Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 9



Но были и такие, которые не испытывали затруднений в поиске своего места в новой Германии. В 1936 году, спустя два года после «ночи длинных ножей», Генрих Гиммлер поручил Борману и большой группе партийных чиновников совершить инспекционную поездку в концентрационный лагерь Дахау под Мюнхеном. В Дахау Борман неожиданно встретился со своим старым другом Рудольфом Францем Хессом. Когда-то в организации Россбаха Хесс получил чин рапортфюрера, чиновника СС, имевшего наибольший прямой контакт с узниками.

Позже Хесс так изложит свои мысли об этой проверке: «Дела в концентрационном лагере Дахау были тогда на хорошем уровне. Заключенных хорошо кормили, одевали и содержали. Многие из них работали в мастерских, число больных было ничтожно мало. Общее количество заключенных составляло около 2500 человек, размещались они в десяти кирпичных бараках. Санитарно-гигиенические условия были хорошие. Водоснабжение было на отменном уровне. Нижнее белье меняли раз в неделю, постельное — раз в месяц. Одна треть заключенных состояла из политических узников и две трети из преступников, асоциальных элементов и каторжников, гомосексуалистов, и было еще около двухсот евреев».

Их мнения во время проверки лагеря не записывались.

Хесс, кажется, был вполне доволен дисциплиной и тем, как он обращался с заключенными в первом большом концентрационном лагере. На Гиммлера и Бормана это тоже произвело хорошее впечатление. Они расспрашивали Хесса, доволен ли он своей работой, интересовались его семьей. Вскоре Хесс был повышен в чине до унтерштурмфюрера (чин, соответствующий званию младшего лейтенанта в армии). Это был тип человека, который, по мнению Бормана, мог быть востребован для будущих целей Нового порядка.

Хесс продолжал получать поддержку и содействие по продвижению в СС. Кульминацией стало его назначение комендантом лагеря, целью которого было не «сосредоточивать» людей, а убивать их. Это будет в Польше, в Освенциме, больше известном под немецким названием Аушвиц.

…Генрих Гиммлер увидел в Мартине Бормане человека, который мог бы оказывать определенное влияние на будущий ход событий в третьем рейхе, и решил привлечь его на сторону набирающих силу войск СС, которыми он руководил. Борман избегал близких личных отношений, но поддерживал дружеские отношения с Гиммлером. Для Бормана рейхсфюрер СС был «дядей Генрихом», крестным отцом четвертого ребенка Бормана, Генриха Инго, родившегося 13 июня 1936 года. Гиммлер же, в своих письмах к Борману, обращался к нему не иначе, как «дорогой Мартин».

30 января 1937 года Гиммлер присвоил Борману звание группенфюрера СС (соответствует армейскому званию генерал-полковник). Борман принял звание, но если Гиммлер надеялся, что после этого Борман будет подчиняться рейхсфюреру СС, то он должен был готовиться к сюрпризу.

Все офицеры СС были членами нацистской партии. Но не все офицеры партии нацистов принадлежали СС. Здесь существовала граница, и Борман считал, что партия наци должна быть доминирующей организацией над другими. Партия, конечно же, была его особой вотчиной. Он воспринимал присвоенное ему звание группенфюрера СС как своего рода почетную степень. Гиммлеру же он дал ясно понять, что не собирается проходить в марше вместе с руководителями СС на партийном слете в Нюрнберге. Борману следовало находиться на трибуне рядом с Рудольфом Гессом и фюрером. И в самом деле, на ноябрьском слете 1937 года «дорогой Мартин» стоял на трибуне. Стоя на своем почетном месте, Борман сверху вниз глядел на проходившие в торжественном марше колонны эсэсовцев.

Борман занимался лишь внутренними делами партии наци. Он не играл существенной роли в перевооружении Германии, оккупации Рейнской области, аннексии Австрии, в Мюнхенском кризисе, вторжении в Чехословакию и в принятии важных решений, последовавших вслед за укреплением и ростом силы нацистов. Преобладающим в деятельности Бормана было формирование внутренней политики наци и передача ее в форме «указов заместителя фюрера» нацистским чиновникам. Один из таких указов, разосланный им за своей подписью из штаб-квартиры партии в Мюнхене, «Коричневого дома», 8 января 1937 года, представлял собой типичный экземпляр в его деятельности:

«Тема: Отказ в финансовой помощи и т. д. пациентам врачей-евреев, и т. д.



