Лёшка-"студент"

Наказывать «помогающих» администрация не могла, да и не хотела, тогда где им взять других?.. Ведь эти могут отказаться!.. Да и делали-то они как раз то, чем должна заниматься сама администрация… Пусть и с превышением полномочий…

В общем, однажды Лешка организовал бунт в зоне против «дружин порядка».

За ночь, пока внутри колонии не оставалось ни одного человека в погонах, переловили почти всех, согласившихся «наводить порядок» среди заключенных. И только красноречие Лешки и Бог спасли пойманных от смерти. А он толкал речь в защиту «козлов» не потому, что сочувствовал им, а потому, что знал — убьют кого-то из предателей, ему первому грозит большой срок и смена режима содержания на еще более строгий…

Администрация, если не пресекла такой бунт в зародыше, естественно, тоже страдала от своего начальства, а вот если трупов не было… Тогда ничего! Подумаешь, мелочь, зэки друг другу пару-тройку десятков предплечий сломали… Пустяк! Вот если бы они, сволочи, в конторе колонии портреты Ленина с Дзержинским разорвали!..

Лешка отогнал воспоминания и подумал о сыне. Ему остро захотелось увидеть его.

— Малыш! — позвал он мысленно. — Костик мой, отзовись!..

Ковалев попытался представить себе, что сейчас чувствует его сын. Лешку потянуло в сон, и он сразу успокоился, когда понял, что мальчик спит. Как спит, это вопрос второй, главное — что пока он спокоен, а значит, какое-то время и Лешка может не волноваться за его психику.

Ковалев очень боялся за Костю и в первую очередь потому, что знал, насколько тот впечатлителен. Малыш уже перенес сильнейший стресс, когда перед Лешкиным побегом из тюрьмы оказался над районом начинающегося тайфуна, потом перенес еще более сильное потрясение, когда пролетал над островом в Северном море, где охотники дубинами убивали сотни морских котиков… Сын Ковалева видел самое ужасное, он чувствовал, как рядом убивают его папу, и все это ребенок перенес в детстве!.. А сейчас?..

Лешка понимал, что восприятие его сына во много раз сильнее, чем его собственное, как будто Костю Бог наградил другими органами чувств, нежели Лешку. Каким образом мальчик мог разговаривать с животными? Этого не знал никто. Тем более никто не мог даже предположить, какими органами он не только передает животным свою мысль или желание, но еще и чувствует, чего они от него хотят! Ведь язык, способ общения собак и кошек, совершенно разный! А Костя понимал их одинаково хорошо. И мог убедить подружиться… Помирить, если ссорились…

— Алексей, проснись!

Лешка поднял голову. Рядом стоял Каверзнев.

— Сколько я проспал? — спросил Лешка.

— Часа два с половиной, — ответил полковник.

Ковалев сел и потер лицо руками.

— Здесь рядом ванная, — полковник показал неприметную дверь. — Умойся.

Лешка побрызгал на лицо водой, насухо вытерся и вышел в кабинет.

За длинным столом, предназначенным для совещаний, сидели Чухрай, Кириллов, генерал и командир «Каскада», высокий моложавый полковник с внушительной орденской планкой на левой стороне груди.

— Мы решили дать вам отдохнуть… — с улыбкой сказал Чухрай. — Подумали, что вас надо держать в форме. Вы сейчас наше самое главное оружие, и жаль, что уже не секретное…

Кириллов раскрыл папку. Руки его больше не дрожали.

— Из полученной и проанализированной нами информации следует, что во главе заговора стоит начальник Главного разведывательного управления Генерального Штаба Павленков. Совершенно точно установлено, что приказ министра обороны о передаче пяти опытных бомб со склада в Серпухове был изготовлен на оборудовании ГРУ. Бомбы вывезены группой, которой командовал генерал Макасов. Макасов час назад потребовал немедленного приезда в тюрьму, где он содержится под арестом, следователя, которому заявил, что его сторонники взорвут бомбы в Москве, в Вашингтоне и еще в одной столице европейского государства, название которой ему неизвестно…

— Так надо узнать! — сказал Ковалев. — Давайте я съезжу!

