Юрий II Всеволодович

-  К теплу! - говорили вой.

-  Знаменщикам развернуть знамена! - раздалось приказание полкам.

Утреннее солнце слепило зрение. Игольчатым строем ! воздвиглись пики, и тени их отразились на снегу. Другая, живая тень от дыхания множества людей и коней бежала по голубым сугробам.

Великий князь сощурил глаза:

-  Твердость, выносливость, суровость - вы этим обладаете, - сказал он. - Отдайте же все это лучшее на последний подвиг ратной жизни. Укрепитесь храбростию и мужеством во имя отечества. С нами Бог и Пресвятая Богородица!

Вместе со служилыми воинами в строю находились городские и сельские ополченцы, которых наскоро научили уже здесь, в стане, стрелять из луков, рубить мечами прибрежный тальник, метать сулицы. Однако вид ополченцы имели прискорбный. Одеты по-разному, смотря по достатку: одни в заплатанных полушубках, другие в медвежьих или волчьих шкурах, но у всех одинаковое вооружение - рогатины, топоры, пики из суковатых жердей и луки, согнутые во время стояния и ожидания врага.

-  Не на всех мечей хватило, - оправдывал вчерашних лыкодеров, бортников, смолокуров, земледельцев Жирослав. - А кому достался меч, тот не знает, что делать с ним до рати: то ли из рук не выпускать, то ли на плече носить. Лучше уж пусть с привычными рогатинами и лесными топорами воюют.

Юрий Всеволодович ничего на это не сказал. Да и что скажешь! Люди добровольно пришли к нему защищать свою родную землю и будут делать это, как умеют. А чтобы не оказались они при встрече с врагом уж очень беспомощными, прикрепили к ним опытных, бывалых ратников - лучников и копейщиков.

Бой начинают лучники - застрельный полк, а потом сражаются копейщики и мечники.

-  Взять ножи засапожные, — наставлял ополченцев боярин Жидислав. - Бить сначала коня в шею али в глаз, потом татарина упавшего в спину, в подкрыльца. Это когда в рукопашную пойдем.

Конную дружину Василько отвел в засаду, а впереди ощетинилась копьями тысячная пешая рать. Все загодя надежно окопались, у каждого - красный щит, заостренный книзу, чтобы легче устанавливать его на земле или на снегу, все, как один, в металлических шлемах, в кольчатой или пластинчатой броне.

Проезжая вдоль строя, Юрий Всеволодович с облегчением ртметил спокойствие и уверенность на обращенных к нему лицах ростовских воинов. Василько уже воздвиг на высоком шесте свой полковой стяг. Покачивались на ветру и стяги его братьев: на одном - лук к земле рогами, на другом - лук стоймя.

-  Кня-азь? - позвал вкрадчивый голос.

Юрий Всеволодович оглянулся. Перед ним, покачиваясь, стоял полупьяный еще с ночи Бий-Кем.

-  Я тебе не все сказал. Не хотел огорчать щедрого уру- са. Мы за февраль попленили четырнадцать городов. Запоминай! - Широкая улыбка раздвинула опачканный засохлой блевотиной рот толмача. - Четырнадцать городов, кроме слобод и погостов: Ростов, Ярославль, Переяславль, Юрьев, Дмитров, Волок, Тверь, Торжок, Городец на Волге и Галич близ Костромы...

Юрий Всеволодович выхватил меч и яростным замахом снес смеющуюся всклокоченную голову в смоляных волосах.

Все близстоящие охнули общим радостно-злым стоном. Впервые на их глазах убили татарина. Вот он дымящийся, изливающийся кровью обрубок.

Начали?

Лучники взяли луки и наложили стрелы.

Конники двинулись втай, однако быстро разогнались, перескочили снежную загороду и вырвались на ровное место уже на рысях, ощетинившись копьями.

Татары стояли вдалеке плотно сбитыми кучами. Косматые лошадки поматывали головами, встряхивали гривами.

Беззвучным настилом, как по воздуху, летели русские отряды. Уже различимы сделались остроконечные шапки неподвижных врагов.

На ровном дыхании несли кони русских ратников.

Запрыгали на месте, вскидывая задами, коротконогие монгольские коняшки.

И вдруг разрезал утро дикий гортанный крик:

-  И-и-и-а, ур-ур-ур...