По моему поручению министр внутренних дел рейха и Пруссии издал следующий циркулярный указ, который я довожу до вашего сведения:

1) Финансовая помощь, включая платежи по счетам или выплаты пособий, больше не выплачиваются служащим гражданских учреждений за понесенные расходы в результате пользования услугами терапевтов, дантистов, фармацевтов, медицинского персонала еврейской национальности, госпиталей, санаториев, стационарного лечения, похоронных бюро, адвокатских контор и т. д., принадлежащих евреям. Исключения будут делаться лишь в исключительных отдельных случаях (например, когда угроза жизни сделает неизбежным обращение к врачу-еврею).

В связи с этим отмечаю, что переговоры относительно дальнейших условий уже проводятся».

Борман, подобно Сталину при жизни Ленина, занимался рутинной административной работой: укреплял контроль партийной организации, персонально занимаясь всеми личными делами; принимал решения о продвижениях, отставках и назначениях внутри партии. И также, как и Сталин при жизни Ленина, Борман оставался в тени. Он был неизвестен германской общественности и иностранной прессе.

Борман предпочитал работать за кулисами. Как-то он рассказал своей жене, что доктор Роберт Лей, глава Рабочего фронта Германии, хорошо знаком массам немецкого народа, «в то время как я намеренно избегал такого рода дурной славы». Что касается медалей, наград, званий и внешних атрибутов власти, Борман инструктировал свою жену, что «если когда-либо после моей смерти будет иметь место памятная церемония, то на ней ни при каких обстоятельствах не должно быть дешевой выставки подушечек с рядами медалей и тому подобного. Они дают ложное представление. Только простофиля, охотящийся за таким родом хлама, может иметь много подушечек, покрытых рядами медалей…»

Но если Борман и презирал символы власти, то он был глубоко заинтересован в ее наличии. Его шансы стать более, чем высокопоставленным бюрократом, в предвоенные годы казались маловероятными. Было просто немыслимо, чтобы он сумел лишить своего непосредственного начальника, заместителя фюрера Рудольфа Гесса, благосклонности Гитлера, обратив ее на себя.

Ни один нацист не знал Гитлера дольше и не был с ним в более близких дружеских отношениях, чем Гесс. Его отец, торговец из Германии, проживал и занимался оптовой торговлей в Египте. Там Рудольф Гесс и провел свои первые двенадцать лет жизни, до того как его отправили в школу в Германии. Во время первой мировой войны он добровольцем отправился на службу в армию и служил в одном и том же полку вместе с Гитлером на Западном фронте, хотя в то время они не знали друг друга. Пехотинец Гесс получил легочное ранение и был госпитализирован. Позднее его перевели пилотом в Имперский авиационный корпус. После войны Гесс изучал экономику в Мюнхенском университете, однако много времени проводил за распространением антиеврейских и антикоммунистических памфлетов. Впервые речь Гитлера он услыхал в 1920 году. Гесс был ошеломлен красноречием Гитлера и присоединился к партии нацистов под номером 16, став позднее близким другом и личным секретарем фюрера.

В ноябре 1921 года более сотни антинацистов попытались сорвать митинг Гитлера в одной мюнхенской пивной. Гесс был одним из пятидесяти нацистов, кто выбрасывал ворвавшихся в пивную через двери и окна на улицу. В этой драке он принял на себя удар пивной кружкой, нацеленный в Гитлера. В результате у Гесса на всю жизнь остался на голове шрам. Он также маршировал рядом с Гитлером во время пивного путча в 1923 году. После его провала Гесс сам сдался полиции и весь срок заключения провел вместе с Гитлером в тюрьме города Ландсберг. Здесь Гесс под диктовку записал большую часть текста для книги «Майн Кампф».