Приключения Фарго

— Все равно это риск.

— Риск — наша специальность, Реми. Хочешь правду? При такой температуре мы здесь больше пяти дней не протянем. Спасатели могут прийти раньше, но я никогда не любил слово «могут».

— И надо еще учитывать китайцев.

— Да, и их. Не вижу других возможностей. Рискнуть и выбраться отсюда — или погибнуть, пытаясь это сделать.

— Без вопросов: попробуем. Давай построим дирижабль.

Первым делом следовало провести инвентаризацию. Пока Реми тщательно разбирала все, что они добыли, Сэм осторожно вытащил из трещины старую оснастку, сматывая в клубок. Он нашел лишь обрывки того, что когда-то было воздушным шаром — или несколькими шарами.

— Их было по меньшей мере три, — рассуждал Сэм. — Возможно, четыре. Видишь, как сходятся эти изогнутые плетеные секции?

— Да.

— Думаю, это были гнезда, где помещались воздушные шары.

— Материал — шелк, — добавила Реми. — Очень толстый.

— Представь себе, Реми: гондола длиной в тридцать футов, подвешенная к четырем воздушным шарам в плетеных клетках… распорки из лозы бамбука, растяжки из сухожилий… Интересно, как они удерживали ее в воздухе. Как подавали теплый воздух в шары? Как они…

Реми повернулась к Сэму, сжала его лицо руками и поцеловала.

— Мечты потом, ладно?

— Ладно.

Вместе они начали разбирать спутанную массу, откладывая растяжки в одну сторону, распорки из бамбука и лозы — в другую. Покончив с этим, они осторожно вынесли мумии из гондолы и освободили от остатков снастей.

— Я бы хотела послушать их историю, — сказала Реми.

— Очевидно, они использовали перевернувшуюся гондолу как убежище, — сообщил Сэм. — Возможно, трещина во льду открылась неожиданно, и удержались только эти двое.

— А почему они остались здесь?

Сэм пожал плечами.

— Может, к тому времени они уже очень ослабли. И построили маленькую платформу из бамбука и оснастки.

Склонившись к мумиям, Реми заметила:

— Слабые и искалеченные. У этого сломана бедренная кость, сложный перелом, судя по виду, а у этого… Видишь ямку в бедре? Оно либо сместилось, либо тоже раздроблено. Они просто забрались сюда и ждали смерти.

— У нас будет другая судьба, — ответил Сэм. — Крушение воздушного шара, может быть, но не это.

— Очень смешно.

Реми наклонилась и подняла одну бамбуковую трубку. Толстую, как бейсбольная бита, и пять футов длиной.

— Сэм, тут надпись. Выцарапана на поверхности.

— Ты уверена? — Сэм наклонился над ее плечом. Он первым узнал язык. — Итальянский.

— Ты прав. — Реми провела кончиками пальцев по углублениям букв, одновременно поворачивая бамбук другой рукой. — А вот это нет.

Она показала куда-то возле кончика трубки.

Квадратная рамка не больше полудюйма в высоту, а в ней четыре азиатских иероглифа.

— Не может быть, — прошептала Реми. — Узнаешь?

— Нет. А должен?

— Сэм, это те же четыре буквы, которые выгравированы на крышке ларца Теуранга.

35

Сэм открыл рот, собираясь заговорить — и захлопнул. Реми сказала:

— Я знаю, о чем ты думаешь. Но я уверена, Сэм. Помню, как пила чай и разглядывала эти буквы на экране ноутбука Джека.

— Я тебе верю. Просто не понимаю, откуда… — Сэм замолчал и свел брови. — Разве что… Когда мы приземлились здесь, далеко было до последней точки?

— Хосни сказал, меньше километра.

— Возможно, это в полумиле от маршрута, который бы выбрал Дхакал для своего путешествия. Что если он умер здесь поблизости или столкнулся с неприятностями и лишился ларца с Теурангом?

Реми кивнула.

— А столетия спустя появились наши друзья-воздухоплаватели. У них здесь произошло крушение, и они нашли ларец. Когда состоялся самый первый полет воздушного шара с человеком на борту?

