Страница 41 из 101
А на рассвете в субботу одиннадцатого мая русские обнаружили, что со всех сторон окружены словно бы выросшим за одну ночь лесом - столь бесчисленное множество полоцких воинов нахлынуло невесть откуда.
Игорь принял единственно правильное решение - пробиться к Донцу, до которого было пять-шесть верст и где можно было заложиться лесом, но половцы разгадали его план, выставили мощный заслон лучников. Пришлось держать круговую оборону. Русские воины стали железным кольцом, опоясавшись рядами красных щитов и ощетинившись копьями на длинных древках.
Половцев было числом в несколько раз больше, к тому же их лучники и метатели сулиц имели то преимущество, что дул сильный южный, попутный им ветер. Битва получилась ожесточенной, яростной, и неизвестно еще, чем бы закончилась она, не дрогни и не обратись в бегство Черные Клобуки.
Когда началось беспорядочное отступление этих поганых ковуев, ослабло и прекратило сопротивление воинство соседнего с ними полка, которым командовал Владимир. Его отец, раненный в руку, снял шлем, чтобы воины могли узнать его л лицо, и бросился в дрогнувшие ряды, пытаясь остановить бегущих, воодушевить их личным мужеством, но не успел, не смог сделать этого и был пленен.
Мимо того места, где проходил тот несчастливый для русских бой, случайно проезжал купец Беловод Протасо- вич. Все товары у него отняли половцы, но самого не тронули, и он борзо, верхом и налегке помчался на Русь, понес горестную весть.
В это время двоюродный брат Игоря и Всеволода великий князь киевский Святослав собирал в разных землях войско, чтобы пойти на половцев к Дону на все лето. Узнав, что Игорь с братией ушел в степь тайком от него, огорчился, а когда купец принес сообщение о страшной беде, заплакал и сказал:
- Ах, любезные мои братья и сыновья и бояре Русской земли! Дал мне Бог притомить поганых, но вы не сдержали юности своей и отворили им ворота в Русскую землю. Воля Господня да будет. Как прежде сердит я был на брата Игоря, так теперь жаль мне его стало.
А половцы между тем после своей победы загордились и начали собирать все свои силы для большого похода на Русь, ворота в которую, и верно, были распахнуты.
Хан Кончак пошел к Переяславлю, взял город Римов и с богатой добычей безопасно вернулся. Одновременно с Кон- чаком и хан Гза прошел на Русь иным, но тоже победным путем: разорил отчину Игоря, пожег села и острог у Путивля и с награбленным добром возвратился к своим вежам.
Не один только Святослав Киевский, но и все князья русских земель герько сожалели о случившемся. Почти сто лет между Ольговичами и Мономаховичами шла усобица, которая ослабляла Русь, не позволяла собрать силы для решительного пресечения половецких набегов, наконец настал мир между князьями, самое время было объединить силы для полной победы над степными хищниками. Но вот тщеславный, самонадеянный Игорь Северский поспешил и навлек неслыханные бедствия. Никогда еще русские не терпели такого поражения, никогда ни один князь не попадал в постыдный плен. А Игорь не только сам оказался в неволе, но еще с пятью тысячами ратников, за которых половцы назначили выкуп в пятнадцать тысяч гривен - сто восемьдесят пудов серебра, что составляло половину годового дохода всех пятнадцати русских княжеств.
Незадолго перед походом князь Игорь сосватал своему сыну Владимиру невесту - дочь хана Кончака, а потому находился в его ставке на особом положении.
Своя русская еда, хотя Игорь и к половецкой пище был привычен - кобыльим кумысом не брезговал, и рис с пшеном, отваренные в молоке, ел, и сыр - творог овечий, и мясо, которое клали большой лепешкой под седло лошади и которое во время скачки получалось как бы отбивное, только несоленое и пахнущее конским потом.
Двадцать человек к услугам Игоря. Для отправления церковной службы вызван из Руси поп.
Сват Кончак Отрокович был внимателен, говорил, посмеиваясь и скручивая тонкие свисающие ниже подбородка усики:
- Муторно тебе, князь. Жениться надо.
- У меня есть жена, Евфросиньюшка.
- A-а, Ярославна, дочь Ярослава Галицкого... Она же, поди, в монастырь постриглась. А как же? Ведь тебя уж не ждут на Руси, и она не ждет. Никто тебя на Руси не ждет.
