Шестой океан

— Благодарю, сэр, — смутившись, сказала девушка.

Он собрался уже идти, когда снова услышал ее голос:

— Красивое утро, не правда ли, сэр?

— Да, мисс.

— О! Вы, наверно, поэт. У вас такой взгляд, такой голос… — проговорила девушка, через плечо глядя на Вилли.

— Не совсем так, мисс. — Инженер довольно грубо произнес эти слова. Хоть и нравилась ему девушка, но он помнил предупреждение товарищей: не заводить близких знакомств на электроходе, все время быть настороже.

Он закурил и пошел на корму. Из-под винтов корабля выворачивалась с угрожающим ревом морская пучина. Да, это было отличное утро…

Людей на палубе прибывало. Откуда-то послышалась музыка. Вилли невольно обернулся, посмотрел на то место, где только что стояла девушка. Ее не было. Приближался час завтрака. Вилли почувствовал голод: почти сутки во рту ничего не было.

Зайдя в ресторан, он осмотрелся: все столики были заняты. У самого иллюминатора сидела незнакомка, просматривала меню.

Решительно подошел к ее столу.

— Разрешите, мисс? — спросил он, показывая на свободное кресло.

— Пожалуйста, — ответила девушка, потупившись.

Скоро подошел официант и принял заказ.

Незнакомка молчала, сосредоточенно разглядывая рисунок на вазе, стоявшей на столе. Рендол наблюдал за нею и все пытался догадаться, куда она едет, одна ли здесь.

Строгая, с выдержкой. А может, у нее какая-нибудь неприятность? Или от роду такая — стыдливая, замкнутая?

Рендола начинало разбирать любопытство. Чем дольше он на нее глядел, тем больше убеждался, что ему не выдержать надоевшего молчания.

Сначала он кашлянул, потом улыбнулся и спросил:

— Простите, далеко ли едете, мисс?

— Далеко. В Стокгольм.

— По важным делам?

— К тете. Давно уже собиралась. А в этом году решила — поеду! Любопытно все-таки побывать в Европе, посмотреть, как там живут люди…

— Об этом можно узнать из газет, — вставил осторожно Рендол.

— Ах, не говорите, — махнула она рукой. — Я знаю нашу прессу. Она не стоит и ломаного цента. Правды искать в ней, что ветра в поле. Наша пресса хорошо делает только одно — культивирует разбой, раздувает военную истерию…

— Тише, мисс, вас могут услышать, — предупредил Рендол.

— Вы правы, — согласилась собеседница и замолчала. Потом отодвинула в сторону вазу, чтобы лучше видеть Рендола, и спросила: — А вы, сэр, видимо, турист?

— Нет, обыкновенный путешественник, и тоже — в Стокгольм.

— По делам?

— А как же! Деловые люди, — важно сказал он, — так себе не разъезжают.

— О, вы, наверно, фабрикант! — И она повела рукой с браслетом.

— Можете считать — будущий! А пока занимаюсь поставкой из Европы урановых руд для Фрэнка Уэста, — соврал инженер. — Знаете такого?

— Как не знать, — улыбнулась девушка. — Я с его дочкой в университете занималась. Мистер Уэст милый человек и весьма, гостеприимный, — закончила она.

— Какой закончили факультет? — чтобы переменить тему разговора, спросил Рендол.

— Имею диплом врача, но работаю машинисткой.

— Да что вы? — удивился Рендол.

— Обычное явление, сэр. — Глаза ее загорелись веселыми огоньками. Она помолчала и добавила: — Теперь я наверняка знаю: вы настоящий бизнесмен. Вы ничего не видите в Штатах, не знаете их жизни. А жаль. — Она осуждающе покачала головой.

Официант принес завтрак и начал расставлять на столе разные закуски, бутылки с кока-кола и дорогим вином. Рендол заложил за воротник салфетку, налил вина.

— Вы согласитесь за компанию? — спросил он нерешительно.

— С удовольствием.

После завтрака они вместе гуляли по палубе, осмотрели оранжерею, бассейн для купания. Инженер посчитал за благо не называть своего настоящего имени. Девушку звали Айда Фолк. Когда Рендол собрался к себе, Айда спросила его:

— Вы в какой каюте?

— Недалеко от вас. В сто тринадцатой.

Так начался первый день пребывания Рендола на электроходе.