— По-моему… конец шестнадцатого — начало семнадцатого веков. Но я никогда не слышал о дирижаблях в того периода, да еще таких передовых. Он намного опередил свое время.

— Значит, он разбился здесь самое раннее через триста лет после того, как Дхакал оставил Мустанг.

— Правдоподобно, — согласился Сэм, — но все равно трудно поверить.

— Тогда объясни эти символы.

— Не могу. Ты сказала, что они — проклятие Теуранга, и я тебе верю. Просто мне трудно взять все это в толк.

— Добро пожаловать в клуб, Сэм.

— Как твой итальянский?

— Немного заржавел, но попозже можно попробовать. А сейчас давай сосредоточимся на том, чтобы выбраться отсюда.

Утро они посвятили проверке растяжек; те, что выглядели слишком потрепанными или прогнившими, откладывали в сторону; Сэм отрезал их своим швейцарским армейским ножом. Тот же процесс они повторили с распорками из бамбука и лозы (Реми все их проверила в поисках надписей, но ничего не нашла), затем занялись шелком. Самый большой кусок, какой они нашли, был всего несколько дюймов шириной, так что они решили вплести годные куски в снасти, если понадобится. К обеду у них собралась внушающая уважение груда строительных материалов.

Чтобы увеличить стабильность, они решили прикрепить к внутренности купола восемь распорок от плетеных оболочек воздушных шаров. Это они делали конвейерным методом: шилом из своего ножа Сэм протыкал в оболочке двойные дыры, куда предстояло вставить распорки, а Реми потом должна была вдеть в эти дыры 12-дюймовые отрезки шнуров из сухожилий. Когда это было готово, у них получилось триста двадцать отверстий и сто шестьдесят шнуров.

Во второй половине дня Сэм начал затягивать шнуры наглухо крепежными узлами. Он успел затянуть почти четверть, когда они решили прерваться.

На другой день они поднялись вместе с солнцем и вернулись к сооружению дирижабля.

Пять часов светлого времени потратили на то чтобы зашить отверстие в нижней части парашюта/воздушного шара с помощью полосок шелка, которыми обвязали кольцо величиной с бочарский обруч; это кольцо Сэм соорудил из изогнутых частей плетеных секций.

С аппетитом съев по несколько крекеров, вернулись в гондолу и приготовились провести долгую ночь.

— Скоро мы будем готовы? — спросила Реми.

— Если повезет, корзину мы закончим завтра к полудню.

Пока они работали, Сэм непрерывно обдумывал инженерные проблемы. Гондолу они с Реми постепенно разбирали на дрова, которые использовали не только для приготовления пищи, но иногда, чтобы согреться днем и перед сном.

От гондолы осталось десять футов. Основываясь на своих расчетах, Сэм считал, что остатков корзины вместе с неким химическим составом, о котором он думал, хватит, чтобы они поднялись в воздух. Гораздо более сомнительно было, смогут ли они подняться достаточно высоко, чтобы перевалить через кряж.

Единственное, о чем не беспокоился Сэм, — о ветре. До сих пор, если ветер вообще дул — редко, — он дул с севера.

Реми высказала другую заботу, которая тревожила и Сэма:

— А как с приземлением?

— Не буду лгать. Возможно, тут нам не повезет. Невозможно предсказать, насколько удастся управлять спуском. И у нас нет буквально никакой системы управления.

— Полагаю, у тебя есть и аварийный план.

— Есть. Хочешь послушать?

Реми несколько мгновений молчала.

— Нет. Удиви меня.

Сэм верно оценил необходимое время. Корзина и вертикальные стойки были полностью готовы только к полудню. Хотя слово «корзина», пожалуй, было слишком оптимистичным для описания их сооружения, они все равно гордились им — бамбуковой платформой шириной в два фута, скрепленной и привязанной к стойкам последними сухожилиями.

Они молча поели, восхищаясь своим творением. Сооружение было грубое, бесформенное, уродливое — и они любили каждый его дюйм.

— Нужно дать ему имя, — сказала Реми.

Сэм, конечно, предложил «Реми», но она отвергла эту мысль. Он попробовал снова: