанными волосами, которая бежала от стаи собак; она вскочила на лестницу, приставленную к стогу, стала дразнить собак ногою. Крестьянин узнал Чуму и, подкравшись сзади, столкнул ее с лестницы; Чума погрозила ему пальцем и исчезла, и хотя он остался в живых, но с той поры постоянно дергал ногою» <М — ов, 1872>.

Чумить — «заражать, одурять, лишать памяти» <Даль, 1882>.

Чума (моровая язва) «морит» спящих и не восхваляющих Бога; она «навевает» болезнь по ветру (может разносить или быть ветром, «моровым поветрием»). Чума посылается в виде ядовитых стрел, «язвящих» людей (согласно некоторым поверьям, такие «стрелы» посылают и мертвецы — см. НАВЬ).

В грамоте царя Алексея Михайловича к боярину Морозову читаем: «А про смертоносную язву не пишешь, перестала или нет… и какого числа дьяка нашего Петра Стеншина пострелило». Впрочем, как отмечается, такое представление заразы «сохранилось в наших преданиях весьма смутно» <М — ов, 1872>.

По-видимому, из-за крайне опасного характера этого казавшегося неодолимым заболевания средства противодействия ему — по большей части упреждающие, и не столько суеверные, сколько эмпирические (или эмпирические и суеверные одновременно). Основываются они на вере в очистительную силу огня и благотворность чистого («здорового») воздуха и, уже с начала XVI в., направлены к изоляции зараженных местностей и людей.

Издревле бытовал обычай раскладывать костры на дорогах, пролегающих из охваченных эпидемиями районов. «Уже в 1325 г., при появлении страшной черной смерти в Пскове, псковские послы пришли в Новгород, „зовуще владыку Василия к себе, дабы благословил их“. Новгородцы же, до прибытия псковских уполномоченных, просили и убедили Владыку „костры нарядити в Орехове“, по западной новгородской границе, откуда заносилась к ним обыкновенно чума. <…> 20 октября 1572 г. в Новгороде, при появлении новой чумной эпидемии, велено: не погребать в городе в церквах таких умерших, у которых на теле „окажется знамя смертельное, а выносить вон за город, да поставить заставу по улицам и сторожей: в которой улице умрет человек знамен и те дворы запирать и кормить тех людей улицей [то есть с улицы], и отцем духовным покаевати тех людей знаменных не велели, бояр не доложа“. В противном случае „тех священников велено жещи вместе с теми больными“. И месяца ноября 4-го спрашивали про мор и сказали: „Мору нет нигде“» <Высоцкий, 1911>.

В «Книге, глаголемой Прохладный Вертоград» содержится «ряд указаний вкратце, как себя всякому человеку во время морового поветрия беречь».

Утверждается, что моровое поветрие приходит обычно в туманное, осеннее время, когда «ветр полуденный, а восточный или полуночный, или северный, ни теплота солнечная воздуху не очистят».

«А в то время надобе всякому человеку на Всемогущего Бога упование возлагати и на Пречистую Его Матерь и силою Честного Креста ограждатися и сердце свое воздержати от кручины и от ужасти, также и главной мозг от тяжелой думы; понеже от такие думы и страсти сердце человеческое и мозг главной умалятся и скоро порса и язва прилепляется…» Рекомендуется «не ходить на ветер» и сидеть в теплой избе, не открывая окон. «А добро бы, чтобы в том граде не жити, а отходити от того места далеко, верст двадцать и больше, и искати места здорового и воздуха чистого…» (в избах нужно курить «полынем и можжевеловыми дровами и листвием рутовым или дубовым»; раскрадывать во дворе «огонь ясный» из дубовых дров). «И во время морового поветрия надобе всякому себя человеку беречь на крепко, и чтобы в баню и на беседы не ходити. А к больному как войти, тогда во рте держати дягилево корение, которое в уксусе лежало в винном, или цитвар жван, или фиалковое коренье; а ноздри свороборинным уксусом, или соком рутовым, или уксусом добрым и сильным помазывати. <…> А в котором платье человек умрет, или на которой постеле, и от того беречися и не приниматися отнюдь за то; и в котором дворе мор и из того двора ничего не имати и в свой двор не приносити» <Флоринский, 1880>.

ЧУШЬ — чудь; «дикий народ» (см. ЧУДЬ).

«Чушь была народ дикий. Такие народы будто бы были, нападали на русских, старались поживиться. Чушь эта и нападала на рыбаков. На гору выйдут, увидят рыбаков и нападут. Отнимают у них, что получше. <…> Нападали они недалеко от становищ по Баренцеву морю. Стреляли они из лука стрелами с костяными наконечниками. А где жили — точно уж вам не скажу. <…> Их, чуши, не много было, победили их» (Беломор.) <Северные предания, 1978>.

Ш

ШАТУН — дьявол (Новг.).

ШЕЛИКАН (СЕЛИКАН), ШЕЛЮКАН — мелкий нечистый дух, живущий в воде и по временам появляющийся на суше (см. ШУЛИКУН).

В верованиях Верхоянья шеликаны (селиканы) — нечистая сила. Это «живые существа, роста маленького, с кулачок, сами как люди. В Крещенье они выходят из проруби (Иордань) и позднее снова туда возвращаются; могут забраться в избу; в амбарах благодаря им незаметно кончаются припасы». Шеликаны опасны. По рассказам местных жителей, однажды они «заманили в прорубь» (утопили) девушку.

Оберегаясь от шеликанов, накануне Крещения чертят на дверях, стенах кресты; обводят вокруг амбара или избы черту (черта проводится жженым колом, который три дня после этого стоит против дверей — «для ограждения от шеликанов»; все это совершается кем-нибудь в одиночку, втайне) <Зензинов, 1914>.

ШЕСТИХА — лешачиха; лесовая русалка.

«Подумал он про Домну, а она вдруг на дереве в красном платье сидит, поет. „Это не Домна“ — говорит. Дал из дробовки. Осердилась шестиха-то» (Печ.).

ШИЛИКУН — водяной бес (см. ШУЛИКУН).

Согласно рассказам вятичей, живущие в воде шиликуны выбегают оттуда после Крещения (после Водосвятия), перебираясь в более благоприятные места. Если хозяин не положит «кресты из хлеба» в определенных местах избы, шиликуны непременно поселятся в доме и выгнать их сможет лишь знахарь.

ШИЛЫХАН — маленький нечистый дух в облике мальчика-проказника, который обитает в пустых строениях (см. ШУЛИКУН).

ШИШ, ШИШИК, ШИШКО, ШИШОК, ШАШОК, ШАШКО, ШЕШКА, ШЫШ — нечистый дух; черт, бес; дух, обитающий в лесу, в воде, в бане, на гумне (в овине, в риге).

«Шиши свадьбу играют, такой ветер» (Пск.); «А под веником всегда живет дамавой, а в бани живет шишок» (Пск.); «Шышки — это черт. В двенадцать часов не ходи в байну, там шышки парятся» (Пск.); «А колдун, раз уж он умеет колдовать, показывал сынку шишка» (Новг.); «В ригачах есть особый хозяин, которого зовут Шишко или Мишко Дыроданьюшко» (Арх.); «Ето уж в лесу они живут, много их там, шишики ето, леши, людей пужают» (Печ.); «Когда гадала на ростани, нас мужик-то обчертил, чтобы шишко не схватил» (Арх.); «Если целовек увидит шишка, он заболеет» (Печ.); «Благословись, нигде шишка никакого не будет, это все выдумки!» (Новг.); «Он колдун. Шишки к ему ходили за работой: от где что от кого наделать, где что кому начудить. Колдун стал жалеть народ. А дал им работу — семя подбирать» (Новг.); «Он пошел, между ног смотрит, а там и пляшут и скачут и рогаты и мохнаты. Один шишко и говорит: „Зять смотрит! Зять смотрит!“»; «Шиш бы тебя взял!» (Мурм.); «Шишки-то и есть черти. Кто хочет покультурней сказать, тот „шишок“ говорит, а мы, грешные, все „черт“ говорим» (Новг.); «Шишко его знает!» (Печ.); «„Хмельные шиши“ — опойная горячка, когда грезятся чертенята» <Даль, 1882>.