— Узнали, — успокоил его Каверзнев. — Он действительно не знает… — и, видя недоумевающий взгляд Ковалева, добавил: — Ты что думаешь, у нас нет средств, чтобы разговорить кого надо?! Его и сейчас допрашивают, но он, кроме Старцева, который действовал по указаниям Павленкова, никого не знает, хотя намекнул на участие в заговоре Галкина.

Кириллов зачитал, глядя в папку:

— Павленков Юрий Егорович, родился в 1935 году, родители работали в министерстве иностранных дел, брат — заместитель министра вооружений последнего правительства СССР, сейчас коммерсант, второй брат — командующий Северо-Западным округом…

— Лихо!.. — не сдержал своих эмоций генерал. — Эти наворотят!..

— Закончил Институт международных отношений, — продолжал Кириллов. — Работал в агентстве печати «Новости», газете «Известия», пресс-атташе посольства в Америке, после защиты диссертации перешел на научную работу. Доктор исторических наук, академик. При Горбачеве назначен начальником внешней разведки. Два месяца назад его ведомство было реорганизовано, при этом из подчинения Павленкова были изъяты три управления, одно из которых специализировалось на террористической деятельности. Также изъято управление, ведавшее агентурой в странах Ближнего Востока. Владеет тремя европейскими языками. Женат. Трое детей. Семья сейчас находится в Берлине, — Кириллов закрыл папку. — Но в Берлине их уже нет… — с сожалением сказал он. — Выехали в неизвестном направлении… Здесь, в Москве, остался сын от первого брака, но они несколько лет в ссоре. Похоже, что он хорошо подготовился…

— Неплохо! — с нескрываемой злостью сказал генерал. — Говорил я президенту, надо убрать всех, кого поднял Горбачев, не послушал, теперь расхлебывай!..

— Алексей, ты ведь можешь воздействовать на людей на расстоянии, — сказал Каверзнев. — Попробуй!

— Могу, — ответил Ковалев. — Но не на всех! Понимаете, для того, чтобы заставить что-то сделать, мне надо хорошо представлять человека, еще лучше, если я с ним знаком. Или прямой контакт…

— Так вот адрес! — Кириллов помахал папкой. — Читай, представляй!

— Давайте попробую.

Ковалев взял листок, поверх которого была прикреплена фотография, всмотрелся. На него глядело умное волевое лицо. Лешка запомнил лицо Павленкова и закрыл глаза. В кабинете повисла напряженная тишина.

Лешка думал о том, как, каким образом может мыслить этот человек, пытался нащупать хоть какую-то мелочь, за которую можно зацепиться, поймать далекую мысль Павленкова и, поймав, заставить его думать, как хотелось ему, Лешке… Он, как мог, напрягал свою волю, свою память, мозг, он заставлял кровь огромными порциями нести кислород к мозгу, чтобы дать энергию клеткам, передающим информацию на расстояние, но перед его взором стояла пелена. Он ничего не видел и ничего не чувствовал…

— Нет… — наконец сказал Ковалев и открыл глаза. — Не могу…

— Почему? — спросил генерал. — Ведь раньше могли?

— Мог. Конечно, мог! — раздраженно ответил Ковалев. — Если мой контактер не пьян, не принял наркотики, наконец, если он не обучен методам противодействия гипнозу, а если обучен, то сидит напротив меня, и я могу взять его за руку, пощупать пульс, наконец, я могу взглянуть в его глаза и понять, дошло ли мое воздействие!.. А здесь… — он в отчаянии махнул рукой. — Мне надо быть там, рядом.

— Все дороги вокруг ГРУ уже перекрыты, — сказал генерал. — Они тоже подготовились. Охрана ГРУ заняла позиции, предусмотренные инструкцией на случай внешней угрозы, на случай штурма… Они готовы отбиваться.

— Нам удалось связаться с одним знакомым, — сказал Чухрай. — Он утверждает, что Павленков с сильной охраной находится в бункере под главным зданием. Он якобы ведет усиленные переговоры с командующими военных округов и начальниками разведуправлений. Я переговорил с президентом, он считает, что необходимо немедленно приступить к штурму ГРУ, даже если это потребует применения артиллерии.

— Нельзя! — быстро сказал Ковалев. — Мне надо ехать туда, а вам… — он посмотрел на генерала, — обеспечить мою доставку ко входу в бункер! А еще лучше — в кабинет Павленкова.