Страница 3 из 82
— Где он работал?
— Точил пилы, топоры…
— И ему такую работу доверяли? Он что, хорошо работал?
— Понимаете, на такие должности мы подбираем в первую очередь тех, кто более-менее авторитетен, так как в таком месте удобно собираться для игры карточной или еще для чего… А если там такой, как Ковалев, то ничего этого не будет — он не допустит…
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Иванов.
Вошел коренастый парень, одетый чисто и немного щеголевато. Черная роба с биркой на груди сидела на нем как влитая. Сапоги, хотя и обычные, кирзовые, но на высоком каблуке и начищены до блеска. Он окинул всех настороженным взглядом и, неторопливо снимая кепи с головы, медленно, с достоинством, выговорил:
— Осужденный Кураков прибыл.
— Садитесь, — Каверзнев показал на стул.
Иванов достал из сейфа вторую папку и положил на стол.
— Если я понадоблюсь, нажмите на кнопку, дежурный меня вызовет, — сказал он и вышел из кабинета.
Каверзнев раскрыл папку. В ней лежали такие же постановления, как и в первой. Каверзнев небрежно пролистал и, не досмотрев до конца, закрыл папку. Кураков попытался через руку прочесть содержимое.
— Интересно читать? — неожиданно спросил он.
— Нет, — честно ответил Каверзнев. — Неправильное ношение головного убора, грубость контролеру, драка… А за что вы сидите?
— А что, там не написано? — с улыбкой спросил Кураков.
— Мало… Здесь в основном ваши грехи в зоне.
— Как обычно говорят, за халатность… Каждый раз, когда беру, что-то остается. Надо все брать, а я, дурак… Ничего, вот освобожусь, умнее буду!
— А скоро?.
— Освобожусь?.. Скоро! Через восемь лет и сто пятьдесят два дня.
— Скоро, — согласился Каверзнев. — А не поседеешь?
— Нет, у меня волос легкий. Да и немного седины не мешает, больше бабы любить будут!
— Ну ладно, немного пошутили и хватит. Судя по твоим статьям, ты почти профессионал…
Кураков улыбнулся.
— Да нет, какой из меня профессионал… Так, шавка мелкая. Это в Америке спецы, а у нас…
— Ну, хватит паясничать! — не выдержал Петров. Ему, профессионалу, не понравился свободный тон Куракова. — С тобой серьезные люди разговаривают!
— А кто вы, серьезные люди?
Улыбка Куракова сразу пропала, и на Каверзнева смотрели умные пытливые глаза.
— Мы из уголовного розыска города Свердловска.
— Да, рассказывайте… — Кураков ехидно улыбнулся. — Стали бы из-за вас поднимать шнырей ночью и драить полы с мылом… Так что, мне еще что-то шьют? — он насторожился.
— Нет. Ты Ковалева знаешь?
— Знаю, конечно.
— Ну и что ты о нем можешь сказать?
— Вы, наверное, меня перепутали с кем-то. Это надо спрашивать у работников капитана Иванова. У него их много…
Видно было, что Петрову до глубины души не нравится тон и поведение Куракова, но он не вмешивался.
— Я ведь не спрашиваю о прошлых делах Ковалева, меня интересует он сам.
— А что именно?
— Какой он? Как ты? Тоже грабитель с большой дороги? Кроме водки и ресторанных шлюх ничего не знает?
— Ошибаешься, начальник. Лешка знает много, может, не меньше, чем ты… — Каверзнев его расшевелил, и Кураков обиделся.
— Лешке не здесь надо было быть, а где-нибудь в институте. Он случайный элемент…
— Нет, я все пытаюсь разобраться и никак не могу. Можно понять, когда первый раз попадают, — компания, водка, но когда во второй, в третий — тогда тоже случайно?
— Но не Лешка. Он создан для другой жизни.
— А ты?
— А вот я, пожалуй, как раз для этой, — Кураков с превосходством взглянул на Каверзнева.
— Вот как? Так ты не «вор в законе» случайно, как вы себя называете?
— Да нет… До вора я не дотягиваю. Но я и не изображаю из себя невинную жертву. Сижу я здесь за дело и знаю, что если попадаюсь, меня не пожалеют, но и я не жалею. И если у меня будет возможность украсть, то я украду…
— А Ковалев не такой?
— Нет, не такой. В морду еще может дать при случае, но сюда попал случайно.
— Это как? Что, он не совершал преступления?
— А вы спросите у него.
Кураков смотрел на Каверзнева ехидно.
— А ты язва, — Каверзнев по-доброму улыбнулся.
Для Куракова эта улыбка была настолько неожиданна, что он смутился.
— Спросим и у него… Но ты мне скажи, вот ты освободишься и будешь снова грабить, воровать? Сколько дней ты был на свободе между сроками?
Вопрос Куракову не понравился.
— До конца срока еще дожить надо, — пробурчал он.
— А можно не дожить? Здоровье не позволяет? Так здесь больных лечат…
— Характер.
— Это когда голова заднице покоя не дает?
— Козлоти много… А у меня к ним с детства аллергия. Мне после нашего разговора собираться в «бур»?
— Почему?
— Как почему? Ведь просвещать вас на любую тему, — слово «любую» Кураков выделил, — я не буду. Сказать мне вам нечего, а у Иванова на меня материала хватит…
— Да ты нам и так все сказал. Все, что надо.
— Ничего я вам не сказал! — Кураков смотрел на Каверзнева и усиленно вспоминал, что он такое выложил.
— Ну вот, видишь, как ты лобик наморщил… — весело сказал Каверзнев. — Сомневаешься?
— Ничего я не сомневаюсь…
— А Ковалев лучше тебя думал? Кого он не любил?
— Вас… Ментов! Иванова, да и тот его…
— За что? За то, что мы вас сажаем?
— За методы. За все.
Кураков, видимо, решил, что ничего он не выболтал, и говорил спокойно.
— А Иванов Ковалева за что не любил?
— А вы спросите, — Кураков опять ехидно прищурился.
— Ты же понимаешь, что он не скажет…
— Потому что Иванов — дурак, и знает это! А Лешка не пропускал момента напомнить…
— Как это?
— Нет уж, выясняйте сами. Мне ментовское время не жалко. И не надо из меня дурочку делать… Зовите Иванова, он мне со всей душой суточки выпишет!
— Надо бы, но живи. А то скажешь потом, что мы сюда за тысячу километров приехали для того, чтобы тебя в карцер посадить. Иди, свободен. Конечно, в пределах зоны.
Кураков вышел.
Каверзнев встал, с удовольствием потянулся.
— Вот что, Володя, надо нам разделиться. Ты попроси Иванова, пусть он тебе другой кабинет выделит, и начинай беседы с недругами Ковалева. Иванов тебе подберет. Выясняй привычки, увлечения. Ну и, конечно, все, что связано с прошлой жизнью. Интересная личность вырисовывается…
Следующим вошел высокий парень со свернутым носом.
— А вы кто?
— Осужденный Матеш.
— Значит, вызывал. Боксер, что ли? Садись.
Парень потрогал свой нос. Сел.
— Баловался в молодости…
— А сейчас уже стар?
Матеш усмехнулся.
— Нет спарринг-партнеров.
— Фамилия у тебя интересная, латыш?
— Нет, поляк. Отец — поляк, мать — латышка.
— Срок большой?
— Двенадцать лет…
— Тут вот только что был один, так он не уверен, что досидит. Ты тоже?
— Бес? — Матеш засмеялся. — Он может и не досидеть…
— Почему?
— Да нервный очень, замочат где-нибудь…
— А часто мочат?
— Здесь не часто… Раньше часто…
— А что делите?
— Все. Зону, власть… Долго объяснять, да и не смогу я…
— А Ковалев бы смог?
— Он? Да!.. Тот все, что хочешь, объяснит… Одно слово — Студент!
— Так уж и все?
— Все! Он однажды ради развлечения доказывал нам, что кошка и собака — родственники!
— Это как?
— Да я не смогу так… Он говорил: «У собаки есть хвост? У кошки — тоже. Два уха, два глаза, когти и так далее…»
Каверзнев припомнил, что о таком доказательстве он читал чуть ли не в учебнике по вычислительной технике…
— А почему «Студент»? Он что, в самом деле учился?
— Не знаю, но кликуха за ним с прошлой зоны пришла. Да он и читает постоянно, может, за это.
— А Кураков почему «Бес»?
— Он — бес и есть. Раньше его чертом звали, а Лешка перекрестил его. Черт, говорит, маленький, а бес большой…