В теснинах гор

Долго совещались воины на берегу Авар–Койсу. К этому времени подоспел и гонец хана. В донесении говорилось ясно, что отряду Магдилава, могохцам и гергебельцам поручается уничтожить Лютф–Али–хана.

«Прочь сомнения!» — Магдилав дал указание цепью, по берегу реки двинуться вниз, потом по склону подняться на перевал и устроить засаду врагу в ущелье, выбирая места для сражения.

Ехать было трудно по извилистой, пепроходимой дороге. Впереди шли разведчики во главе со скалолазом и охотником Чурил–Ахмедом из Гондоха. На ночь отряд остановился на отдых в лощине между двумя холмиками, у тото самого места, где сливается Гунибская река с Авар–Койсу. Магдилав сидел у костра и молча курил трубку. В голову лезли печальные мысли о Турутли, о Тайпус. Судьба ее беспокоила его.

— Поспал бы, Магдилав, — говорил кузнец Арзамат, не утерпел старик, тоже взялся за оружие, хоть было ему за шестьдесят.

— Что‑то не хочется, дядя Арзамат. Ночь лунная, горы будто молоком политы. Что врагу нужно в наших голых горах?

— Ему не горы нужны, сын моего друга, а горцы, чтобы служили ему, проклятому. А Дагестан — ворота в Грузию, в просторы России. Надир, как голодный волк, хочет проглотить все.

— Не удасться ему проглотить Дагестан, подавится волк…

Неожиданно послышалась стрельба, стук копыт коней. Со стороны востока, где брезжил рассвет — показались верховые. Это был Чурил–Ахмед с разведчиками. Все спешились у костра. Вести были нерадостные. Большой отряд персов расположился у самой рекп, откуда начинается Аймакинское ущелье, остальные ушли, видимо, вперед. Чабан, скрывавшийся с маленькой отарой коз в пещере, рассказал, что под вечер враги напали на небольшой отряд горцев, который стоял в засаде, и разбил его, только троим удалось незаметно спуститься по скале и убежать.

Неясность обстановки встревожила Магдилава. Чабан показал Чурил–Ахмеду переход к ущелью, навстречу врагу. Переход был трудным, вряд ли кони осилят его. Лишь горные туры да козы спускались сверху на водопой. Но другого выхода не было — пока не рассвело, Магдилав решил увести отряд по дорогам туров и очутиться днем в ущелье — преградить дорогу врагу.

— Завяжите слабым глаза, пусть держатся за гривы коней, — приказал он, и сам поскакал с Чурил–Ахмедом вперед.

— А если кони сорвутся? — спросил кто‑то.

— Что ж, тому суждено умереть без выстрела, — коротко ответил Магдилав. — Ну, добрый конь, веди меня к вершине!

— Лахавулавала куватан, Илла, быллах[29], — сказал старый Арзамат и тоже вскочил на коня.

Кони, привычные к скалистым дорогам, шли по бездорожью, как туры, осторожно переставляли ноги, только из‑под копыт стрелой вылетали камни и скатывались вниз. Вместе с камнями иногда срывались к самой реке и всадники. Слышны были стоны, крики — а вслед за ними кто‑то читал молитву. Беда тому, кто не выдерживал.

Солнце еще не глянуло своим красным глазом на горные вершины, когда отряд Магдилава был уже за перевалом. Все вздохнули с облегчением, печалились о погибших, благодарили Аллаха за спасение. Магдилав вытер вспотевшее лицо, посмотрел в ущелье. Там, у самой речки, горели костры врагов.

— Побыстрее спускаться к теснине, — приказал он, — там мы и встретимся с воинами шаха!

Спуск был не из легких, скрываясь за утесами и холмами, приходилось идти по лобовому склону. Шли пешими, ведя за собой коней. Теснина представляла собой котлован, окруженный с обеих сторон песчаными склонами гор, кое–где лежали гладкие плиты, годами полированные дождем и ветром, из‑под них сочилась вода, исчезая в песке. Внизу, в адской впадине журчала речка. Ущелье у реки казалось широким, а чем дальше, тем больше оно сужалось, и у самого перевала, за которым начинались зеленые горные пастбища, ширина его достигала едва метров двадцати. Попади сюда — и выхода не найдешь, ибо и с левой и с правой стороны его поднимались склоны, заросшие редким кустарником, кизиловыми деревьями, тут и там дорогу преграждали огромные валуны, попадались невысокие холмы. Тут и решил было Магдилав дать сражение, если бы не могохские и гергебельские отряды, которые, не ожидая появления Магдилава, напали на лагерь Лютф–Али–хана, хотя силы их были неравны.

— Ты, Ахмед, с отрядом жди меня тут, а отряд Мусалава и Салиха за мной! — скомандовал Магдилав. Так и не успев напиться, и не напоив коней, отряд по гальке, по руслу реки помчался на помощь собратьям.

Когда из‑за каменных громад появился великан Магдилав, держа обнаженную шашку, а за ним поднялись стеной гондохские воины, гергебельцы и могохцы бились с вражескими воинами. Мало их было, слишком мало против двадцатитысячного войска Лютф–Али–хана. Только на первых порах момент внезапности и удобное месторасположение помогли им.

А Магдилав рвался в гущу врага, рубя направо и налево, добрый его конь, будто забыл, что устал, так проворно скакал, помогая хозяину. Один вид Магдилава, взмах его шашки заставляли персов дрожать. Как львы дрались горцы, пока враг не пришел в себя.

— Отступать к теснине, по ущелью вверх! — кричал Магдилав, увидев, как поредели ряды горцев. На одного горца приходилось около сорока персов, и Магдилав старался увести аварцев дальше к более удобному месту.

Из раны на плече струилась кровь, оно было пробито пулей, в колено тоже угодил удар шашки врага, Магдилав почувствовал его, как укус мухи. С трудом он смог повернуть отряд вверх. Цокая копытами, кони неслись к теснине, а персы гнались за ними, но не долго — чем дальше, тем реже становились их ряды. Вот у больших камней, покрытых мхом, Магдилав повернул коня и, как лев, бросился на врагов, полетели головы с плеч (ох, удачливая была шашка, сделанная мастером Арзаматом), падали кони, слышались стоны раненых. И наконец враг бежал.

Около недели продолжалось сражение в Аймакинском ущелье. Силы были неравные, а бои шли с переменным успехом. Сначала у горцев не было и трехтысячного войска, воины прибывали маленькими отрядами из соседних аулов. Поднимались на защиту своей земли все те, кто мог держать в руках не только шашку, но и камень. Двадцатитысячное войско Лютф–Али–хана медленно продвигалось по ущелью вверх, к теснине, оставляя за собою немало воинов, павших от рук горцев. Бесшумно и внезапно появлялись горцы в лагере персов, нанося молниеносные, ощутимые удары, и тут же пропадали из вида. «Шайтаны, а не люди», — шипел Лютф–Али–хан. Каждое утро он клялся уничтожить горцев до единого, просил Аллаха послать ему удачу, но, видно, Аллах не внял его молитвам. Из‑за кустов, камней, на дне ущелья, из‑за скал воины Магдилава встречали врагов выстрелами, а потом, подпустив их на удобное расстояние, выскакивали из засады, и тогда в их руках сверкали кинжалы и шашки. Ни одна пуля горца, ни один взмах шашки не пропали даром, — редели ряды воинов шаха и не в силах двигаться дальше, они вынуждены были остановиться.

И тут пришлось пойти на хитрость. Старики предложили одному отряду подковать лошадей, прибив подковы наоборот, чтобы след их обманул противника. Ночью отряд напал на лагерь Лютф–Али–хана в лобовую, а основные силы горцев устроили засаду в «белых камнях». Персы погнались за напавшими смельчаками, а на рассвете остановились недоуменно — гнаться было не за кем. Тут только догадались враги, что отряд ушел совсем не туда, куда показывали следы копыт.

Лютф–Али–хан рассвирепел. Он понял хитрость горцев. Вспомнил допрос Магдилава. Допрашивал сам Надиршах.

— Сколько же всего воинов у ваших военачальников? — спросил шах надменно.

— Сколько всего воинов — не знаю, но у нашего войска ровно двадцать тысяч далакчи[30], — ответил Магдилав.

— Не может быть! — удивился шах. — А сколько же оруженосцев у начальников ваших?

— Сколько всего — не знаю, но двадцать тысяч кашеваров, это точно.

— Как! — воскликнул шах. — А сколько же тогда кавалеристов у вас?

— Сколько всего — не знаю, двадцать тысяч кузнецов!

29

Ты помоги, Аллах, я выступаю.

30

Брадобреев.