И пошла, потлела тьмущая тьма навстречу.

Каждый из русских уже выбирал, намечал свою жертву, напрягая в руке копье, целил острие в узкий глаз, в разодранный воплем рот.

Лучники выпустили тучи поющих, повизгивающих стрел...

Глава восьмая

Битва

- Словно бы новый лес вырос там, куда ускакали потрепанные лучниками татары: длинная, так что и глазом ее враз не охватишь, черная волна катилась на Сить. Сколько же их? Тумен? Два? Три?

-  Никак не меньше двадцати тысяч, - проронил Якум так, словно не в первый раз довелось ему видеть такое число конников, собранных в один строй.

Спокойствие его никого не обмануло. Ворохнулись в своих укрытиях лучники, закачались над головами копейщиков хищно поблескивающие на солнце отточенные железные наконечники, заколыхались стяги. Юрию Всеволодовичу показалось, что пешее воинство его готово дрогнуть и пуститься в бега.

-  Ты скажи, валом валят! - дрожащим голосом пожаловался Губорван.

-  Ниче... Они не знают про наши засеки, - сказал мраморщик.

-  Да, да, засеки! - воскликнул обрадованно Губорван, и слово это спасительное покатилось по рядам.

Засеками, на которые ратники так надеялись, были скрытые под снегом бревна, елки, пни с сухими корнями, наваленные в беспорядке и непроходимые для конницы. Тянулись засеки не сплошной полосой, но прерывались там, где были болотистые подлески, по которым пройти можно лишь потайными тропками, а ступи рядом - уйдешь по уши в болотную пучину, не замерзающую и в январе.

-  Счас, счас!

-  Гляди, гляди, подходят...

Цепь всадников, не снижая скачи, вдруг разорвалась в нескольких местах. Наиболее ярые кони выскочили далеко вперед, и ни один всадник не упал, ни одна лошадь не споткнулась. Ликование защитников сменилось унынием и недоумением.

-  Как же это?

-  Неужели загодя проведали?

-  Пусть проведали, но как по трясине-то проскочили?

-  Заколодело, знать... Морозы-то стояли куда как хваткие.

-  А они все пронюхали.

-  Все они знают! И кто им сказал?

Юрий Всеволодович проскакал верхом вдоль рядов лучников, придержал коня возле своего багрового стяга с ликом Спасителя, крикнул срывающимся на морозе голосом:

-Маячьте!

Вестовщики, поднявшись во весь рост, стали передавать по цепи условные знаки движениями рук над головой.

Сразу же затрубили полковые карнаи, и звериный рык воинских труб покатился вправо и влево от великокняжеской ставки.

Услышали его, как видно, и татары. Их несокрушимый строй будто на стену наткнулся. Упал с седла один всадник, второй, третий...

В стане русских опять поднялось ликование:

-  Не терпят нашей мусики!

-  Шибче дудите, нетрог их, сыпятся!

А татарские всадники, и впрямь, сыпались на снег. Кони, хромая и припадая, разворачивались боком. Иные ложились. Шедшие следом спотыкались о них. Образовалась свалка.

-  Что это с ними происходит? - недоумевал Юрий Всеволодович.

Другие военачальники тоже не понимали, в чем дело.

Первым сообразил Якум:

-  Княже, да это же наш шипы - невидимки там... Ты же сам велел их выковать. А татары, похоже, не все знают - напоролись на них, вот и сыпятся.

Юрий Всеволодович тоже вспомнил, что в самом начале стояния на Сити, еще по малоснежью наказывал насыпать по берегу реки этих смертельных для лошадей трехконечных шипов, которые, как их ни брось, все одним острием обращены кверху. Насыпали, да не везде. Теперь запоздало сетовали:

- Эх, надо было весь берег усеять!

Татары потеряли не меньше двух сотен коней. Ряды их снова сомкнулись и продолжали по-прежнему катиться вперед с устрашающим гулом и топотом.

Но еще одна неожиданность подстерегала их.

Сить закована была в прочную ледяную броню. Но не случайно река получила такое название: издревле на Руси ситью называли и камыш, и тростник, и осоку, а там, где росли они, особенно в заливах на мелководье, лед рыхлый, непрочный. Каждый малец в здешних местах знает, что выходить на лед надо подальше от камыша.