Юрий II Всеволодович

-  А я в погостах всех лошадей забрал для своих ратников, - признался Юрий Всеволодович. Думал, лекарь закричит на него, запричитает, упреками осыплет, но тот неожиданно сказал:

-  Ну и правильно. Так уж положено, кто сам не воюет, лошадь должон поставить, а сам немедля с домочадцами бечь подале в леса для сохранения. - И прибавил лукаво: - А также для умножения числа новых воинов.

Юрий Всеволодович хмыкнул, поняв, на что намекает лекарь. Что за создание - человек? Даже в такое время от шутки скоромной не удерживается.

-  Чай, сейчас пост, не до сласти плотской.

-  Понаделать новых воинов - не сласть и не утеха греховная, а доблесть и необходимость, - наставительно заметил лекарь.

Тут они оба хмыкнули, блеснув слегка по-мужски глазами.

-  Это, конечно, оправдание весомое, - согласился князь.

-  А то! Сказано ведь, плодитесь и размножайтесь. Вот и оправдание. Некие мыслят, тело - грех, плотью бес правит. Но тело - обиталище души и сотворено по образу Во- жию в подобии. Посему о нем надлежит заботиться, в чистоте и здравии содержать.

-  Но довольно! Ты меня слишком далеко уводишь словесами своими. Где битва сейчас, спрашиваю!

-  Битва? Битва откатилась.

-  Куда она откатилась?

-  Вдаль, - мнимо простодушно отвечал лекарь, не желая волновать великого князя в таком положении.

-  А что, и мои люди по лесам разбежались? - спросил он уже с угрозой в голосе.

-  Многие... - замялся лекарь. - Да нет, не очень многие. Но некоторые ускакали. Это да.

-  Что значит, многие-немногие? Не верти слова - говори прямо.

-  Кто жив остался, тот ускакал.

-  Выходит, немногие живы остались, так? И никого здесь больше нет?

Лекарь молча отвернулся и начал укладывать в свою сумку горшочки, корчажки, а в другую переметную суму - мешочки с кореньями и порошками, пучки засушенных трав.

Юрий Всеволодович нашел в себе силы встать. Пошатываясь, огляделся.

На опушке в стороне от горящего бора он увидел всадников. Это были его мечники. Он узнал их - всего семеро...

-  Ты сказал, кто живы остались, сбежали?

-  Эти только что подошли. Тебя, знать, ищут.

-  А те, кто были со мной?

-  Эти полегли.

Лекарь продолжал копаться в своих снадобьях, как-то странно расплываясь перед глазами Юрия Всеволодовича. Это его раздражило:

-  Да ты, молчун, я гляжу, еще и таинник? Скрывать от меня задумал что-то? Отвечай, когда князь велит! Брат мой Святослав где?

Лекарь перестал двоиться, вытаращился, испуганный окриком:

-  Вместе с сыном Митрием и Глебом Рязанским туды вон потекли на конях. И еще девять дружинников с ними. Прорвались сквозь пеших татар, которы без коней остались, и - к реке. По льду пошли к Мологе. Оттоль, должно быть, на Шексну, потому как на Волгу идти страшно, там небось сплошь татары... Жизни себе сохранить хотели.

Что Святослав с Дмитрием покинули поле боя, не удивило Юрия Всеволодовича и даже не разгневало. Этого надо было ожидать: исполнили то, что замыслили, о чем сговорились, к чему и великого князя призывали. Пошли они, конечно, на Белоозеро. Желание выжить оказалось сильнее совести и чести. Ну, нетрог живут, если смогут, предательством себя запятнавши.

-  Говоришь, и Глеб Рязанский с ними? - вышел из задумчивости Юрий Всеволодович.

-  Ой, с ним грех и смех, несчастье пуще смерти. Подбежал ко мне: помоги, кричит, у меня в сапоге тепло, знать, крови сапог полный. Я глянул - нет ничего, никакой крови. Ты, говорю, князь, обосцался, вот и тепло там у тебя. А он захохотал и на сосну полез, оттудова зегзицей закуку- кал. Дружинники по знаку Святослава Всеволодовича сдернули его, завалили на лошадь кулем и увезли с собою.

Лекарь заколебался, боясь взглянуть в лицо великому князю. Тот заметил его нерешительность.

-  Ну, говори уж до конца.

Лекарь поднял глаза:

-  Не смею.

-  Что так? Давно ли родным меня называл, а теперь оробел?

Лекарь стоял на коленях возле своих сумок, так на коленях и остался:

-  Молю тебя, княже, только не гневайся, я тебе давно служу, везде с тобой побывал, все повидал и впредь постараюсь для ратников наших, сколь умения хватит, но сейчас молю с любовию и преданностью: уходи. Уходи ради всех нас, уходи вослед за братом, князем Святославом. Затаись, собери новое войско, тогда возвращайся. А мы пождем, мщение наше лелея. Никто тебя не осудит. Ты у нас одна надежа. Пропадешь ты - и мы все пропадем. Никому, больше чем тебе, не верят ратники. Без головы тело - ничто.

-.Казалось, тени и молнии бегали по бледному лицу князя.

-  Я предателем николи не бывал, - тихо сказал он наконец. - Братья мои не Святослав-трус и не Ярослав-об- манщик. Братья мои - соратники живые и мертвые. Их оплачу, а с уцелевшими новый бой приму до конца.

-  Княже, слова твои высокие и справедливые. Но внемли все-таки моему худому разумению. Сохрани себя - сохранишь землю Русскую. Кто на твое место заступит? Прости дерзость мою. Тот, кто сейчас ноги со своим сыном уносит, или тот, кто отсиживается за стенами крепкими в Новгороде Великом? Покинь нас на время, чтоб не оставить нас навсегда для новых бед и страстей. Сам ведь знаешь, что все тебе так же сказали бы, как и Я: и Якум твой бесстрашный, и сыновья твои, и братаничи тебя оправдают. Иной раз отвага не в том, чтобы биться до погибели, а в том, чтобы скрыться. Все вернешь потом: й города свои, и славу. Заклинаю тебя!

-  Мне такая отвага, как у Святослава с его Митькой, не нужна, - холодно усмехнулся Юрий Всеволодович.

Лекарь встал с колен.

-  Эх, князь, - сказал с упреком. - Ты хочешь удаль свою показать, а надо бы разум дальновиден.

-  Брысь отсюдова! - сказал Юрий Всеволодович своему спасителю. - Липица меня на всю жизнь выучила. Я после той битвы ни с какого поля не бегал. Нашелся советник! Заклинатель! Как я людям в глаза буду смотреть здесь и на том свете?

-  Здесь некому будет смотреть! - вдруг одерзел лекарь. Всем будешь смотреть на том свете и расскажешь, зачем так рано их туда отправил.

Неизвестно, что сделал бы дальше Юрий Всеволодович с таким настырником, но тут раздалось нежное и жалобное, прощальное ржанье.

Оба обернулись.

В двух саженях от них бился в корчах Ветер. Он тяжело всхрапывал, пытаясь подтянуть под живот ноги, чтобы подняться, но силы, похоже, вовсе оставили его.

-  Вот, государь, он выполнил волю твою, тебя вынес, а сам себя сгубил. Но посмотри, для тебя другой конь готов.

В самом деле, в кустах стояла осбруенная и оседланная лошадь.

Лекарь призывно посвистел.

Конь понял его. Тряхнул гривой и начал пробираться через кустарник.

Выбравшись, остановился, словно раздумывая, а когда лекарь опять позвал его, пошел неторопливым спокойным шагом, только стремена по бокам раскачивались. На пути его лежал большой намет снега над согнувшимся под его тяжестью кустарником. На такой намет даже волк поостережется ступить, а конь ухнет сразу по брюхо, запутается ногами в переплетении ветвей. Но этот конь остановился перед сугробом, мотнул головой и пошел в обход.

-  Глянь-ка ты, наш! Татарский бы врюхался. И кого же он на себе носил, такой ученый? Кого потерял? Седло-то, кажись, наше?

Седло было русское - очень высокое и с коротко подвязанными стременами. По финифти и кузне, украшавшим луку, Юрий Всеволодович понял, что принадлежит конь главному воеводе.

-  А где же сам Жирослав Михайлович? - вырвалось у великого князя.

Лекарь скорбно промолчал. Иль не ясно - где? На том свете.

-  Что же... Тогда прости, Жира. - Юрий Всеволодович забирался в седло медленно, не смог сразу поймать носком сапога левое стремя. Наконец грузно взвалился на лошадиный хребет.

-  Не оклемался ты еще, княже, для долгой скачи, - сказал лекарь.

-  Да ну, из-за какого-то протыка на руке? — Сейчас, как никогда, хотелось чувствовать себя молодцеватым, забыть о тяжести лет и телесных уязвлениях.

-  Не токмо на руке, - возразил вредный лекарь, - погляди на шелом свой. Ha-ко, погляди, погляди! Видишь, вмятина? Теперь темечко свое пощупай. Ага? Хорош прибыток? Тебе лежать надобно с неделю, не мене. Государь, сделай, как я тебе говорил, а?