Страница 63 из 64
В следующие десять лет (1945–1955) Черчилля можно видеть в роли «хранителя нации», которую он прекрасно исполнял, не считая ее, однако, особенно интересной для себя. В 1946 году ему удалось, используя страх общества перед советскими амбициями, создать внешнеполитический консенсус с руководством лейбористской партии, целью которого было упрочение национального единства, учитывая угрозу, исходившую от советского империализма. 5 марта этого же года он выступает с речью в американском городе Фултоне, где в присутствии американского президента Трумэна впервые выдвигает идею «политики силы», основой которой должно стать замкнутое атлантическое партнерство англосаксонских государств. Уход США в новый изоляционализм и оставление ими Европы на произвол судьбы — теперь самая большая забота Черчилля. Возможно, он заигрывал тогда с идеей новой войны, поскольку США были единственной в мире державой, имевшей атомную бомбу; известно, что ему приписывались такие мысли и что ему никогда больше не удавалось получить в Англии единодушного одобрения своих внешнеполитических планов. То же самое можно сказать и о его планах, связанных с Европой. Несмотря на то, что европейские проблемы никогда не были ему особенно близки и он не занимался ими, если они не касались непосредственно Англии, он выступал за идею «европейского объединения» и «германо-французского примирения».
19 сентября 1946 года Черчилль в Цюрихе поддержал идею создания «Совета Европы» и привлечения «отдельных немецких государств» в содружество западноевропейских народов, вскоре он выступил также за перевооружение Западной Германии и ее неразрывную связь с Западом. Но как бы ни был велик его авторитет в глазах США и Западной Европы, где его личность связывалась с идеей «холодной войны», у себя на родине его популярность пошла на убыль; время, когда им восхищались, осталось позади. С большим трудом и только после второй попытки ему удалось в 1951 году потеснить лейбористов и организовать свой собственный кабинет. Ему удалось проводить прогрессивную и умеренную внутреннюю политику, чего не ожидали его политические противники. Однако внутренняя политика не была основной сферой его интересов. В области внешней политики, после того как Советский Союз стал обладателем атомной бомбы, его усилия все больше направляются на организацию конференции на высшем уровне, которая должна была определить направление действий государств, учитывая сложившийся статус-кво. Нужно отметить, что в новых послевоенных условиях существования Англии это намерение Черчилля не было осуществлено. Не имели успеха и его многократные поездки в США для установления с ними «особых отношений». Даже в вопросе о ядерном вооружении к мнению Англии не очень-то прислушивались. Англия больше не была тем партнером, который причислялся к совету сильнейших. Вопреки тому, о чем он мечтал, Европа и весь мир подчинялись не «англосаксонской мировой полицейской системе», а сверхдержавам.
После тяжелого сердечного приступа в 1941 году здоровье Черчилля значительно ухудшилось; восемь лет спустя у него был первый из шести апоплексических ударов. Ему было уже 80 лет, он все сильнее страдал от депрессий и явно терял душевные силы. 5 апреля 1955 года он под давлением молодого поколения консервативных политиков покинул свой последний государственный пост; это случилось спустя два года после вручения ему ордена Подвязки и Нобелевской премии в области литературы. В дополнение ко всем чествованиям и хвалебным речам, в которых явно не было недостатка, в 1963 году конгресс США избрал его — что было уникальным актом — Почетным гражданином США; но это был закат его жизни. Он находил утешение в знакомых стенах британского парламента, верность которому он хранил до тех пор, пока у него были физические силы. Может быть, в этих стенах, восстановленных после войны в своем прежнем виде, он находил скрытый символ того, что мировая Британская держава, перед которой Черчилль преклонялся, вышла из войны без внешних изменений? Нет, это была лишь декорация, призрак былой мощной державы. И когда «великий старик», «величайший англичанин этого столетия» закрыл глаза 24 января 1965 года, все это отошло в далекое прошлое.
УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ И ЕГО ВРЕМЯ:
ПОПЫТКА ИССЛЕДОВАНИЯ
Бывают моменты, когда я думаю, что все мы, выступающие за старую конституцию, есть не что иное, как волны социалистического прилива, и мы не знаем, куда он еще вынесет нас.
Об Уинстоне Черчилле — человеке, политике, государственном деятеле, стратеге и историке — написано бесконечно много и кажется невозможным добавить к этому что-то новое. Правы были все, кто писал о нем, как о выдающейся личности, что в духовном, умственном и физическом плане он жил в полную силу, что ему были свойственны энергия и гибкость, помогавшие преодолевать тяжелые удары судьбы и коварных врагов. Он был человеком неукротимой энергии и при всем своем блеске обладал большой душевностью. Его интеллект, как однажды выразился Ллойд Джордж, имел только один недостаток: ему не хватало мудрости и умения критически оценивать события. Отсюда и его способность к самоотдаче, и полнота участия, отсюда же и его юношеская подвижность, его ошибочные решения и политические неудачи, которые надолго наложили на него печать «блестящего неудачника». Если бы он умер в возрасте шестидесяти лет в 1934 году или отошел от политической жизни, он все равно имел бы свою маленькую нишу в английской истории как деятель романтически-пиратского толка, наделенный несколько причудливой гениальностью.
Гитлер и его война все изменили, дали этой яркой личности, искавшей свой путь, главный смысл; они перенесли эту жизнь из низов повседневной политики на такие высоты, где судьба одного человека сливается с силами, движущими мировую историю. Черчилль очень красочно писал о том, как оправдалась его собственная вера в судьбу, как он, «ведомый провидением», почувствовал в день 10 мая 1940 года свое призвание стать спасителем своего народа. «Он один, — писала его старая и верная подруга Виолетта Бонем-Картер, дочь Асквита, — собственными силами повернул ход истории, «на плечах своих он нес весь небосвод», спас свою страну и дело свободы». Это героическое описание с успехом могло бы принадлежать гагиографу, описывающему деяния святых. Очевидно поэтому его историческое «нет!», произнесенное в адрес грозившей Англии опасности, было воспринято как деяние, сравнимое с «подвигом Прометея», как высшее проявление поистине свободной суверенной личности.
Конечно, сам Черчилль хотел видеть себя человеком Возрождения, и ему прекрасно удавалось демонстрировать ни с чем не сравнимую жизнерадостную беспечность. Его внешний вид, стиль его жизни и работы были отмечены печатью неповторимой индивидуальности. Речь, очень обильно украшенная иностранной лексикой, была так же неподражаемо узнаваема, как и его полнота, соединявшая жизнерадостность и жажду удовольствий мистера Пиквика с упрямством и свирепостью британского бульдога. Без сомнения, Уинстон Черчилль был неповторимой личностью, иногда раздражавшей окружающих своим апломбом, беспечной и увлекающейся, и все это украшалось юмором и широтой натуры — качествами, которые почти никогда не отказывали ему. Он напоминал собою реликт, сохранившийся каким-то чудом со времени расцвета национальной истории. Таким он и сам воспринимал себя. Но Черчилль не был совершенно автономной личностью в такой же мере, как любой из его современников, как Гитлер, Сталин или Рузвельт. Он был, употребляя терминологию того времени, предназначен выполнить роль «анти-Гитлера». Он воспринимал эту войну как поединок между потомком герцога Мальборо и «олухом из водосточной канавы», Гитлером. В действительности в этой борьбе на сцену истории были вызваны другие силы. Эти силы назвал Феликс Франкфуртер, написавший: «Антисемитизм Гитлера есть самое открытое и самое непосредственное выражение не только антирационализма, но и одновременно вызов многообразию духовных течений — носителей цивилизации нашего века».