Глава двадцатая

Путешественники вошли в пассажирскую кабину. Глаза Олега забегали по сторонам. Вот чудо! Все вокруг блестит, сверкает. Особенно заинтересовала мальчика панель управления. На черном щите — ряды белых круглых окошечек, и там не то часы, не то манометры. И сколько их — не счесть! А рядом со щитом — белый квадратный экран. Это, понятно, телевизор. Как хорошо: они будут лететь и видеть все, что делается на Земле.

И стены тут какие-то странные — как зеркала, хоть смотрись в них. Всюду небольшие скобки и тесемки, даже на потолке и на полу. Они же мешают ходить!

Возле стен стоят кресла с высокими спинками. Олег видит, как отец садится в одно из них и словно примеривается, удобно ли. Потом встает, нажимает на кнопку. И вот чудо — уже не кресло, а диван стоит перед ним!

— Устал? Отдохнуть хочешь? — удивился Олег.

Отец как-то загадочно улыбнулся, подошел к сыну.

— Давай сначала тебя устроим…

— А я буду сидеть, — запротестовал мальчик, увидев, что отец и из его кресла хочет сделать диван.

— Сидеть нельзя, Олег. Тебя придавит, — объяснил Денисов, бросив на мальчика сочувственный взгляд.

Олег только пожал плечами.

— Что придавит? Не понимаю…

— Ускорение, — сказал Виктор Сергеевич. — Слыхал про такую штуку? С ним шутить, брат, нельзя. Ты ведь ездил в машинах, знаешь: когда она трогается с места, человека отбрасывает назад. Так и тут. Только с той разницей, что тут сила ускорения прижимает к дивану значительно сильнее и надолго. Тебе не будет хватать воздуха, будто задыхаться начнешь. И понятно: под воздействием ускорения замедляется работа сердца. Если же лечь на диван, перегрузка от ускорения распределится равномерно по всему телу. Значит, будет менее вредной. Понятно?

— Ага, — ответил Олег, покорно ложась на свой диван. Рядом — только протянуть руку — круглое окошечко иллюминатора. И все-все видно: широкое поле космодрома, ряды легковых автомашин, толпа людей. Все смотрят на ракету в молчаливом ожидании. Значит, скоро старт.

Сердце мальчика приятно щемит, глаза горят лихорадочным огнем нетерпения. А что если и впрямь его сильно прижмет к дивану? Он, конечно, может закричать… Нет-нет, нельзя позорить себя, отца, друзей, которые где-то ждут и тоже не могут дождаться старта.

Надо только крепко сжать зубы. Это, говорят, помогает собрать волю… Как долго тянется время! Но что это? Что-то загудело, глухо зашипело. А ракета стоит не взлетает…

— Ну вот, заработали насосы. Уже скоро, — сказал Виктор Сергеевич, посматривая на ручные часы.

Олег понял: насосы подают к двигателям топливо. Теперь достаточно одной искорки — и они вмиг оторвутся от Земли. Но ракета стоит недвижная, немая.

И вот блеснул красный огонек. Олег от неожиданности даже закрыл глаза. Только бы не забыть — сжать зубы…

Вдруг рядом слышится спокойный голос:

— Что с тобой, Олег? Ты на себя не похож…

— Огонек красный, — отвечает мальчик и кивает в сторону головой. — Мы уже летим?

— Да нет, — успокаивает отец. — Загорелась красная лампочка. Это знак для штурмана — приготовиться…

Олег хотел подняться, посмотреть, но вдруг шлепнулся на диван. Хорошо еще, что диван был из эластичной резины и покорно прогнулся под ним.

А тем временем началось что-то невообразимое: один за другим гремели взрывы, потом они переросли в дикий звон. Олег дохнул полной грудью и понял, что сделал это напрасно: воздух застрял в горле комом.

А сердце? Что с ним? Все так необычно, что мурашки бегут по спине. И руки становятся тяжелыми, будто свинцом наливаются.

Они летят? Конечно! И не так, что дух захватывает, а быстрее, в сотни раз быстрее! В нервном ознобе дрожит корабль. Как тяжело и мучительно. Вот-вот, кажется, внутри что-то лопнет. Но нельзя обращать на это внимания, нельзя! Надо пересилить себя, выдержать!

И мускулы невольно натягиваются, пружинят, сжимают все тело в комок. Сколько прошло времени — десять минут, час? Да нет — считанные секунды.