- Почему это?
- А зачем ты там нужен? Проклинают там тебя.
- Есть за что, - согласился Игорь.
- Девки сладкие у меня для тебя есть, а-а?
- Но ночам слышится мне голос Ярославны.
- Э-э, князь! Понимаю так, что боишься ты, а зря. Ведь зеркало-то разбито!
Игорь слушал Кончака и удивлялся: как же странно переплелись отношения русских с половцами - то война, то дружба, то ненависть смертная, то сватовство... Вот знает хан про зеркало, которое будто бы было в алтаре Софийского собора в Киеве. Будто бы в плите синего прозрачного камня вставлено было заморское стекло, в котором чудесным образом можно было видеть, что делают люди, находящиеся где-то далеко. Ушел князь киевский в поход и долго не возвращался. Княгиня все время смотрела в зеркало, чтобы узнать, что случилось с супругом. Увидала один раз, что он держит в объятиях прелестную пленницу и в сердцах расколола чудесное стекло.
- Нет того зеркала, - весело продолжал Кончак. - Не узнает ничего твоя Ярославна.
- Много есть, Отрокович, прегрешений перед Богом тяжких, гнусных, но лишь одно на Руси не прощается - предательство. Как же могу я предать мою Евфросиньюшку?
Кончак смотрел непонимающе, ждал пояснения. Не дождавшись, спросил сердито:
- Чего же тебе надо?
- Известно, два главных занятия есть у русских князей - война да ловитва.
Хан открыл в быстром оскале зубы, что должно было означать широкую доброжелательную улыбку:
- Воевать - ты отвоевался, а ястреба-тетеревятника я тебе дам. В мытях ястреб - зайца берет, птицу любую бьет на лету, а дичи всякой тут, сам знаешь, сколь богато.
Хан не обманул: ястреб был приручен, выучен и не пуглив, хотя, как все ловчие птицы, беспокоился и бился, если ему смотрели прямо в глаза. И все несложные приспособления - клобучок, путцы, должик - Кончак дал собственноручно из тех, с которыми и сам управлялся на ловитвах с ловчими птицами.
- А нашесть?
- Зачем он тебе? Не руке будешь носить птицу. Наденешь кожаную персчатую рукавицу, чтобы он тебя не поцарапал своими когтями, и все!
- Верхом на коне сподручнее, когда есть нашесть.
- А конь тебе к чему? И без него очень хорошо.
- Пешком что за потеха? Ястреб ведь не собака, он добычу не подаст, а сам кормиться ей станет.
- Однако, князь, ястреб и не беркут, за ним и пешком- бегом успеешь, пока он не наклюется.
Так они перепирались, оба хорошо зная, зачем Игорю конь и почему давать его русскому пленному князю не следует. Безопаснее оружие дать пленнику, чем коня.
Каждый день выходил князь Игорь в степь или на запруженную речку. Дичь, верно, была - и куропатки с зайцами, и утки с лебедями, но Игорь почти не делал напусков, лишь носил ястреба на руке. А тот терпеливо ждал, когда снимут у него с глаз кожаный колпачок, освободят путцы на ногах от должника - долгого ремешка и напустят на кого-нибудь, с кем можно ему посостязаться в силе и быстроте.
Иногда Игорь удалялся глубоко в степь, где среди выжженной травы только белели кости да хрустели под ногами старые, высохшие овечьи катышки, конские каштаны. Куда бы ни уходил Игорь, он чувствовал за собой внимательный пригляд. Но, надо признать, неявный и негрубый. Просто вдруг проскочит мимо половецкий всадник будто бы по каким-то особым своим делам, взобьет пыль такую, что само солнце меркнет. Пыль в степи какая-то особенно едкая и липучая, забивает нос и рот, от нее слезятся глаза. Небо в полуденную пору иногда пылало столь нестерпимо, что даже мухи не липли.
Игорь все чаще останавливался на берегу реки Тор, на которой находилась стоянка Кончака, смотрел неотрывно, до рези в глазах туда, где дрожащим знойным окаемом едва-едва угадывалась родная земля.
Не он один помышлял о побеге. То тысяцкий Петр, то конюший Яков, улучив времечко, когда не слышат чужие уши, не видят чужие глаза, говорили слова неопределенные, но со скрытым намеком: